Андрей Троицкий - Черные тузы
– Я лишь долг свой выполнил. А чужого горя не бывает.
– Не бывает чужого горя, – взахлеб подхватила Лысенкова.
– Не был мне Сережа чужим человеком, он как сын мне, как брат. А, что говорить… Словами этого все равно не выразить, не передать этого словами, и слезами не выплакать, – Марьясов шлепнул себя ладонью по груди, словно перешибая стоны, рвавшиеся из этой самой груди. – Да, такое горе, – Марьясов смахнул с правого глаза снежинку.
Он замолчал, решив, что насчет сына и брата, которым ему якобы доводился покойный Лысенков, он явно перегнул палку, переусердствовал в образном красноречии до смешного. И вообще вся эта слезливая патетика совершенно ни к чему, только вреда наделаешь. Как бы эта клуша, сестра Лысенкова, не приняла его слова за чистую монету и не стала приставать со всякими глупыми просьбами. Видимо, чего-чего, а всяких просьб у неё скопилось немало, мешок целый. Впрочем, плевать на нее. Грустными глазами он осмотрел высокие наросты сугробов на могилах. Изо рта, словно сама светлая душа, вылетело и исчезло голубое облачко пара.
– Спасибо вам, – повторила Лысенкова.
Марьясов кивнул головой и, сопровождаемый отставшим на полшага Куницыным, быстро зашагал к машине.
* * * *По делам в Москву Марьясов, разумеется, не собирался, с кладбища он покатил в выкупленный под офис особняк на улице пионера Воронова. Войдя с мороза в помещение, ещё хранившее после ремонта запах масляной краски и обойного клея, Марьясов разрумянился, попросил принести в кабинет крепкого чая с лимоном и бутерброды. Куницын, до костей промерзший на кладбище и рассчитывавший разделить скромную трапезу начальника, засуетился, принимая у того пальто и меховую шапку, пристроил одежду в стенном шкафу и, отдышавшись после трудов, развалился на диванчике в уголке кабинета. Секретарь принесла и составила с подноса на низкий журнальный столик чай, печенье и бутерброды.
– Можно?
Марьясов повернул голову на голос. Не ожидая ответа, в кабинет шагнул Васильев, на ходу расстегнув пуговицу пиджака, он сел на диванчик, заставив Куницына, увлеченно жующего бутерброд, потесниться.
– Что-то удалось узнать? – Марьясов задал вопрос, продолжая раздумывать о том выпить ли коньяка сейчас или часок повременить до обеда.
– Да, кое-что, – кивнул Васильев. – Собственно, для начала я проанализировал все то, что сказал перед смертью Лысенков, – Васильев заворочался на скрипучем диванчике, полез во внутренний карман пиджака и зашуршал листками записной книжки. – Врать ему не было никакого смысла. Момент истины. Да, мало кто из людей умеет достойно умереть…
– Ну, давай без этой загробной философии, – Марьясов снова поморщился. – Кто умеет умереть, кто не умеет… Чушь все это. Нужно найти чемодан. Об этом и рассказывай.
– Я обдумал все слова Лысенкова, – Васильев погладил двумя пальцами тонкие щегольские усики. – Получается вот что. В автобусе помимо самого Лысенкова находились следующие лица. Певец из местного кабака Головченко. Он вышел раньше всех у своего дома. Его можно вычеркнуть из нашего списка. Условно вычеркнуть, но оставить на заметке. Далее… Некто Рыбаков Василий Васильевич. Он отпустил своего водителя ещё утром, перед началом совещания. Сказал, что до Москвы как-нибудь сам доберется.
– С этим я лично не знаком, но фамилию его слышал, – Марьясов подлил в стакан заварки, бросил ещё один ломтик лимона и стал мять его ложкой.
– Личность этого Рыбакова я выяснил, – сказал Васильев. – Это без проблем. Имеет сельскохозяйственное образование, начинал агрономом в каком-то захолустье. Защитил кандидатскую, но научную карьеру не сделал. Рыбаков вообще по натуре практик. Занимается переработкой сельскохозяйственной продукции, своя сыроварня, колбасный и коптильный цех, собирается теплицы строить и ещё что-то. Короче, крестьянин, навозная душа.
– Точно, точно, помню его, – прищурился Марьясов.
– Думаю, этот Рыбаков не наш кандидат, – Васильев покачал головой. – Не тот человек, такой к чужому чемодану не притронется. Впрочем, черт его знает, может, у него клептомания или ещё какая заразная болезнь. Рыбаков человек обеспеченный, не шпана какая-нибудь. Свое дело, особняк в Подмосковье, четырехкомнатная квартира в центре Москвы и ещё кое-какая недвижимость. Жена домохозяйка. Дочери Татьяне девятнадцать лет, живет с родителями. В Москве из автобуса Рыбаков вышел первым, собирался поймать такси. Факт, казалось бы, незначительный. Но в общем, контексте этот поступок можно оценить по-разному. Зачем выходить из автобуса, если в нем тебя довезут прямо до дома?
– Откуда у тебя вся эта информация? – Марьясов сладко зевнул.
– Все старик Пантелеев, помощник нашего мэра, – ответил Васильев. – Он помогал составлять списки людей, которых собрались пригласить на семинар.
– Вот как, Пантелеев? – Марьясов хмыкнул. – Этот старый козел ещё жив, ещё ходит? Господи, когда же его, наконец, похоронят?
Васильев повертел в руках записную книжку, перевернул страницу.
– Еще одним пассажир некто Мосоловский Вадим Сергеевич. Житель Москвы, сорок четыре года, трижды разведен, в настоящее время живет с престарелым отцом. У Мосоловского свой бизнес в Москве, ему принадлежат два продовольственных магазина, он имеет долю в одном из автотехцентров. Одно время импортировал пиво из Чехии и Германии. Он, судя по отзывам, очень пробивной тип, со связями.
– Со связями, – хихикнул Павел Куницын. – В наш город он бы и не сунулся со своим пивом. Иначе наелся бы битого стекла от бутылок. У нас здесь своя монополия. Правильно, Владимир Андреевич?
– Помолчи, – Марьясов нахмурился.
– Мосоловского пригласили по старой памяти, – продолжил Васильев. – Он начинал в Подмосковье. Его помнят, вот и позвали. Он не стал отказываться. Не то, чтобы это совещание каким-то боком интересовало Мосоловского, но, видимо, он решил, что старым приятелям отказывать неудобно, и согласился приехать. По дороге сюда у него сломалась машина. Он оставил водителя на трассе копаться в моторе, а сам добрался до дворца культуры на попутке.
– По твоему, получается, украсть портфель некому, – Марьясов хмыкнул. – Все пассажиры респектабельные люди. Тем не менее, портфель пропал.
– Я ещё не закончил. Так вот, в том же автобусе ехал корреспондент газеты Росляков, наверняка вы его запомнили. Он много крутился в фойе и успел всем надоесть. Развязный тип, из тех людей, кому наглость заменяет чувство собственного достоинства. Когда началась неофициальная часть, ну, что-то вроде фуршета, он тоже поусердствовал. То ли он кого-то пытался напоить до поросячьего визга, то ли Рослякова пытались напоить. Анекдоты похабные рассказывал. Все повторял, мол, если городской мэр трезвый, пусть того немедленно приведут к Рослякову, он хочет разговаривать с мэром. А когда мэр так и не появился, Росляков сказал про него, – Васильев произнес длинное грязное ругательство.
– Ну, с этой оценкой мэра и я согласен, – склонил голову Марьясов. – Этот Росляков в какой-то степени опасен? У журналистов часто бывают всякие связи и знакомства.
– Не опасен ни в малейшей степени, – покачал головой Васильев. – Если бы у него были сколько-нибудь значительные связи, он не работал рядовым корреспондентом, в тридцать-то один год. Несколько лет в газете – и до сих пор никаких перспектив.
– Может, у него таланту нет? – предположил Куницын.
– Какая связь между талантом и продвижением по службе? – удивился Васильев. – Ничтожество этот Росляков, полный придурок.
– Да, тридцать лет человеку, а он все корреспондент, – сказал Марьясов. – Это невольно наводит на размышления об умственных способностях человека.
– Говорю же, полный придурок, – повторил Васильев. – При всем том вряд ли он решится на кражу чужого чемодана. Ну, бутылку во время фуршета со стола стянуть, это в его стиле, его почерк. Но чемодан из чужой машины? Нет, вряд ли бы Росляков протянул к нему руку. Или я совсем не разбираюсь в людях.
– И кто же последний, четвертый, из этой компании?
– Как раз этот четвертый по фамилии Овечкин и вызывает беспокойство, то есть наибольшее подозрение. О нем не известно ничего или почти ничего. Без году неделю работает коммерческим директором в фирме с редким оригинальным названием «Прогресс», зарегистрированную в Москве. Эта лавочка занимается импортом и оптовыми продажами турецкого и индийского линолеума и ковровых покрытий. Овечкина на эту должность взяли случайно, по объявлению в газете. Долго не могли найти человека с образованием и опытом работы, дали объявление, в числе прочих приперся этот Овечкин. Ну, и взяли его. На совещание приглашали директора «Прогресса», но тот то ли заболел, то ли не захотел тратить выходной день на всю эту ерунду, короче, прислал вместо себя нового коммерческого директора.
– А почему на областное совещание приглашают какого-то московского хмыря, который торгует линолеумом? – Марьясов фыркнул.
