Владимир Колычев - Верная неверная
А место безлюдное, зато собака за забором лает, аж заходится, бросаясь на возмутителей спокойствия. Алька с кулаками, собака с острыми зубами — жуть. А Юля такая хрупкая, беззащитная.
— Ну что, попалась?
Юля уже поняла, что на помощь никто не придет. И Алька щадить ее не станет. Значит, нужно драться. Но как?.. Она провела взглядом по земле и заметила палку. Нагнулась, взяла ее и чуть не расплакалась, когда поняла, что это всего лишь тонкая ветка. Но разогнуться она не успела. Алька ударила ее ногой и попала в лицо.
— На тебе, сука!
Падая на живот, Юля закрыла рукой разбитый нос. И когда упала на землю, закрыла лицо. Пусть Алька бьет ее по спине, по ногам, только лицо пусть не трогает. Но Алька все норовила ударить ногой в голову. И била.
Юля уже чувствовала, что теряет сознание, когда кто-то схватил и оттащил от нее Альку.
— Что ж ты, гадина, вытворяешь? — возмущенно прозвучал мужской голос.
Юля оторвала голову от земли, посмотрела в сторону, откуда пришло спасение, и увидела мужчину в милицейской форме. Он держал Альку, обхватив ее двумя руками, а она дрыгалась, пытаясь вырываться. А Юле помог подняться второй милиционер, молодой парень с раскосыми глазами и пышными усами.
— Заявление писать будем? — спросил он, рассматривая Юлю.
— Какое заявление? — заорала Алька. — Это я заявление писать буду! Эта сука меня обокрала!
— Обокрала?! — Мужчина, который держал ее, разжал руки.
— Да весь автобус подтвердит! Все видели, как она там по карманам шарилась!
— Разберемся!
Через полчаса Юлю закрывали в одну камеру с решетчатой дверью, а Альку в другую, по соседству. И никому не было дела до ее распухшего носа.
А еще через час ее повели на допрос. Юлю лихорадило от страха и волнения. Она же не преступница, тогда почему ее держат в тюремной камере и водят под конвоем? Осталось только наручники на нее надеть.
Ее привели в кабинет, в котором хозяйничала немолодая, крупнотелая женщина с жидкими обесцвеченными волосами. И капитанскими погонами на форменной куртке. Женщина неторопливо стучала по клавишам печатной машинки. Юлю она скорее услышала, чем увидела. И кивком головы показала на свободный стул перед своим столом.
— Рассказывай, — сказала она, не отрывая глаз от книги, с которой перепечатывала.
— Что рассказывать? — не поняла Юля.
— Кого ты там обворовала?
— Никого я не обворовывала.
— А кошелек у пассажира кто вытащил?
— У какого пассажира? Алька все врет!
— Врет?! — Сомнение в голосе капитана не просто прозвучало, оно простонало.
Наконец она оторвала взгляд от книги и воинственно глянула на Юлю. Но, рассмотрев ее, нахмурила брови. И даже растерянно моргнула.
— Это ты кошелек вытащила? — в недоумении спросила она.
— Я не вытаскивала кошелек! — голосом, срывающимся на истерику, сказала Юля.
— А что делала?
— Ничего! Мужик на меня в автобусе навалился, а я его оттолкнула. Он пьяный был, от него воняло…
— Воняло?
— Я его оттолкнула, а он стал кричать, что я к нему в карман полезла. И Алька кричать стала.
— Алька? — Женщина добродушно улыбалась, глядя на Юлю.
— Алька. Она ко мне еще со школы цепляется.
— Почему?
— Потому что я из города приехала. К бабушке.
— Из города, говоришь?.. Видела я твою Альку. Ты красивая, а она — нет. Вот она к тебе и цепляется… А ты чего дрожишь? Холодно?
— Ну, да.
— Понимаю.
Женщина повернулась, включила электрочайник, который стоял у нее за столом на тумбочке.
— Заявление писать будешь?
— На кого, на Альку?
— Ну, не на меня же.
— А за что?
— А разве она тебя не била? Статью за хулиганство у нас никто не отменял.
— А если не буду писать?
— Тогда мы твою Альку выпустим. И тебя вместе с ней. А в следующий раз она тебя убьет.
— Не убьет, — потухшим голосом сказала Юля.
— Или подставит. Ей соврать, как на два пальца глянуть… Ну, так что, будешь писать?
— Нет. — Юля мотнула головой.
Дознаватель поднялась со своего места, подошла к Юле, аккуратно ощупала нос.
— Перелома нет… Может, оно и правильно, что не хочешь писать. А с этой дурой я поговорю. Чай будешь?
Юля мотнула головой, но женщина уже разливала кипяток по чашкам:
— Ну, от чая ты не отвертишься… ангелочек.
Через час Юля была в колледже, Альку же выпустили только на следующий день.
* * *Бабушка подошла к столу, в недоумении всплеснула руками, опустилась на стул.
— Ну что за люди, не понимаю!
Юля знала, куда ходила бабушка. Она даже пыталась удержать ее, но бесполезно. Все-таки сходила, поговорила с Алькиными родителями.
— Сколько в глаза ни плюй, не проплюнешь! — Бабушка снова шлепнула себя ладонями по коленям. — Я ей говорю, что Алька на тебя напала, а они все на тебя валят. И на всю ивановскую орут, что ты ее обокрала.
— А кто им верит? — усмехнулась Юля.
Горловы — скандалисты знатные, над ними все село посмеивается. Альке даже в милиции не поверили.
— Так в том-то и дело, что не верят. Они если поверят, слух не пойдет, а поскачет… Знаешь, поговорю-ка я с Климом. Он если слово скажет, Манька с Витькой языки-то прикусят…
— С Климом поговоришь? — Юля удивленно вскинула брови. — Он-то здесь при чем?
Клима она не видела с тех пор, как он два года назад подвез ее к дому. Но бабушка не раз вспоминала, как он подал ей идею наказать директора школы. Он тогда и участие принял, с председателем артели вроде как поговорил.
— Ну, при чем… — Бабушка почему-то отвела в сторону глаза. — Он над тобой, так сказать, шефство взял.
— Шефство?
— Ну, ты же сирота…
— И кто его об этом просил?
— Никто.
— И не надо ни о чем просить!
— Ну, не знаю… Не нравится мне Алька, что-то дурное она против тебя затеяла. Я-то, конечно, спуску ей не дам. Но до греха не надо доводить!.. А Клим, он, конечно, не просто так… — в раздумье качнула головой бабушка.
— Что, не просто так?
— Да нравишься ты ему…
— Я нравлюсь?
Юля уже привыкла к тому, что парни заглядываются на нее, но все-таки покраснела. Одно дело обычным парням и мужчинам нравиться, и совсем другое — Климу. Он мужик нелюдимый, на выселках живет, на селе редко появляется, в магазин там или с Юровым посидеть за рюмкой чая. Почти ничего о нем не слышно.
— Да как увидел тебя, так ты ему и понравилась.
— И что? — Юля смотрела на бабушку, провоцируя ее на откровение.
Не зря же она этот разговор завела. Вдруг сосватать ее за Клима решила?
— А что? Да ничего! — Бабушка шлепнула ладонью по столу. — Нравишься ты ему. Вот и ходит он вокруг тебя.
— Не вижу я, чтобы он ходил.
— Не видишь, потому что мелкая ты. Это раньше в двенадцать лет замуж выходили, а сейчас и в четырнадцать лет маленькая. И в шестнадцать… Может, он ждет, когда ты вырастешь?
— Зачем?
— Ну, зачем… — Бабушка повернула голову к окну и кашлянула в кулак.
— Замуж хочет взять?
Юля вовсе не собиралась выходить за Клима замуж. Еще чего! Он и на внешность безобразный, и хромой, и еще его все считают странным. Но почему-то не возникало желания уйти от этого, казалось бы, неприятного разговора. Может, потому что Клим не вызывал отвращения? У него ужасный шрам, страшное лицо, но Юля при мысли о нем не испытывала брезгливости. Даже интересно было поговорить о нем.
— А почему бы и нет? — тихо сказала бабушка, все так же напряженно глядя в окно.
— А почему да?
— Ну, я понимаю, он не красавец…
— Не красавец! — подзуживала Юля.
— Но и не урод…
— Ну, если на характер, то да…
Юля помнила, как ехала с Климом в тракторе. Он даже ни разу не прикоснулся к ней. Только за руку брал, помогая залезть в кабину.
— И на внешность… Вон сколько их таких покалеченных с войны приходило, и ничего, жили бабы. И он с войны пришел…
— Да, но я-то его не ждала.
— Ну не ждала, и не ждала… — Бабушка махнула рукой, тяжело поднялась. — Картошки почистить надо. Картошки на сале пожарим. И с молочком.
— На сале вредно, холестерину много, — улыбнулась Юля.
— Ага, сейчас все умные стали…
Юля спустилась в погреб, набрала в кастрюлю картофельных клубней. Кухня в доме крохотная, можно сказать, закуток перед печью, а еще там размещалась плита на две конфорки. Но ничего, и Юля там умостилась, и бабушка возле плиты встала.
— Слышала я про этот холестерин, — сказала она, помешивая в сковороде, в которой шкворчало сало. — Сосуды от него забиваются.
— Забиваются.
— Вот и у меня когда-нибудь забьются. На кого я тебя оставлю? А ты в институт собираешься. Как ты там без меня будешь?
— Ничего у тебя не забьется. И мы будем вместе.
