Ингрид Нолль - За борт!
Эллен неожиданно вспомнила, что раньше у них была домработница, помогавшая матери. Вот тут и надо было подумать о себе!
— Да, верно, Кэте мне немного облегчила жизнь, — согласилась Хильдегард, — но мне хотелось освоить какую-нибудь профессию. Твой отец в этом вопросе был очень консервативным. Он считал, что денег семье и без того хватает, а место женщины дома. «Муж на коне, жена у печи», — любил он повторять.
Благодаря встрече с предполагаемым сводным братом у Эллен обострился слух. Не оттого ли, что признания мамы срезонировали с тем смутным образом отца, к которому они привыкли? Впервые в жизни мама призналась, что они с отцом ругались! Эллен вспомнила и про те воскресные дни, когда вся семья выходила на прогулку и по дороге заворачивала в сельский трактир, где подавали топленый сыр с тмином или бутерброды с ветчиной. Во время таких прогулок папа был неподражаемым конферансье. Он развлекал и веселил на все лады, и от его сумасшедших затей все пятеро ребятишек хохотали до упаду. Это все был театр? Воскресные инсценировки? Отчего-то будничная жизнь совершенно не запечатлелась в ее памяти. Выходит, что в настоящей жизни у папы были подружки, параллельные жизни, другие дети?
Некоторое время женщины сидели молча, каждая про себя обдумывая прошлое. Первой тишину нарушила Хильдегард, у которой тоже накопились кое-какие вопросы.
— На что вообще живет этот человек?
Эллен вопросительно посмотрела на мать.
— Ну этот, фриз, с которым ходит наша Амалия.
— Мама, Уве — настоящий оденвальдец. И он самостоятельно зарабатывает на жизнь: ремонтирует компьютеры, пишет программы или помогает людям, если они что-нибудь в компьютерах напортачат. Жаль только, что он забросил учебу, кажется, он поступал то ли на машиностроительный, то ли на электротехнический факультет.
Женщины принялись меланхолично копаться в коричневатой картофельной шелухе, извлекли последние картофелины и больше к разговору не возвращались. Хильдегард подозревала, что и ее дочь не в восторге от долговязого Уве, дружка Амалии. Кроме того, она была в курсе, что и у второй внучки дела не больно-то складывались: партнер Клэрхен был старше ее на двадцать лет, притом неразведенный, с двумя детьми-подростками. Ни тот, ни другой определенно не соответствовали представлению об идеальном зяте.
Понедельник никогда не был днем Амалии. Предыдущую ночь она провела у Уве, он отвез ее обратно в «женский монастырь» лишь около трех часов. В результате она валилась с ног от усталости, в приемной набилось полно народа, начальница ругается, как ландскнехт, у одной пациентки, истерички, такие плохие вены, что кровь удалось взять лишь с десятой попытки. Амалия не могла дождаться обеденного перерыва и чашечки крепкого кофе. Обычно в обед она встречалась со своей школьной подругой Катей, работавшей в аптеке ассистенткой фармацевта. Вот и сейчас они, наскоро перекусив, сидели с латте макиато на базарной площади и обменивались новостями.
Мать хоть и запретила рассказывать кому бы то ни было, но Амалия не удержалась и выложила лучшей подруге все-все о захватывающем знакомстве с новоявленным дядей.
— Страсть как хочется узнать, правда ли все это, — закончила она. — Но мама не хочет сдавать анализы. У себя на работе я тоже не могу этого сделать.
Катя тут же напросилась в соучастницы. Она предложила просто-напросто заказать через аптеку набор материалов для теста, и тогда Амалия, не посвящая в это мать, могла бы послать дяде подарочек.
— После этого он пошлет свою и твою коробочки с пробами дальше, в генетическую лабораторию, а заодно и заплатит, так как это недешево. Никто от этого не пострадает, — успокоила в довершение Катя.
Через пару недель Амалия перешла к действиям: связалась с единокровным дядей. Звучит по-дурацки, как «мы с тобой одной крови», подумала она. Ей было лень сочинять длинное письмо, поэтому она нашла красивую почтовую открытку и написала своим детским крутым почерком:
Дорогой Герд!
Моя мама очень занята работой, поэтому я решила сама внести некоторую ясность в наши родственные отношения. Посылаю тебе безопасный комплект, проще говоря, коробочку с двумя стерильными ватными палочками для тебя и двумя моими пробами слюны, а также инструкцию, как поступить со всем этим дальше. С нетерпением жду результатов!
С наилучшими пожеланиями,
твоя племянница?
Амалия.Спустя неделю она стала каждый день заглядывать в почтовый ящик — не пришел ли ответ от дяди Герда. Амалия не сомневалась, что он не стал тянуть с отправкой пакета в лабораторию.
Но она просчиталась. Герд с удивлением прочел открытку, и она привела его мысли в смятение. Откуда ему знать, что мазок действительно взят со слизистой оболочки рта Амалии? Проверить и подтвердить родство участников исследования могла специальная экспертиза, причем, по крайней мере, насколько он знал, экспертизу следовало проводить в присутствии незаинтересованного лица. С большой долей вероятности можно было предположить, что ватную палочку сунул в рот кто-либо из друзей Амалии, и таким образом его предполагаемая сестра надеется отмести любое подозрение в вероятном родстве. Ведь Эллен встретила его весьма прохладно. Наверняка у отца были и другие дочери, для всех них отец оставался непререкаемым авторитетом, и они и слушать не желали об одной из сторон его жизни. Вот Амалия, скорее всего, и пытается помочь матери.
В общем, Герд Дорнфельд решил пока засунуть коробку поглубже в холодильник.
4
Старший брат Эллен, Маттиас Тункель, проживал на Фихардхштрассе во франкфуртском Вестенде. Он и думать забыл о путаном звонке сестры до тех пор, пока в солнечное воскресенье жена не попросила купить упаковку аспирина, а заодно бросить ее письма в ящик. Сама она не могла составить ему компанию, так как сильно простудилась.
Маттиас небрежно сунул конверты в карман и вышел на улицу. Вдруг ему пришла в голову мысль сделать крюк и глянуть на дом, в котором живет предполагаемый брат. До него было пешком минут двадцать. Да и погода располагала.
На Апфельштрассе, кроме нескольких жилых и офисных строений семидесятых годов, стояли лишь незатейливые секционные дома эпохи грюндерства,[8] преимущественно высокой категории. Маттиас остановился на противоположной стороне улицы. На фасаде здания была прикреплена табличка с названием конторы и электронным адресом: «Архитектурное бюро Юнгхан, Шмит и Дорнфельд».
Так-так, подумал Маттиас, стало быть, этот тип — архитектор. И в этой профессии — как, впрочем, везде — встречаются как люди преуспевающие, так и сидящие без гроша. В общем, тем не менее все выглядело вполне ухоженным и аккуратным, свежеоштукатуренное здание концептуально было поделено на три-четыре части, украшено палисадником, да и с тыльной стороны наверняка имело двор или сад. Древний каштан на улице был поражен молью-пестрянкой и казался больным. Увы, как и деревья во многих других местах города, в частности, перед подъездом собственного дома Маттиаса Тункеля.
Маттиас простоял возле здания довольно долго и даже сделал пару снимков на мобильный телефон. Специально для Эллен. Когда он собрался уходить, парадная дверь отворилась, и из подъезда вышел человек. Недолго думая, Маттиас двинулся ему навстречу и спросил, не он ли будет Гердом Дорнфельдом.
Незнакомец слегка удивился, но признал, что это он и есть. Тогда и Маттиас Тункель представился. Несколько секунд оба напряженно изучали друг друга глазами, не произнося ни звука.
— Что же это я, прошу в дом, — с некоторым колебанием произнес Герд. — Вам, скорее всего, уже известно, что на днях я был у вашей сестры. Но поскольку она мне с тех пор не звонила, то и мне не хотелось бы проявлять назойливость. Пусть пока все идет своим чередом.
Про сомнительное письмо от Амалии Дорнфельд промолчал.
Герд снова открыл дверь, и Маттиас последовал за ним по неимоверно длинному коридору. По счастью, во время многочисленных ремонтов никто не решился заменить восьмиугольную светло-серую керамическую плитку с темно-синей вставкой посредине безликой современной.
— На первом этаже помещения заняты под конторы, а квартиру на втором я сдаю, — пояснил Герд Дорнфельд. — К сожалению, здесь нет лифта, придется подниматься по лестнице. Когда наши дети еще жили с нами здесь, мы отдали им верхние этажи. Сейчас мы перенесли спальню на третий, а жилую комнату устроили под крышей.
Значит, подумал Маттиас, у него есть дети и жена; к тому же он не производит впечатления бедняка. Все указывает на солидное состояние. Тункель тяжело ступал вслед за Гердом по бесконечным ступенькам — сказывалась одышка и строительные стандарты столетней давности: в то время еще делали высокие перекрытия. На каждой лестничной площадке имелись два маленьких окошка в свинцовых рамах. Наконец Герд надавил на латунную ручку двери последнего этажа, и мужчины очутились прямо перед высоким зеркалом. Непроизвольно они дружно рассмеялись. У обоих были короткие рыжие волосы, удлиненные, покрытые мелкими веснушками лица, оба были одеты по-спортивному в одинаковом стиле. Разница (и существенная) было только в комплекции: архитектор был едва ли не наполовину тоньше.
