Ольга Лаврова - Хроника раскрытия одного преступления
Кто-то начинал говорить - можно было прочесть по губам:
- Мы потеряли товарища, который... - и у человека перехватывало горло, он останавливался, чтобы подавить рыдание...
Конечно, из просмотренного материала немудрено было сколотить ординарную короткометражку, снабдить ординарным дикторским текстом и вернуться к своим брошенным делам. Но в тот период широкой популярности "ЗнаТоКов", после взрывного успеха "Следователя" казалось неловко схалтурить. Да и рижане заслуживали большего.
Мы поняли, что будем делать фильм, хотя и не известно пока, из чего. Отправились в рижскую тюрьму - старый краснокирпичный бастион, который приметили еще из окна вагона при въезде в город, но тогда не угадали его назначения. Посетили Красовского и Мезиса в их камерах: надели белые халаты и изображали медкомиссию.
Нельзя сказать, чтобы нам открылось многое: оба были замкнуты и безучастны, а встряхнуть их, объяснив подлинную цель визита, мы не могли. Красовский оживился немного, лишь когда его спросили о пальце - том самом, который укусил Инар, когда Красовский вцепился ему в горло. О происхождении травмы он, понятно, умолчал, но с откровенной жалостью к себе сообщил, что палец болит и мешает спать. (Выходит, если б не палец, то спал бы спокойно!)
- Нет, я не в том смысле, что претензия... медицинскую помощь оказывают, через день сестра перебинтовывает и мажет чем-то...
Но чувствовалось: он недоволен перевязками через день. Почему не позаботятся, чтобы палец не болел вовсе? Ведь есть же средства. С какой стати он должен маяться по ночам из-за ноющего пальца!?
(Характерная мерзкая черта, знакомая всем врачам в местах лишения свободы: именно те, кто ни в грош не ставит чужую жизнь, как с писаной торбой носятся с любой своей болячкой.) Перед возвращением в Москву мы собрались с киногруппой, следователем и оперативными сотрудниками на совет.
Наиболее сложная задача ложилась на Раупса: он был просто обязан вызвать Красовского и Мезиса на разговор по душам, высечь искры каких-то чувств на допросах, заставить преступников обнажить нутро, куда зритель мог бы заглянуть, чтобы понять: почему? как? и зачем?
Тут требовалась иная манера обращения с подследственными, набор иных, не вполне стандартных вопросов и кое-какие психологические ходы, способные вывести их на откровенный разговор.
Все это мы коллективно обговорили, записали и пожелали Раупсу как можно крепче позабыть про кинокамеру и сосредоточиться на своей задаче, от которой зависела удача фильма...
И вот пленки и фонограммы привезены в Москву, мы засели за просмотры, прослушивание и обсуждение, как складывать фильм.
На первый взгляд, усилия Раупса увенчались успехом лишь в отношении Мезиса: тот предстал "в разрезе"... Красовского же обнажить не удалось. Он упорно держался раз принятого лицемерно-смиренного тона, то и дело повторял "откровенно говоря", а сам вилял, уклонялся, прямо-таки вьюном вился, чтобы как-нибудь себя обелить. С особой настойчивостью он отрицал преднамеренный, тщательно продуманный характер совершенного преступления.
- Почему жертвой был избран Карпов? - спрашивал, например, Раупс. "Откровенно говоря, - отвечал Красовский, - я не выбирал, даже не задумывался, мне было все равно: Карпов, Иванов или Петров. Возил меня в загс? Не помню, это неважно, мне эта машина была нужна".
Он не задумывался. Куда ж откровенней! Будто не знал, что Инар на редкость мягок и не умеет отказывать! При той репутации, которой Красовский пользовался в парке, далеко не каждый согласился бы тащиться с ним куда-то за город. Не из страха - в голову не пришло бы то, что он замыслил, но просто не стали бы связываться. Как сказал один из шоферов: "Охота была на него любоваться, пассажиров хватает. Да и где ему взять денег на такой конец? Не представляю, зачем Инар поехал!"
Судя по обрывкам дорожной беседы, которые мог припомнить Мезис, Красовский обошел Инара расчетливо и тонко: ему якобы надо повидать тещу и уговорить, чтобы она помирила его с женой. Прекрасно он помнил, кто возил его в загс! И соображал, что, сам счастливый в браке и отцовстве, Инар не ответит отказом на подобную просьбу...
Шаг за шагом Раупс разоблачал лживые утверждения Красовского, но это не приближало того к признанию. Вместо опровергнутой лжи он, смиренно вздыхая, выдвигал новую, и невозможно было добиться от него хоть какого-то искреннего чувства.
Был, в частности, записан на магнитофон голос вдовы Инара Карпова. Ее спросили: нет ли у вас потребности что-то сказать убийцам? Есть? Вот вам микрофон. Минут через пять силы оставили женщину, полились слезы, но то, что она успела сказать, проняло бы любого - страстный, горький и протестующий крик души. Мезис, слушая запись, вздрагивал и закусывал губу. Красовский только потупился, чтобы скрыть скуку в глазах. И в последовавшем затем допросе по-прежнему проскальзывал между пальцев, холодный и бесформенный, как желе. Зато надо было видеть, до чего он всполошился, ознакомясь с постановлением о предъявлении обвинения.
- В чем же вы не признаете себя виновным? - осведомился Раупс.
- Вот что хотел шофера убить... Это - нет!
- А как же иначе вы предполагали действовать?
- Вот, откровенно говоря, видите, тут так было... Конкретного плана, вот именно, не было... Я ехал на дачу, если откровенно уж говорить. Хотели мы, я лично хотел, связать водителя. Но когда Мезис нанес ему удар... то тут уже получилось...
- Связать - и дальше?
- Дальше оставить вместе с Мезисом на даче.
- Ну а потом?
- Потом он должен был уйти.
- И водителя отпустить?
- Ну конечно! Ясное дело!
- Вы говорите, хотели связать его. Веревкой?.. Ладно, допустим. Но у вас веревки не было с собой? Не было! Значит, шофера вы намеревались убить.
- Что вы! Что вы! Ради бога... Что вы, шутите, смеетесь, как говорится?..
- Такое преступление никто не совершает, если знает, что о нем станет быстро известно. Это уже логика.
- Но скрыться... я же принял решение...
- Так для чего тогда вы приготовили заранее орудия убийства? Вилы покупали?
- Ну, это так, на всякий случай инструмент мы заготовили.
- Когда Мезис сел в машину, у него было что-нибудь с собой прихвачено?
- Да, у него в сумке был ломик, а еще были... там если кровь... тряпки.
- Вилы он тоже взял?
- Вилы... у меня были.
- Ясно. В чем вы себя еще не признаете виновным?
- Инкассатора убивать мы не собирались. Вернее, я не собирался убивать. Это он так предложил, а я говорю: это не годится.
- Выходит, инициатором такого плана - убить шофера и инкассатора - был Мезис?
- Ну, просто разговор, это не план был, потому что я сказал, что это никак не годится, никак не пойдет...
- Каким же образом вы надеялись завладеть деньгами?
- Ну оглушить немножко инкассатора я лично думал...
- Хорошо, оставим это. На несколько вопросов я ответа так и не получил. Во-первых, почему у вас родилась мысль совершить преступление?
- В связи с моими личными неприятностями... женитьба, можно сказать, неудачная... то есть не то чтобы неудачная, но не такая, как надо бы... Ну, потом заходили там дружки. Гляжу, на углах стоят, сшибают копейки. Думал, не дай бог, и меня такая участь ждет... Ну вот, если с юмором подойти, решил миллион, как говорится, отхватить. И отхватил...
- Хотели иметь много денег?
- Нет, не хотел я много денег. Деньги вообще не радовали. Не только не радовали, вообще не знал, что с ними делать даже... Я хотел чего-то нормального. Хотел мать забрать. Мама должна была на пенсию пойти, и я так собирался к этому времени начать жить нормально... Уехал бы куда-нибудь в глушь... в какой-нибудь бедный колхоз. Работал бы хоть конюхом, писал бы книжки для детей.
Тут даже нашему невозмутимому Раупсу явно сделалось муторно.
- С картинками? - едко произнес он. - Так и в протокол занести? Что убили ради мамы... И желая в дальнейшем писать детские книжки?
Нет, не открывался Красовский! Остался за семью замками со всей своей судьбой и психологией. И Раупс не виноват: поди-ка добейся правдивости от подследственного, который принципиально "не видит", когда его уличают, и без устали плетет самые гнусные нелепости!
Тусклое лицо, бормочущий голосок. Если отвлечься от содержания и определить интонацию, то ближе всего его речь походила на тягучий, нудный разговор о плохой погоде. Непробиваемое лицемерие. Маска. Внешняя оболочка. Защитная окраска. Вроде бы правильно, так оно и называется. И однако что-то здесь не то, определенно не то! Что же должна маскировать эта маска и что такое сокровенное и тайное призвана она защитить от взора следователя?
Ну, к примеру, хотел денег. Это ж очевидно. Да и велика важность, раз все равно грозит высшая мера. Признайся он сейчас еще в пяти убийствах - будет ему та же высшая мера! Не две, не три - одна и та же. К чему, спрашивается, столько усилий?
И начали мы подумывать: а есть ли что-нибудь там, под внешней оболочкой? Вдруг да вообще пусто?! По укоренившейся привычке мы непременно ищем человека. Хоть остатки человека, хоть какую-никакую растленную, но душу. Но в конце концов у всякого правила бывают исключения. Не ищем ли мы нечто отсутствующее?
