Дия Гарина - Битте-дритте, фрау-мадам
— Дернул черт нашего мэра, — улыбка Алексея вышла уж чересчур кривой, — начать войну не на жизнь, а насмерть с игорным бизнесом. А точнее с человеком, который весь этот бизнес у нас «держит». С Иловским Петром Петровичем — честным предпринимателем с почти чистым прошлым.
— Вот именно «почти»! — нервно вставила Саша с заднего сиденья. — Все знают, что он не сидел только благодаря взяткам! И теперь он хочет…
— Погоди, Саш, — перебил ее Панфилов. — Хотеть-то он хочет. Но вот на что он ради этого готов пойти…
— Да на все! — Александра с каждой минутой заводилась все больше. — Если ты уже телохранителя для Пашки нанял…
— Для кого? — прозвучавшее имя вызвало у меня такое торнадо эмоций, что я чуть не задавила перебегавшую дорогу курицу.
— Для Пашки. Нашего десятилетнего оболтуса, — пояснил Панфилов и продолжил: — В общем, наш мэр… вон он, кстати…
Алексей махнул рукой, и я была осчастливлена лицезрением первого джентльмена Ухабовского района. С огромного рекламного щита на меня приветливо смотрел актер Ивар Калныньш, опираясь рукой на слоган: «Нашему району достойное будущее». Почему-то стало очень досадно. С таким лицом не в политику — в кино прямая дорога. И была бы у народного избранника всероссийская слава, а не призрачная власть в захолустном уезде…
Рекламная улыбка мэра уже припорошилась пылью, вылетевшей из-под наших колес, а я все никак не могла отделаться от этой мысли и сосредоточиться на рассказе Алексея. И удалось мне это, когда он уже красочно описывал свой разговор с владельцем всех окрестных казино.
— Постойте. Я что-то упустила, — пробормотала я. — Причем тут вы?
— При том, что, опережая готовящийся Указ президента об игорных зонах, мэр подписал постановление, запрещающее азартные игры в нашем Ухабове.
— И он до сих пор жив? — вырвалось у меня.
— Жив, — усмехнулся Алексей. — Потому что оставил Иловскому лазейку. Казино и автоматы могут работать, но не ближе чем в двенадцати километрах от городской черты.
— Ерунда какая! — фыркнула я. — Какую прибыль можно получить в двенадцати километрах от города?
— Мою, — Алексей дернул щекой, и я превратилась в слух.
— Дело в том, что по каким-то непонятным причинам народ наш азартные игры не жалует, — продолжал Алексей. — Иловский давно бы прогорел со своими казино, если бы километрах в одиннадцати от города не построили бы отели для наших российских рокфеллеров. Они не пустуют никогда — очень уж приглянулся уставшим от Ницц и Канар бизнесменам наш тихий околоток. Вот и вырос в бывшем заповеднике на берегу обалденно красивого озера этот вип-городок. Тишина. Благодать. И… Скука. Вот и зачастили богатые клиенты в Ухабов — приобщиться к порокам цивилизации. Им развлечение, Иловскому сверхприбыль…
— А теперь лавочку закрыли, — вставила Саша, неодобрительно сверкая глазами в затылок мужу. — И поэтому Иловский пришел к тебе…
— Зачем? — я все еще не понимала.
— Затем, уважаемая Ника, — Панфилов повернулся ко мне всем телом, — что мой земельный участок, находится как раз в двенадцати километрах от города. Затем, что там есть и свет, и водопровод и канализация. Затем, что вип-городок — на другой стороне озера. Затем, что лучшего места под развлекательный комплекс Иловскому не найти.
— И вы отказались уступить ему свою землю, — я, наконец, начала немного соображать. — Но ведь этот Иловский наверняка предлагал вам хорошие деньги. Почему вы отказались? Ведь вы отказались?
— Вот именно, отказался! — Саша была уже близка к истерике. — Дурак! На эти деньги мы могли бы в Москву переехать. И новое дело открыть!
— Успокойся, Сашка, — на этот раз голос Алексея звучал почти грубо. — Мы уже обсуждали это. Если бы Иловский вел себя не как упившийся барин, уверенный, что стоит ему потрясти у меня перед носом пачкой евро, и я на четвереньках за ними поползу, все могло бы быть по-другому.
— Все было бы по-другому, если бы ты не слушал своего Зацепина, раскрыв рот, как третьеклассник на сеансе стриптиза, — Саша все еще кипела праведным гневом. — Это он тебе голову заморочил своими идеями национального возрождения. Нравственностью. Честью и достоинством!
— Что плохого в чести и достоинстве? — на всякий случай я решила поддержать своего нанимателя. И пусть его супруга сверкает на меня глазами в зеркало заднего вида.
— А то, что Петя Иловский не привык, когда ему отказывают. — Похоже, Саша тоже не собиралась сдавать позиции. — Он будет добиваться своего — и добьется. Думаешь, один телохранитель сможет защитить Пашку, если Иловский решить его выкрасть, чтобы сделать тебя посговорчивей?
Вот тут она была права. И Алексей понимал это не хуже меня. Поэтому ответил:
— Я же говорил, что он не угрожал мне. И потом, сейчас не криминальные девяностые. Ему не нужна такая репутация. Он теперь человек публичный. Меценат. Детский фонд создал. Нет, он на такое не пойдет. Придумает, что-нибудь потоньше. Чужие руки привлечет… Так что я уверен, Пашке ничего не угрожает. А телохранитель — это на всякий случай. Такой который учесть нельзя.
— Леша, я все равно боюсь, — очень тихо сказал Саша.
И надо сказать, что все основания для этого у нее были. Потому что гипогликемическую кому, едва не унесшую ее мужа на тот свет, вызвал укол инсулина, который можно купить в любой аптеке. А иглы в инсулиновых шприцах сейчас такие тонкие, что сидящий рядом со мной мужчина даже не почувствовал укола. И умер бы через час после введения нужной дозы, не окажись меня рядом, потому что никаким диабетом не страдал. А получившая наследство вдова не смогла бы отказать господину Иловскому. И вскоре в двенадцати разрешенных километрах от Ухабова на берегу озера вырос бы русский Лас-Вегас районного масштаба.
— Вот здесь сверните, — Панфилов указал на убегавшую за пригорок грунтовую дорогу.
И я, послушно съехав с асфальта, погнала «десятку» по красноватой, сухой как пепел, земле. Разговор сам собой прекратился, и под одинокий рык мотора проносились мимо нас измученные жарой кусты, за которыми вперемешку теснились белые березовые и розовые сосновые стволы. Раскинувшийся вокруг лес казался светлым и радостным, но природным красотам не удавалось разогнать тучи, клубившиеся в душе. Вроде бы грех жаловаться: теперь я при деньгах, при работе… Только сердце почему-то упрямо отказывается верить в неожиданно наступившую светлую полосу.
— Посигнальте, — попросил Алексей, и я послушно нажала на клаксон, не понимая, кому и зачем мы гудим.
Неожиданно дорога сделала резкий поворот, за которым метрах в пяти притаился деревянный шлагбаум. Что есть силы вжав педаль тормоза, я успела предотвратить столкновение и мысленно отерла холодный пот. Не стоит в самом начале работы портить имущество нанимателя. Вот потом…
Потом из-за поворота появился бородатый мужчина. А я как открыла рот, чтобы о чем-то спросить Панфилова, так и не закрыла его, не отрывая от незнакомца удивленного взгляда. К шлагбауму подходил… мужик. Настоящий мужик из глухой деревни века девятнадцатого. В рубашке-косоворотке, отделанной ярко-красной вышивкой, и полотняных штанах, заправленных в короткие сапоги. В руке мужика поблескивал здоровенный топор, так и просящийся в дело.
— Привет, Леха! — осклабился мужик, и у меня отлегло от сердца.
— Здравствуй, Николай, — Панфилов распахнул дверцу и, сделав несколько шагов по чахлой травке, крепко стиснул свободную от топора руку.
Теперь я могла позволить себе получше рассмотреть странного крестьянина. Короткая густая борода, скрывавшая половину лица, была чуть темнее светлых выгоревших волос, довольно длинных и поэтому прихваченных, пересекавшей высокий лоб тесемкой. Ростом крестьянина Николая бог не обидел. Рядом с ним я могла бы позволить себе даже любимые десятисантиметровые шпильки. Борода делала его старше, но живые светло-серые глаза, окинувшие меня внимательным взглядом, выдавали истинный возраст — чуть меньше сорока.
— Вот, знакомься, — Алексей кивнул в мою сторону. — Ника Евсеева. Будет приглядывать за моим Пашкой. Что-то вроде телохранителя.
«Что-то вроде»! Мое возмущенно «пф», прозвучало на весь лес.
Николай понимающе улыбнулся и, не дожидаясь Панфилова, представился сам:
— Николай Чинаров, вожатый.
— Кто? — не поверила я, проносившая красный галстук положенные шесть лет. Очень уж не вязался образ вожатого с полотняными штанами и густой бородой крестьянина Николая.
— Вожатый-вожатый, — очень серьезно подтвердил Панфилов. — Сейчас сами все увидите.
Немного выбитая из колеи, я двинулась следом за Панфиловым и Николаем, не забыв тщательно закрыть машину. Саша шла за мной, и от ее неодобрительных поглядываний нестерпимо чесалась моя чувствительная спина.
