Ольга Лаврова - Побег
- За чем-нибудь да бежал. Думаю была причина. Какая - не знаю.
Третьему:
- Вас часто видели вместе.
- Клевета, истинный крест, клевета! Ни сном ни духом не причастен.
- Я вас не обвиняю. Спрашиваю об отношениях.
- Никаких отношений! Ничего общего! И статьи вовсе разные.
- Он, говорят, переменился в последнее время. Отчего?
- Не знаю отчего. Злой сделался. Как новеньких в барак прислали, так не подступись...
Опять Томин связался с Москвой.
- А что волноваться? - ответили с другого конца провода. - В конце концов, не бандит же - простой хулиган. Теперь из-за него всю милицию в ружье поднимать?
- Не будем дискутировать, - нажал на басы Томин. - Этот мужчина начинает мне не нравиться. Надо выявить все случаи хищения не только одежды, но и денег, документов. Пропажа буханки хлеба - и та сейчас может дать зацепку, ясно? Шевелитесь там, сони окаянные!
Между тем лейтенант по заданию Томина принес карточки тех, кто прибыл в последней партии. Бритые физиономии в фас и профиль и краткий текст. Томин перебрал их, на одной остановился.
- Глядите-ка, земляк. Иван Калищенко. Тоже еловский.
- Первые дни был даже с Багровым в одном бараке, - подсказал лейтенант.
- Так-так... Что за личность?
- Скользкий какой-то, товарищ майор.
- За что осужден?
- Работник почты. Систематическое хищение путем подлога. Кстати, он рядом. На кухне дневалит.
- Давайте его!
Калищенко доставили чуть не силой. Он и в дверях продолжал еще препираться с лейтенантом:
- Ну с одного города, ну и что?.. Здрасьте, гражданин начальник... Пойдут теперь допросы-расспросы!
- Не много ли шума? - постучал Томин по столу карандашом.
- Дак ведь от ужина оторвали! И так не ресторан, а коли еще простынет...
Калищенко можно было дать и сорок и пятьдесят в зависимости от выражения лица, подвижного и несимпатичного. Блудливые глаза и самодовольная щеголеватость, которую он умудрился как-то сохранить даже в ватнике, выдавали в нем бабника. Но не это резко настроило Томина против земляка Багрова. Сработал механизм, который Кибрит называла интуицией, а Томин по-русски чутьем. Чутье подсказало, что поганый, хитрый стоял перед ним субъект. Верить ему нельзя было ни на грош.
- Сядьте и отвечайте на вопросы.
Властный тон заставил даже лейтенанта вытянуться, а Калищенке, наверное, почудились на пиджаке Томина генеральские погоны.
- Слушаюсь, гражданин начальник, - притих он и уселся на краешек табуретки.
- Прежде знали Михаила Багрова?
- Кто ж его, колоброда, не знал? Тем более на одной улице живем, все художества на ладони.
- В каких были отношениях?
- А я чего? Я от него подальше.
- Что так?
- Дак ведь отчаянный был, только свяжись.
- Враждовали?
- Никак нет, гражданин начальник, делить нечего.
Есть у него какой-то камень за пазухой против Багрова. Но о чем спросить, как спросить, чтобы камень нащупать?
- И семью его знаете? - наугад копнул Томин.
- Так точно. Май Петровне завсегда здрасьте... - тут он ухмыльнулся слегка, и в ухмылке проскользнуло злорадство.
Томин помолчал, прислушиваясь к себе. Следующий вопрос был уже с прицелом:
- Вы женаты?
- Само собой.
- Жена ваша с Багровой общается?
- Куда нам, гражданин начальник: Май Петровна - дамочка культурная, много о себе понимает, у ней другие знакомства, с высшим образованием. А нас ежели когда пострижет-побреет - и все наше удовольствие.
Придуривается. Но чем-то его Багров с женой уязвили. Может, взять на уважительность? Такие вот поганцы обожают престиж.
- Калищенко, я нуждаюсь в вашем совете. Как человек, знающий Багрова с детства, что вы можете предположить о причине побега?
Нет, не купился.
- И-и, мало ли что Мишке в голову могло взойти! Я за него отвечать не берусь.
- Противный тип, верно? - вскользь кинул Томин.
- Ой, верно! - и сразу спохватился: - Конечно, как на чей вкус.
- Куда он, по-вашему, мог податься?
Калищенко затряс головой:
- Знать не знаю, ведать не ведаю!.. Да пропади он пропадом, чтоб я из-за него холодную кашу ел!
- Ладно, идите.
Тот поспешно удалился. И даже воздух в помещении посвежел.
- Что-то тут нечисто... - обратился Томин к лейтенанту за неимением другого собеседника. - Но правды он не скажет.
- А если припугнуть?
"Ай да дипломник педвуза!"
- У вас практикуются пытки? Или есть яма с голодными тиграми? Ладно-ладно, шучу, - потрепал он по спине покрасневшего лейтенанта.
И в третий раз сел за аппарат спецсвязи. По счастью, Знаменский оказался на месте.
- Про субботу помнишь? - заорал в трубку. - Смотри, мать обидится!.. Что?.. Иван Калищенко?.. Н-нет, Саша, такой по делу не проходил и никем не поминался.
- Меня, понимаешь, совпадение настораживает. Появляется Калищенко, Багров делается сам не свой, выдумывает историю насчет кражи и с комфортом уезжает из колонии. И бежит. Причем сам Калищенко Багрова безусловно не переваривает и о жене его отзывается с каким-то ядом. Словом, насолить ему он бы не отказался.
- Раз земляк, привез какие-то вести с родины, - уверенно сказал Знаменский.
- Мог и выдумать, он такой.
- Да?.. Саша, тут что-то с женой Багрова. Ради нее он способен на любые дикости.
- Так ли? Когда предложили свидание раньше срока - не сморгнул.
- Это неважно, это поза! Например, мне ругал ее на все корки. Я почти поверил. Только потом понял, что там что-то сложное, роковые страсти-мордасти.
- И что может быть с женой? Заболела? Отказалась от свидания?
- Не знаю.
- Ну что ж, пожелай мне тогда счастливого пути в Еловск.
С этого разговора начало в Томине нарастать смутное беспокойство. Он даже подумал о самолете (хотя убежден был, что в любом случае опередит Багрова), но погода завернула нелетная.
...И опять он спал в купе, смотрел в окно, доедал со дна сумки дорожные припасы.
Поезд, сначала полупустой, постепенно заселялся. Где-то плакал грудной ребенок. За стенкой азартно забивали козла. Дюжий буфетчик из вагона-ресторана развозил кефир и конфеты; потом собирал бутылки. Все это не мешало. Но ни есть, ни спать уже решительно не хотелось. Томин амнистировал "Робинзона Крузо", пробежал десяток страниц и отложил. Было неспокойно и скучно. Он уже жалел, что проинструктированная начальником станции проводница так долго охраняет его от попутчиков.
О Багрове думать-гадать бесполезно, нужна свежая информация. Он решил подумать о субботе; сочинить нестандартный тост. За этим занятием его таки сморило, и как раз тогда явились попутчики. Набилась в вагон компания туристов с рюкзаками, лыжами и прочим снаряжением. На долю Томина достались два парня и некрасивая девица в очках.
Когда он открыл глаза вторично, парней оказалось уже трое, и девушки (обе новенькие и смешливые) резали на газете батон.
"Либо ходят друг к другу в гости, либо размножаются почкованием. Второе, конечно, забавней, но купе не резиновое".
Он умостился поудобней в своем уголке. Забренчали на гитаре, завелись петь, бросили, переключились на анекдоты. Забулькало в стаканах, запахло пивом. Песни были известные, анекдоты тоже.
"Вернемся к тосту, концовка еще не дотянута".
Через несколько минут он уловил, что речь шла о нем:
- Да он и не спит. Он просто меланхолик.
- У него сварливая теща и куча детей...
- Ребята, перестаньте.
- А собственно, почему? Битых два часа человек сидит как истукан. Не ест, не пьет и не веселится. Это неестественно.
- А может, он просто стеснительный?
- Сейчас я выясню! - произнес задорный девичий голосок.
Томина дернули за рукав, и он отозвался притворно-сонливым тоном:
- Я вас слушаю.
- Скажите, вы всегда такой... м-м... унылый?
- Я очень мрачен от природы. Кроме того, без малого два дня я толок воду в ступе. Не пробовали? Жуткое занятие.
- А куда вы едете?
Девушка была смугленькая, с ямочками на щеках. Ладно, давай поболтаем.
- В маленький далекий городок.
- Там вы тоже будете толочь воду в ступе? - ямочки стали глубже.
- Не исключено.
- Мне вас искренне жаль... Хотите бутерброд с сыром?
- Кажется, нет.
- А с колбасой?
- Спасибо, еще меньше.
- Ко всему прочему вы еще и вегетарианец? - вмешался сидевший рядом парень с гитарой.
Вместо ответа Томин тронул пальцем струну:
- Слышишь звук? Подтянуть надо.
- Может, споем? - улыбнулся тот насмешливо.
Томин забрал гитару, тщательно настроил. И сыграл "Чижика-пыжика".
- Ничего смешного. Подчас это сложнейший вопрос - где был Чижик-пыжик такого-то числа в такое-то время...
Он коротко задумался: в субботу непременно заставят петь. Надо хоть вспомнить, как это делается.
Он взял несколько аккордов и запел - ребятам не знакомое, потому что свое: про часы, которые шли, опережая время, и очень этим гордились; потом про то, как за Полярным кругом решили строить арбузолитейный цех... Тексты у Томина были юмористические, подтекст грустный и вольнодумный, мелодии запоминающиеся.
