Инна Булгакова - Только никому не говори
- Вы не успели поговорить с Павлом Матвеевичем до его болезни?
- Не успела. Мама умерла. Сутки до самых похорон мы сидели у гроба.
- Павел Матвеевич был тогда здоров?
- Вроде бы да. Он как-то застыл.
- Вы не помните, как Борис Николаевич ушёл с поминок?
- Смутно. Я осознала это потом.
- Скажите, такой поступок… ну, бессердечный… характерен для него?
Анюта, помолчав, сказала отрывисто:
- Все раскрылось позже.
- Что раскрылось?
- Именно в эти дни… ещё до похорон, ну, вот он приехал в четверг, когда Маруся исчезла, — он стал другой, чужой. Наверное, именно тогда он полюбил какую-то женщину.
- Почему вы так считаете?
- Через три месяца после всех наших смертей он объявил мне, что любит другую, и предложил подать заявление на развод.
- А вы?
- Я? — Анюта усмехнулась.
- Он женился?
- Одинок до сих пор.
- Откуда вы знаете?
- Мне все безразлично. Вообще все. Но общие знакомые считают своим долгом осведомлять. Он, как всегда, весь в работе.
- Он не навещает Павла Матвеевича?
Он ни разу не видел папу с поминок и никогда им не интересовался.
- А как он относился к вашей сестре?
- Убивать её было ему вроде незачем.
- Тем не менее вы сказали, что с того четверга, как исчезла Маруся, Борис изменился. На работе его не смогли найти. И именно после разговора с ним ваш отец сошёл с ума. Как вы все это объясните?
- Никак. Я не поручусь ни за кого. Бывают такие ситуации… как их теперь называют — экстремальные?.. когда человек вдруг способен изменить своей природе.
- Вы знаете это по собственному опыту?
- Да.
- Что ж, буду ждать и надеяться, что когда-нибудь вы мне доверитесь настолько, что расскажете о своей ситуации.
- Я вам все рассказала. Вы, должно быть, хотите допросить и этих двух — Бориса с Петей?
- Мечтаю.
- Я сегодня собираюсь в Москву. Хотите, передам Пете?
- Сделайте одолжение. Вы продолжаете считать моё увлечение идиотством?
- Нет. Но все равно, Иван Арсеньевич, вам ничего не удастся.
Даже имя вдруг вспомнила! Дверь захлопнулась. Я перевёл дух, я отдыхал под оживлённый говор своих идеальных помощников: они не мешали, не лезли, не сбивали с толку, а наблюдали. Очевидно, на этой сцене, полный тайны-тьмы, перед ними — да и передо мной! — разыгрывался единственный в своём роде спектакль, где было все: и жизнь, и смерть, и слезы, и любовь.
- Ну, Ваня… вы позволите мне так вас называть? Я человек простой и старик… — Я кивнул. — Ну, Ваня, ты настоящий писатель. Сумел женщину расшевелить. Теперь она у нас забегает.
- Никак не могу понять, — задумчиво отозвался я, — никак не могу вспомнить… когда именно Анюта заинтересовалась нашим разговором. Просто почувствовал вдруг в ней перемену. Но что её затронуло? Какой мой вопрос?
- Может, насчёт мужа?
- Нет, раньше. Гораздо раньше.
- Сестру вспомнила — смягчилась.
- Нет, не то. Какой-то совершенно определённый интерес. Но к чему?
- Все понятно, — вмешался Игорёк. — Испугалась. Вы заметили, какая она здоровая? А сестра, сама призналась, крошка. У неё-то сколько угодно было времени и прикончить, и следы замести.
- Не буровь! — отмахнулся Василий Васильевич.
- Что «не буровь»? Она ж ей завидует! Вы не заметили? Может, они Бориса этого не поделили. А он догадался — видишь, говорит, изменился — и донёс старику. Тот с ума сошёл, а Борис не захотел с убийцей жить.
- Что-то мне Борис этот самый не симпатичен, — заявил Василий Васильевич. — Но в Москву она за мальчишкой собралась, понял? Как-то ты её Петей поддел, а?
- Когда исчезла Маруся, тот ехал в международном вагоне. Он был на даче почти за сутки — вот в чем дело! И никаких его| отпечатков — и на окне их нет. Сама собой напрашивается связь. Но — Вертер весь обвешан ярлыками: алиби! не виновен!.. Хоть бы он завтра появился.
- А почему художник его Вертером называет?
- Двести лет назад один немецкий гений написал «Страдания юного Вертера» — о юноше, который покончил с собой из-за любви.
- Дурак! — отозвался на это Игорёк, а бухгалтер заметил назидательно:
- Стало быть, в этом прозвище, по отношению к нашему Пете, заключена ирония.
11 июля, пятницаОднако назавтра, в четверг, юноша не появился. Анюта дала мне новый Петин телефон и сообщила, что он наотрез отказался участвовать в этом деле. Я посовещался со своими помощниками, и уже после обеда Василий Васильевич сумел поймать нашу медсестру на удочку женского сострадания:
- Вот, Вер, писатель тут у нас одинокий, всеми брошенный. Как бы ему с Москвой связаться?
- Телефон только в кабинете у Ирины Евгеньевны, но она не разрешает не по делу звонить. Если попробую её уговорить?
- Верочка, вы не могли бы сделать для меня одолжение — купить в Отраде на почте талончики для междугородных переговоров? Тогда, думаю, Ирина Евгеньевна разрешит.
Ирина Евгеньевна разрешила, оговорив: только коротко — на аппарате не висеть. И в тот же вечер я услышал голос юного Вертера:
- Да, Пётр.
- С вами говорит член Союза писателей, — я бил на официальность, — Иван Арсеньевич Глебов.
- Ну и что?
- Вам передали мою просьбу? Необходимо поговорить.
- Следствие закончилось, и вы не имеете права требовать…
- Я не требую. Однако срок давности на убийство не распространяется.
- Ну и пусть, а я не хочу и не буду. И никто не заставит…
- Мне не понятна ваша агрессивность. Ведь вы просто свидетель, не так ли? (Молчание.) Я собираю материал по этому делу, и каждый из участников охотно идёт мне навстречу. А вы? Неужели вам не хочется восстановить справедливость? Не могу поверить. (Молчание.) Ваше поведение и эти детские какие-то препирательства на фоне преступления выставляют вас, простите, в странном свете.
- Да у меня сейчас сессия, завтра португальский сдавать!
- После Португалии — сразу в Отраду. Там спросите больницу. Травматологическое отделение, палата номер семь, — не дожидаясь ответа, я опустил трубку.
Португалией не Португалией, но какой-то заграницей повеяло на нас при вступлении в палату Петеньки — во всей красе самых последних фирменных атрибутов.
Широкоплечий бронзовый юноша вызывал в памяти дискобола или метателя копья на постаменте в каком-нибудь спортивном комплексе. Я глядел с любопытством: его любила Мария — загадочная прелестная актёрка, бедный ангел на коленях и врунья.
- Это отец Маруси, — я указал на Павла Матвеевича, и Петя застыл у двери.
Больной, как всегда при виде нового лица, заговорил о лилиях в полной тьме, улыбаясь Петеньке, с которого мгновенно осыпались остатки спортсменского мужества.
- Присаживайтесь. — Он опустился на табуретку посреди палаты для всеобщего обозрения. — Вы сменили телефон?
- Я живу у жены.
Ага, юный Вертер не только поступил в университет, но и женился. Однако Дмитрий Алексеевич психолог!
- И давно вы женаты?
- Три года.
- Прямо в то лето и свадьбу сыграли?
- Нет, пятого октября.
Через три месяца после исчезновения Маруси её зять заговорил о разводе, а возлюбленный женился. Ничто не вечно под нашей банальной луною.
- А со своей невестой когда познакомились?
- В августе, на теннисном корте.
- Быстро вы управились.
- Ничего противозаконного в этом нет. А вы материал для детектива собираете?
- До сих пор, видите ли, я этим жанром пренебрегал. А вы?
- Увлекался когда-то. Из-за детективов начал и языки изучать.
- Португальцы стоящие детективщики?
- Нет, португальский для карьеры. У нас не так уж распространён, как другие европейские… А Агату Кристи я, наверно, всю по-английски прочёл.
- Теперь охладели?
- Поумнел.
- После того как три года назад в реальном детективе приняли участие, а?.. Ну, мне приятно, что вы знаток этого жанра, филолог, человек духовной культуры, вам вкус не позволит уклониться от истины, так?
- Я и не уклонялся.
- Прекрасно.
Этот юноша, единственный из всей компании, был фактически неуязвим: оставалось только перебирать психологические струны.
- Вы любили Марусю?
- Никогда! — воскликнул юный Вертер. — Ничего подобного!
- Даже так? — я удивился. — Что же вас с ней связывало?
- Чисто товарищеские отношения.
- А вы не могли бы припомнить, из-за чего поссорились товарищи третьего июля, когда плели в лесу венки?
- Мы поспорили. Я сказал, что театр — искусство отживающее. Маруся обиделась.
- А вы не обиделись?
- И я. Она меня обозвала.
- Как?
После молчания Петенька пожал плечами и признался:
- Кретином.
- Действительно обидно. Именно эту версию вы и преподнесли следователю?
- Это не версия, а правда. А что там её сестра выдумывает, за это я не отвечаю.
- Понятно. Вам не пришло в голову, что Маруся о ваших поползновениях намекнёт сестре, и вы придумали интеллигентную версию. А когда следователь с помощью показаний Анюты припёр вас к стенке, отступать было уже поздно. Я прав? Надеюсь услышать все-таки, что же произошло в том июльском лесу.
