Ольга Лаврова - Побег
Луна уплывала из окошка, и светлый квадрат сползал с Багрова и терял четкость.
Томин переступил с ноги на ногу и пошевелил пальцами в ботинках: подошвы стыли.
"Да-а, братец, мягкие тапочки только дома годятся".
В амбаре гуляли сквозняки. Дверь покачивалась с тихим басовитым скрипом.
"Давно бы уж назад ехали, кабы не уговоры. Досчитаю до двадцати. Если будет молчать, прямо назову Катю. Кто еще ему "родная"? А эта красивая злючка могла, могла!.. Раз. Два. Три. Четыре. Пять. Шесть. Семь..."
Ветер снаружи разыгрался всерьез. В амбаре зашептались обрывки бумаги.
"Майор, похоже, честно старается... Майя ждет в милиции... Гаишник жив... Господи, сколько еще сидеть... Катька, змея, могла и наврать. Как она потом за мной бежала, как звала... Я никого не убил. Хоть это хорошо... А зачем тогда все было? Тоска душит - сил нет... Но Майя ждет. Она меня ждет. Еще раз ее увижу..."
Багров расслабился.
Томин расслабился.
Шофер, подслушивавший у стены, расслабился и потер замерзшее ухо.
И тут дунул ветер, и дверь за спиной Багрова гулко хлопнула.
"Продал?!" - яростно взорвалось в его мозгу, он вскинул пистолет и выстрелил в упор.
Распахнул дверь, готовый к сражению. За дверью было пусто.
Багров обернулся к Томину, который еще стоял, покачиваясь, пытаясь зажать рукой бьющую из раны кровь.
- Майор... - леденея, позвал Багров. - Майор!..
- Дурак, - сквозь зубы произнес Томин и стал оседать на пол, уже не слыша голосов подбегавших людей.
* * *
Молча и недвижно сидела Майя Петровна в дежурке. Рядом притулилась Катя. Наплакалась и уснула.
В милицию она ворвалась, причитая:
- Мамочка, прости! Мамочка, прости!
Ни слова не проронила Майя Петровна, слушая захлебывающуюся исповедь дочери. Только смотрела с глубоким отчужденным изумлением. Были вещи, которых она не прощала...
Далеко за полночь возле горотдела затормозила машина. Майя Петровна встала, выпрямилась. Первым вошел осунувшийся участковый.
- Иван Егорыч... - вопросительно потянулась к нему Багрова.
- Ведут, - угрюмо буркнул тот и направился к дежурному. - Ведут ее ненаглядного.
- Да она не в курсе, - вполголоса пояснил дежурный.
- И зря! Докатился ваш Багров, - обернулся Иван Егорыч, - на человека руку поднял.
Майя Петровна совсем побелела.
- Загорский?..
- Загорский жив-здоров. А вот майор...
- Погиб?!
- На грани, - отрезал Иван Егорыч и тяжело сел подле дежурного.
- О нем Москва справлялась, - вспомнил тот.
- Надо сообщить. Родных вызвать...
Катя со сна ошалело уставилась на отца, переступившего порог дежурки. Движения его были заторможены, вялы, лицо безучастно. Вот шатнуло, и Гусев подпер его плечом. Но даже Катя поняла, что шатало не спьяну. Сказывалось телесное и душевное изнеможение.
Багров медленно поворачивал голову, осматриваясь. На Кате задержался, но довольно равнодушно. Наконец увидел жену. К щекам, ко лбу прилила кровь, жилы на висках вздулись неестественно, в мизинец толщиной. Он разлепил спекшиеся губы:
- Майя, прости...
Это было все, что у него сейчас было. Два слова. Единственная просьба к судьбе.
Дежурка забыла дышать, переживая драматичность момента.
Майя Петровна без звука подняла ладонь, обращенную к мужу, и широко повела ею в воздухе, будто ограждаясь невидимой стеной.
Отреклась.
Хуже любого приговора, потому что пожизненно.
Накинула пальто, платок и вышла, как из пустой комнаты.
Катя нагнала ее возле милицейской "Волги". Майя Петровна о чем-то расспрашивала шофера.
- Мамочка! - вцепилась в нее Катя. - Прости его! Это я виновата! Он такой несчастный!.. Как мертвый!..
Майя Петровна легонько оттолкнула дочь и второй раз за вечер посмотрела на нее в крайнем изумлении. Но теперь в глазах появились проталинки.
- Вернись и накорми его, - приказала она. - В сумке все есть.
- А ты?!
- Я в больницу. Не жди.
* * *
Пал Палычу не спалось. Тоскливая штука - бессонница. Не так давно и улегся, а уже мочи нет. С боку на бок, с боку на бок...
Телефонный звонок выдернул его из постели и в три прыжка донес до прихожей.
- Прошу прощения, что разбудил, - сказала трубка голосом дежурного по городу. - Но тут из Еловска поступили новости, и я подумал...
- Не тяните, Григорий Иваныч!
Тот зачитал телефонограмму, добавил что-то сочувственное.
Знаменский деревянно поблагодарил. И остался стоять в прихожей, слепо уставясь на свои босые ноги, без определенных мыслей и чувств, зная только, что в его жизни стряслась огромная беда.
