Маргарет Форд - Уик-энд
Он произнес это осторожно, поскольку это было ложью, и он не хотел выдать себя фальшивой нотой. Он часто думал о новой близости с Лайлой, но первая оказалась такой неудачной, что он боялся рисковать. Он помнил её насмешливые глаза, которые, глядя на него, почти говорили: "Покажи мне. Покажи мне, что вселяет в тебя уверенность в том, что ты способен поразить меня." Вежливая, холодная, механическая Лайла. Все произошло на острове у Харри, на розовом диване. Было полнолуние. Он помнил бархатную ночь с безупречно круглой желтоватой луной. Он включил музыку, служившую фоном. Они пили "Дюбонне" со льдом. Он тщательно подготовил эту сцену. И она оказалась фальшивой, как любая продуманная любовная сцена. Он испытал потрясение.
Он с трудом вернулся в настоящее и уточнил свое местонахождение. "Сессна" висела над озером, имевшим форму полумесяца, у одного края которого высилась скала. До озера Сигрэмов оставалось два десятка миль. Он увидел его, когда леса сменились аккуратными фермами.
- Ты меня смешишь, - сказала Морин, не смеясь. - Ты не можешь находиться возле хорошенькой женщины и не испытывать при этом желания трахнуть её.
Он посмотрел на нее, на знакомую бледную кожу, на пряди обесцвеченных волос на висках, на короткий нос, на массивные солнечные очки, скрывающие близорукие глаза. Какими скучными оказывались эти перелеты! Какими чертовски утомительными!
- Я рад, что ты находишь меня забавным, - сказал Рик. - Конечно, я хочу переспать с каждой женщиной, которую вижу. О чем ещё мне думать?
В последовавшей паузе, которая не принесла разрядки, он посмотрел вниз и вперед, думая о посадке на озеро Харри Сигрэма; его сознание парило между городом, который он покинул, и лежавшей внизу землей. Почему он согласился отправиться на этот порочный уик-энд? Наверно, приглашение звучало так безмятежно и чисто посреди городской грязи, шума и смога. Остров показался ему земным раем. Но он не подумал о ждущем его напряжении, о безнравственности этой компании (и многих других, состоявших из его друзей), о возможных осложнениях, которыми чревато присутствие на острове шестерых человек. Нет, он увидел в этом уик-энде лишь шанс сбежать из города, и ничего более.
Он не подумал о том, что окажется в ловушке со своей женой, среди старых развращенных друзей. Он забыл о том, что ему придется терпеть общество Макса Конелли и знать, что его дорогая супруга Морин готова исполнить любое желание пианиста и будет хотеть его, как голодная сучка. Он забыл о коварном обаянии Макса, его музыке, тягостных депрессиях, враждебности. Он совершенно забыл о том, что ему придется слушать бесчисленные рассказы Харри о его знаменитых друзьях, разглагольствования о планах на будущее. Он забыл, что Поппи Сигрэм постоянно находилась на грани нервного срыва и была непроницаемой, как Далай-лама. Он не принял во внимание холодные оценивающие глаза Лайлы, напоминавшие ему на каждом их совместном обеде и коктейле о его сексуальной неудаче.
О, нет. Он думал лишь об острове, бегстве из города, о прелести купания в прохладной воде и свежем ветерке, охлаждающем кожу. Узник пентхауса, под которым ревел и мелькал автомобильный поток, Рик, оглушенный пронзительными голосами соседей, представил себе уик-энд как путешествие в рай. Его окружали картины французских импрессионистов, кондиционеры и антиквариат. Плавая в океане чувственности и постоянно ощущая угрозу, исходившую от порочных кожаных кушеток с пациентками, он легко поддался соблазну, который представляли деревья, вода и тишина. Он упустил из виду человеческий фактор. Он понял значение этой ошибки, сидя рядом с Морин и слыша тот же утомляющий голос, что доносился из его бирюзовой ванной или примыкающей к ней оранжереи. На высоте сорокового этажа или горы все звучало точно так же. Он пролетел две сотни миль, чтобы услышать словесный мусор Морин, ощутить напряжение, исходившее от его друзей, поесть пищу, которая ничем не превосходила ту, что он получал дома, выпить те же дорогие напитки, что стояли в его личном баре. Только воздух будет чище.
Морин прервала его раздумья неожиданным вопросом:
- Я недостаточно темпераментна, Рик? Поэтому ты гоняешься за другими женщинами?
Вот, подумал он, смешивая в одной метафоре разные эпохи. Начинается вторая бомбардировка. Выдвигай тяжелую артиллерию, заряжай пушку и лей кипящее масло на мою многострадальную голову.
Да, боль Морин была вполне реальной. Она чувствовала себя одиноко, потому что он много времени отсутствовал. Морин казалось, что ею пренебрегают. Она сожалела об оставленной карьере. И её вопрос имел под собой почву. Она действительно была недостаточно страстной, но что они оба могли поделать с этим? Он знал, что ему не удалось затронуть её самые чувствительные струны. Не мог возбудить её. Беспокойство Морин по поводу его измен имело защитный характер, было порождено не любовью. Так она перекладывала вину на него. Что касается его собственных мотивов, то как бы привлекательна ни была его жена, он все равно продолжал бы искать новых женщин.
- Ты считаешь, что спас меня от ощущения собственной несостоятельности, - продолжила она, имея в виду свое старое желание стать певицей.
Она пришла к нему, не зная, должна ли она продолжать свою карьеру, когда Макс бросил её. Как личный психиатр Морин, он показал ей, что музыкальная карьера - не для нее. Для такой жизни ей недоставало таланта и самодисциплины. Теперь она обвиняла его в том, что он помешал ей стать звездой "Метрополитен-опера".
- Ты решила оставить музыку. Не я принял это решение за тебя, сказал он. - Не понимаю, почему ты жалуешься на меня с такой обидой в голосе. Мы часто занимаемся любовью.
- Недостаточно часто для того, чтобы ты оставался верен мне.
(Ничто не могло сделать его верным мужем. Ничто.)
- Немногие мужчины моногамны, - отозвался он.
- Они не изменяют женам так явно.
Она снова начала сердиться.
- Это меня унижает.
Момент посадки приблизился; им предстояло встретиться с людьми, быть любезными с ними. Он хотел остановить её нападки, прежде чем они перейдут в следующую стадию с криками и слезами. На прошлой неделе, когда она бросила в него пепельницу, его испугала не только возможность получить травму черепа. С ним едва не случился сердечный приступ, когда она заявила ему о том, что нашла в его кармане телефонный номер любовницы и позвонила этой женщине.
В этот миг его сердце сжалось до размера таблетки аспирина. Он тотчас подумал о Марианне Грэхэм. Она не являлась его любовницей в точном значении этого слова, потому что эту связь нельзя было назвать важной для Рика. Но Марианна была его пациенткой.
- Сегодня я позвонила твоей любовнице и сказала ей, чтобы она перестала встречаться с тобой, - выпалила Морин, когда пепельница пролетала мимо его уха.
Зазвенело разбитое стекло, и старинные часы издали зловещий звук.
- Какой любовнице? - удалось произнести ему.
Услышала ли она ноты испуга в его голосе? Неужели он мог проявить такую беспечность и оставить телефон Марианны Грэхэм в кармане? Он не помнил момента, когда он клал его туда. Но если Морин узнала телефон пациентки... он знал, что она способна на шантаж в самой бесстыдной форме.
Он всерьез старался не связываться с Марианной слишком крепко. Например, пытался отправить её к другому психиатру. Держался с ней сухо. Долгое время игнорировал её прозрачные намеки на личный интерес к нему. Он стойко держался четыре месяца. Однако Марианна Грэхэм отлично подходила для него. Она была разведенной, слегка запутавшейся в жизни балериной с одинаково сильными характером и ногами. Она была обволакивающе ласковой женщиной со стальным стержнем внутри. В конце концов он сдался и пришел к ней в гости, мысленно называя себя дураком. Они оказались в постели Марианны, и тотчас после этого Рик был готов вскрыть себе вены.
- Какой любовницы? - повторил он, едва не поперхнувшись, словно вдохнул едкий дым.
- Ты даже не знаешь, кто твоя любовница? - закричала Морин. - У тебя их так много?
Морин бросила на пол клочок бумаги, заставив Рика наклониться и поднять его (даже в такой напряженной ситуации он вспомнил пациента, художника, рассказавшего ему о том, как богатый меценат купил одну из его картин, а затем бросил на пол семь стодолларовых бумажек; художнику пришлось подобрать их, хотя ему хотелось послать мецената к черту, однако потребность в деньгах пересилила чувство достоинства). Прочитав цифры, написанные на клочке бумаги, он испытал огромное облегчение. Это был телефон проститутки, с которой он познакомился во время симпозиума. Он был готов закричать от радости.
Рик вернулся в настоящее, когда Морин злобно спросила его:
- Как долго, по-твоему, тебе удастся сохранять свою привлекательность?
- Надеюсь, недолго.
- И что ты будешь делать, когда станешь стариком, и женщины перестанут падать на спину от одной твоей обворожительной улыбки?
