Дик Фрэнсис - Горячие деньги
Он достал из кармана ключ от номера и, обернувшись, неожиданно спросил:
— Надеюсь, ты сам никому не говорил, что я буду сегодня в Ньюмаркете?
— Не говорил.
— Но ты знал об этом. Только ты знал.
Он смотрел на меня в упор, и я легко мог догадаться, какие ужасные предположения роятся сейчас в его голове. От страха воображение у него разгулялось.
— Заходи в комнату, — сказал я. — Коридор — не место для подобных разговоров.
Малкольм глянул на ключ, испуганно окинул взглядом опустевший коридор, почти готовый кинуться бежать от меня.
Я повернулся к нему спиной и решительно направился обратно к лестнице.
— Ян! — крикнул он.
Я остановился и обернулся.
— Вернись, — попросил Малкольм.
Я медленно пошел назад.
— Ты говорил, что веришь мне.
— Мы не виделись три года… и я сломал тебе нос…
Я взял у него ключ и отомкнул дверь. Думаю, я бы тоже стал таким подозрительным, если бы меня дважды за последние пять дней пытались убить. И я определенно вхожу в число тех, кого можно подозревать. Я включил свет и первым прошел в комнату, в которой на этот раз не было никаких притаившихся убийц.
Малкольм вошел следом, немного успокоившись, и закрыл за собой дверь. Я задернул тяжелые полосатые шторы на окнах и быстро осмотрел просторную, но несколько старомодно обставленную комнату: широкая кровать и пара кресел в старинном стиле, дверь в ванную.
В ванной убийц тоже не оказалось.
— Ян… — начал Малкольм.
— У тебя не найдется немного виски? — спросил я. В прежние времена он всегда брал с собой в дорогу бутылку-другую.
Малкольм махнул рукой в сторону комода, где я и нашел полупустую бутылку, погребенную в куче носков. Я принес из ванной стакан и налил ему. Этой дозы хватило бы, чтобы успокоить слона.
— Ради Бога… — начал Малкольм.
— Сядь и выпей это.
— Ты что это раскомандовался!?
Но он все же сел и дрожащей рукой поднял стакан, стараясь, чтобы стекло не стучало о зубы.
Я продолжал уже не таким приказным тоном:
— Если бы я хотел твоей смерти, я не помешал бы той машине сбить тебя сегодня ночью. Я мог бы отпрыгнуть в другую сторону… подальше от неприятностей.
Казалось, Малкольм только сейчас заметил кое-какие последствия нашего спасения.
— Твоя нога… — сказал он. — С ней все в порядке?
— Нога — да. А вот брюки… Можно одолжить одни из твоих?
Он указал на шкаф, где я и обнаружил еще один костюм, почти неотличимый от того, который был сейчас на Малкольме. Я на три дюйма выше отца и гораздо стройнее, но, когда я вдел в брюки ремень и потуже затянул, в целом получилось вполне прилично. Во всяком случае, лучше, чем в дырявых.
Малкольм молча наблюдал за моим переодеванием. Он ничего не сказал, и когда я позвонил вниз и попросил подготовить документы Малкольма Пемброка к выписке. Отец еще отхлебнул из своего стакана, но непохоже было, чтобы виски его сильно успокоило.
— Я соберу твои вещи? — предложил я.
Он кивнул и налил себе еще. Я тем временем достал его чемодан, положил на кровать, откинул крышку и стал укладывать вещи. Тот набор, что Малкольм прихватил с собой из дому, красноречиво говорил о его состоянии во время бегства: десяток пар носков — и ничего из нижнего белья, дюжина рубашек — но нет пижамы, два махровых банных халата — и ни одной пары сменной обуви. На совершенно новой электробритве в ванной еще сохранился след от этикетки. При этом Малкольм не забыл свой любимый старинный набор расчесок с золотой и серебряной инкрустацией. Здесь были все восемь, включая две щетки для одежды и обуви. Все это я аккуратно сложил в чемодан и захлопнул крышку.
— Ян! — окликнул Малкольм.
— Да?
— Можно ведь было заплатить убийце… Ты мог внезапно отказаться от своих планов сегодня вечером… в последнюю минуту…
— Это не тот случай, — возразил я. Мой прыжок, спасший жизнь Малкольму, был подсознательной реакцией на опасность. Я не просчитывал ничего заранее и даже не осознавал реальную опасность. Мне просто повезло, что я отделался какой-то ссадиной.
Малкольм сказал почти умоляющим тоном, с трудом выталкивая слова:
— Ведь это был не ты, кто… Мойру… и меня, тогда, в гараже?.. Скажи, что это был не ты…
Я не знал, как его убедить. Он знал меня лучше, жил со мной дольше, чем с любым другим из своих детей, и если его доверие ко мне настолько уязвимо, ничего хорошего не получится.
— Я не убивал Мойру, — сказал я. — Если ты поверил, что я мог это сделать, ты должен верить, что сам способен на такое. — Я помолчал и добавил: — Я не желаю твоей смерти, я хочу, чтобы ты жил. Я никогда не замыслю против тебя дурного.
Мне пришло в голову, что на самом деле Малкольму сейчас очень хотелось услышать, что я люблю его. Поэтому, невзирая на то, что Малкольм мог запросто посмеяться над такими словами, и вопреки всем привычкам, вколоченным в меня с детства, я решил, что отчаянное положение требует отчаянных решений, и сказал:
— Ты — замечательный отец… и… э-э-э… я люблю тебя.
Малкольм прищурился. Подобного заявления он явно не ожидал. Может, я и переусердствовал немного, но его недоверие очень больно меня ранило.
Я продолжил, гораздо более свободно:
— Клянусь Призом памяти Куши Пемброк, что никогда и волоска не тронул бы на твоей голове… это относится и к Мойре, хотя я действительно ненавидел ее.
Я взял с кровати чемодан.
— Ну что, мне остаться с тобой или нет? Если ты мне не доверяешь, я возвращаюсь домой.
Он внимательно изучал меня взглядом, как будто совершенно незнакомого человека. Что ж, по-моему, в определенном смысле я и был для него незнакомцем. Полагаю, Малкольм никогда раньше не думал обо мне не как о сыне, а как о самостоятельном человеке, жизнь которого не так уж тесно связана с его собственной, как о человеке с другими взглядами на жизнь, другими ценностями, другими желаниями. Сыновья вырастают, превращаются из мальчиков в мужчин. Но отцам свойственно не замечать этих перемен. Малкольм, я уверен, до сих пор считал меня не вполне сформировавшимся подростком, каким я был лет в пятнадцать.
— Ты изменился, — отметил он.
— Я остался прежним. Поверь своему сердцу.
Малкольм наконец немного расслабился. Его чутье не подвело — он не ошибся, позвонив мне после трех лет напряженного молчания. И вот он допил свое виски и поднялся. Тяжело вздохнул, как будто принимая важное решение. Сказал:
— Останься со мной.
Я кивнул.
Отец подошел к комоду и из нижнего ящика, который я обошел вниманием, достал портфель. Я мог бы догадаться, что его портфель должен быть где-то здесь: даже гонимый паническим ужасом, Малкольм никогда не бросил бы список своих золотых акций или таблицу пересчета обменного курса валют. С портфелем в руке Малкольм направился к выходу, оставляя мне чемодан. Поддавшись внезапному порыву, я в последнюю минуту еще раз позвонил вниз и попросил дежурного вызвать для нас такси.
— Но у нас ведь есть твоя машина! — не понял Малкольм.
— М-м… Лучше пусть она пока постоит здесь.
— Но почему?
— Потому что если ни я, ни ты никому не рассказывали о том, что сегодня ты должен был ехать в Ньюмаркет, то, вероятнее всего, тебя просто выследили — отсюда до Ньюмаркета. Если ты обратил внимание… машина, на которой пытались тебя сбить, поджидала на стоянке при аукционе. А у тебя не было тогда машины. Значит, тот, кто хотел на тебя наехать, видел нас с тобой вдвоем и решил, что ты скорее всего попросишь, чтобы я тебя подвез. А поскольку я не заметил, чтобы нас кто-нибудь преследовал по дороге от Ньюмаркета, остается сделать вывод, что твой убийца скорее всего знал, что мы поедем в эту гостиницу… а значит, он вполне может сейчас околачиваться где-нибудь во дворе, неподалеку от нашей машины, в темноте у заднего входа, поджидая, когда мы выйдем обратно.
— Боже мой!
— Это вполне возможно. Поэтому мы выйдем через парадную дверь и в сопровождении швейцара. Ты не против?
— Как скажешь… — слабо отозвался Малкольм.
— С этой минуты мы не будем пренебрегать ни единой предосторожностью, до которой додумаемся.
— Хорошо, но куда мы поедем на такси?
— Куда-нибудь, где можно взять машину напрокат.
Мы без приключений выписались из гостиницы, заплатили по счету, дали швейцару на чай, погрузили багаж и сели в такси. Водитель такси, однако, уверил нас, что девять часов вечера во вторник — не самое удачное время, чтобы нанимать машину. Все конторы по прокату автомобилей давно закрыты.
— Тогда возьмем водителя с машиной, — сказал Малкольм. — Из тех парней, что подрабатывают на свадьбах. Получишь двадцать фунтов, если найдешь такого.
Вдохновленный этим предложением, таксист повез нас по каким-то боковым улочкам и остановился у невзрачного маленького домика с верандой. Здесь он вышел и забарабанил кулаком в дверь дома. Вскоре дверь приоткрылась, выпустив наружу полоску света, и захлопнулась за нашим водителем.
