Иван Сербин - Дикие псы
– Слушаю, – буркнул, ощущая, как перехватило горло. Анна расстегнула ремень, пуговицы, потянула брюки вниз, к коленям, открывая белые конякинские бедра и волосатые ноги. Дыхание ее стало профессионально тяжелым, деланно-возбужденным. Тонкие холодные пальцы ласково погладили волосы в паху. Конякин стиснул зубы, подумав: «Сука, змея, гадина». Однако не предпринял попытки остановить Анну.
– Георгий Андреевич, – взывала тем временем трубка.
– Я слушаю, – сипло ответил он, ощущая горячее прикосновение женских губ к животу. Ее дыхание обжигало кожу. – Слушаю, – повторил Конякин, глядя вниз, на длинные белые волосы, стелющиеся по его телу и укрывающие бедра, словно дикарская повязка. Сухое, раскаленное, как неостывший пепел, касание губ между ног. Легкое и ласковое, словно дуновение ветра. «Тварь, – подумал он. – Какая же жадная, грязная, ненасытная тварь». Тяжело опрокинулся на спинку кресла и закрыл глаза. Соломенно-белые, мягкие волосы колыхнулись. Обжигающее кольцо губ сомкнулось вокруг пениса. Пальцы девушки протиснулись под конякинские ягодицы, сжали их, толкнули вверх.
– Георгий Андреевич, это Тяглов. Голос звучал взволнованно, почти тревожно и в тишине квартиры необычайно отчетливо. Анна задышала тяжелее и чаще. Она любила все нестандартное. А этот звонок был чем-то вроде акта телефонного эксгибиционизма. Ей хотелось услышать его стон в момент оргазма. Прямо сейчас, в телефонную трубку. Пусть тот, кто звонит, поймет, чем они занимаются.
– Вы заняты? Конякин только замычал в ответ, давая понять, что не ушел, не исчез. Здесь он, слушает. Анна толкала его бедра вверх, ритмично сжимая пальцами ягодицы. Она была профессионалкой и абсолютно точно знала, как доставить максимальное удовольствие за минимальный отрезок времени. Плюс она отлично знала именно этого мужчину. Знала, как он дышит, какие звуки издает, как подрагивает его тело, когда, сводя мышцы, подступает волна оргазма. Она слышала дыхание Конякина, прерывистое и хрипловатое. Чувствовала, как непроизвольно приподнимаются его бедра. И когда он с влажным всхлипом втянул воздух сквозь стиснутые зубы, Анна сама ощутила что-то очень близкое к оргазму. Вспышку, застящую разум и приносящую наслаждение ничуть не меньшее, чем физическое. Отпустив ягодицы, она отстранилась и, обхватив ритмично вздрагивающий пенис рукой, почувствовала, как стекает по пальцам горячее семя. Звонивший, без сомнения, догадался, что происходит, бормотнул смущенно:
– Простите, что побеспокоил. Конякин вяло оттолкнул Анну свободной рукой, шумно выдохнул, ответил хрипло:
– Ничего. Ну? Что у тебя там?..
– У нас опять недостача. Конякин помотал головой и прикрыл глаза ладонью. Он не был смущен, просто не улавливал смысла слов.
– Что?
– Недостача, Георгий Андреевич.
– Кто обнаружил?
– Я, Георгий Андреевич, – в голосе человека прорезалось нечто похожее на виноватость.
– Много?
– Суммарно или сегодня?
– Сегодня.
– Две тысячи триста. А всего в этом квартале уже больше семидесяти тысяч набралось, – совсем уже тихо добавил Тяглов.
– Твою мать!.. – Конякин резко опустил руку. Анна, улыбаясь, поглаживала его по животу, втирая подсыхающее семя в кожу. Он оттолкнул ее, прошипев: – Пошла вон. Иди на кухню. Нечего тебе здесь делать. – Анна посерьезнела, смотрела на него снизу вверх, не вставая с колен. – Пошла, я сказал. – Конякин едва удержался, чтобы не влепить ей пощечину. Она отвернулась, поднялась, но не легко, а с какой-то странной деревянностью. Направилась в кухню. Конякин проводил ее взглядом, «выстрелил» в неестественно прямую спину: – И дверь закрой. – Анна на мгновение остановилась, затем вошла в кухню и закрыла дверь. – Степан, – напряженно и зло выдохнул Конякин в трубку, – ты – главный бухгалтер. Я нанял тебя следить за моими деньгами. Последние полгода в моей фирме завелась «крыса». Кто-то «обувает» меня на конкретные бабки, и мне это не нравится! Так вот, я хочу, чтобы ты узнал, кто тащит из моего кармана. Ясно? И завтра же утром представь мне полную отчетность. Когда пропало и сколько. Ты понял? У тебя есть доступ ко всей финансовой документации. Подними бумаги и выясни, в какой момент исчезают деньги.
– Я понял, Георгий Андреевич, – Тяглов казался напуганным.
– Нет, ты не понял! – вдруг заорал Конякин. – Ты ни хера не понял! Если ты, главбух ср…й, не найдешь мне «крысу», я повешу всю недостачу на тебя и включу счетчик. Теперь понял?
– Понял, Георгий Андреевич, – совсем уже потерянно ответил бухгалтер. Конякин нажал клавишу «отбой», швырнул трубку на стол и, матерясь сквозь зубы, принялся натягивать брюки. Вот так, значит, думал он. Меня трахает не только шлюха, но еще и кто-то из собственных сотрудников. Отлично, мать твою. Просто отлично.
***
Из соседнего номера доносились звуки студенческой вечеринки, плавно переходящей в веселый пир. По коридору шлепали задниками домашних тапочек, выбивая нестройную чечетку. Гомонили, громко и беззаботно гоготали над собственными шутками. В территориально недалеком умывальнике кто-то мощно плескался прямо под краном, ухая от студености воды. Заорали возмущенно на весь этаж:
– Какая тварь бычки в толчок спускала, а? Опять сортир забился. Мужики, вашу мать, ну имейте же совесть, в конце концов. Потоп ведь устроили!
– Уже имеем! – отозвался кто-то весело. Хлопнула дверь. Неожиданно взвыл геликон. Визгливо, как от щекотки, заржали:
– Колумб, блин, уйди, на фиг, а то валторной ох…у. А чего? Общага – она общага и есть. Могут и валторной. Вполне. Этажом выше вдруг затянули на саксе «Summertime» Гершвина. Хорошо затянули, чисто. Сидящий за столом Славик задумчиво посмотрел в потолок и вновь вперился в шахматную доску, словно проигрывая в уме только что законченную партию. Время от времени он прикладывался к стакану. Мила стояла у окна, обхватив руками плечи и глядя в промозглую темень. Ей, конечно, хотелось поговорить о произошедшем, но Слава вовсе не собирался обсуждать сейчас возникшую проблему. Он размышлял. Ему нравилось разбирать жизненные ситуации, как шахматные этюды. В самом деле, жизнь и шахматы имеют много общего. Например, одни и те же законы. Частью фигур жертвуют, а в целом выстраивается позиция, выгодная играющему. Мила повернулась, несколько секунд наблюдала за ним, очевидно, ожидая, что он начнет разговор первым. Однако Слава молчал, покусывал нижнюю губу. Девушка вздохнула громко. Никакой реакции.
– Как ты думаешь, он согласится?
– Что? – Славик, вернувшись из каких-то своих грез, недоуменно посмотрел на нее. – Извини, задумался. Что ты сказала?
– Как ты думаешь, он согласится? – терпеливо повторила Мила.
– Кто?
– Рашид.
– Ах, Рашид… – Славик вновь принялся изучать черно-белые квадраты. – Рашид… Рашид… Не знаю. Может, и согласится. Мила поджала губы.
– О чем ты сейчас думаешь?
– Я? – переспросил Славик. – Да так. Обо всем.
– Обо всем – это ни о чем, – упрямо заметила девушка. – Сейчас, сию секунду, о чем? Славик замешкался. Он не хотел отвечать конкретно. Конкретный ответ тянет за собой следующий вопрос. Рано или поздно вопросы загоняют в яму правды, а правду-то знать Миле совершенно не обязательно. Не нужна ей правда. Она и сама не хочет знать правду. Вернее, хочет, конечно, но только ту, которая ей нравится.
– Просто пытаюсь просчитать ситуацию.
– И что? Получается?
– Немного. Славик улыбнулся натянуто. Мила стала серьезной. Ей был необходим человек, который заранее сказал бы, чем все закончится.
– И?
– Что «и»?
– Ну ты сказал, что просчитываешь ситуацию. И что же тебе удалось «насчитать»? – Она нервно усмехнулась. – Мы выпутаемся? Славик неопределенно дернул плечом.
– Пока не знаю. Может быть.
– Может… – повторила Мила. – Это я могла бы сказать и раньше, не тратя время на просчеты. – Она прошла через комнату и села напротив Славы. – Ты ведь у нас умный. Вот и скажи, что нам делать, если вдруг Рашид откажется подписать доверенность?
– Ну… Есть один вариант, – уклончиво ответил Слава, отводя взгляд.
– Какой?
– Рано об этом говорить.
– И все-таки? – Мила наклонилась вперед. – Ответь мне, Славочка. Что это за вариант? Слава чувствовал себя, как гоголевский Хома перед Вием. Не надо смотреть, думал он. Не надо. Смотри на фигуры.
– Слава, ответь мне, – мягко повторила Мила, пытаясь заглянуть ему в глаза. Он не хотел отвечать. В подсознании вызрело ощущение: стоит ему ответить – пропадет. Влезет сам, по-дружески провалившись в чужую беду, как в трясину. Не выдержал, посмотрел. Милка была чертовски хороша. Глаза ее горели странным темным огнем. В них обозначилась невероятная глубина, бездна, в которую и рухнул Славик.
– Если Рашид согласится, тогда и говорить не о чем будет.
– Слава, – потребовала Мила.
– Ладно, ладно, – он вздохнул тяжело, подумал, проговорил медленно: – В общем, надо пойти к Костику.
