Юрий Енцов - Охота на единорога
Темнело. Ещё были видны стены вокруг, но с трудом различимы цвета, стало ясно, что уже очень скоро наступит безвременная кромешная тьма.
Опять сверкнуло и Серж вздохнул заметил памятник Саддаму, он был рядом и сбоку, сейчас он отодвинулся назад и вдаль, они объезжали его по кривой… Но тут же за этой мыслью, шевельнулась другая нехорошая: Сержу показалось, что истукан ожил и теперь хозяин этих мест меряет шагами земли.
«Прощайте, господин!» — произнёс мысленно Серж, но, поймав себя на малодушье, заскрипел зубами.
— Давай, гони! — прошептал он, с запозданием испытывая омерзение и, опасливо щурясь в темноту, — Гони. Гони!
Потом, спустя годы, если они придут на смену дням, это будет вспоминаться как сказка для тех, кому суждено умереть естественной смертью. Возможно, мужчины и не должны умирать от старости?
Глава 18
«Со времени отъезда Филояди прошло семь полновесных и незаметных лет, но не случилось ничего, что могло бы, как-то повлияв, изменить жизнь в пределах Королевского города и в стране. В соседних государствах тоже ничего заметного не произошло, не было обновления престолов, как правило, приводящего к смутам. Все шло по-старому.
От Филояди не было известий и, назначенный его дожидаться шпион, от скуки занялся делом, основал торговлю, чему нимало способствовало хорошее жалование назначенное ему тайной службой, оно составило основу капитала. Мало-помалу разбогатев, шпион стал подумывать, о том, чтобы сделаться поставщиком двора, против чего, однако, возразил Асман, когда ему об этом с улыбкой поведал шеф тайной канцелярии. Старый горбатый карла с огромным ятаганообразным носом он так и не узнал о существовании лазутчика, хотя был опытный и ценный работник. Скончался и бывший егерь короля к которому Асман прежде часто заезжал при своих утренних тайных выездах, во время одного из которых, семь лет тому, Асман встретил Де Кастро.
Мигуэля тоже не было в живых.
Он занемог после своего обморока, случившегося по прошествии жуткой ночи. Когда прошел сель, кончился и обморок, король успокоился было. Но его ожидало разочарование, Мигуэль никак не отреагировал на появление своей юной подруги. Но правда выяснилось, что он не реагирует уже ни на что и лишь таращит глаза, свои глаза мудреца с сеткой морщинок. Он превратился в младенца. Его безучастного готовили, пока спадала, вода к встрече с той, которую он так искал.
Хотя король знал его непродолжительное время и не мог поручиться, что де Кастро как-то меняется.
Но Мария то знала его дольше: ещё девочкою её обручили со старинным приятелем отца венецианского мецената и ученого любителя, с неким необычным испанцем по имени Miguele de la Castro d’Amos. Будучи послушной дочерью, она во всем выполняла волю родителя. Но случилось так, что в прибрежных италийских водах по какой-то смутной прихоти судьбы, судно, на котором она возвращалось из монастыря, где гостила у тети абатисы, подвергся безумному нападению турецких пиратов.
Приехав к тёте сушей, она и обратно предполагала, согласно наставлению отца, ехать так же. Но вот последние несколько десятков миль было решено проделать в прогулке по спокойному в это время года вполне безопасному морю. Инициатором этого морского вояжа оказался молодой прикащик отца — Стефанио. Высокий, загорелый молодой человек любил светлые чулки и зеленые бархатные береты. Мария познакомилась с ним на одном из маскерадов, что начали входить в моду в их городе. Стефанио был значительно моложе ее нареченного лет на 10–15 не меньше, но как ни странно он выглядел более зрелым, чем сухонький синьор Мигуэль, похожий на больного мальчика, а не на мужчину. Впечатление было обманчиво и она успела в этом убедиться прежде, чем они расстались перед тем как увидеться вновь в далеких землях. Он показал, что вовсе не неженка и вовсе не нуждается в заеме мужественности у бедного Стефанио. Как то во время катания по каналу, когда Мария была еще девочкой случилось такое, что гондольер сказал что-то не вполне почтительное синьору де Кастро. Тот одернул грубияна. Гондольер ответил уже явной грубостью. Де Кастро сначала побил его палкой, которую всегда носил с собой, предпочитая ее шпаге, а потом и вовсе столкнул рассвирепевшего противника в воду на глазах у его товарищей.
Что же касается Стефанио, то Мария увидела его в последний раз, когда её со служанкой Юноша лежал мертвый с распоротым, залитым кровью камзолом и с него кто-то из турок торопливо стаскивал сапоги.
Все последующее было запредельно беспросветно ужасным, с перехода на пиратский корабль начался дурной сон, который, как она стала понимать спустя некоторое время было не сном а обычной жизнью большей части человечества, и она сама от увиденного не сошла с ума и убедилась, что способна перенести многое, то есть способна жить жизнью большей части человечества. Оценивая объективно надо сказать, что страдания Марии были лишь небольшим зрительным неудобством. Ее молодость и красота, как ни странно, спасли ее от больших неудобств плена: капитан пиратов оказался опытным человеком, к тому же видно, он как раз теперь нуждался в деньгах, она очень скоро лишилась своей преданной служанки — единственное настоящее неудобство этого вынужденного путешествия. Они обе рыдали разлучаясь в неком удалённом от побережья городе.
Спустя много лет когда Мария вернулась в Венецию, похоронив перед этим своего почитатели, когда вырос ее сын — напоминание о скитаниях и неожиданной пристани, она снарядила человека для поисков своей компаньонки — того последнего, что могло соединить её с порою безмятежней юности что оборвалась столь неожиданно. И её нашли но бывшая старая дева оказалась женой турка горшечника и озабоченной матерью полудюжены чумазых ребятишек за которыми она не успевала смотреть, но, тем не менее не захотела расстаться с ними и с мужем который, выкупив, полюбил её не смотря на дешевую цену и тут же получил трепетную взаимность…
Пока ещё была надежда на выздоровление де Кастро, король обещал ему и его наречённой свободу. Мигуэль — слабый телом и, казалось, все более…»
— Серёжа!
Серж поднял глаза, оторвавшись от тетради.
— Мама, извини, я не слышал, как ты вошла, — сказал он.
— Ты принимал лекарства? — строго спросила Татьяна, подходя к его кровати. Она не изменилась и не выглядела на свои шестьдесят пять.
Он посмотрел на тумбочку, там лежало несколько разноцветных таблеток.
— Их же нужно пить по часам, — возмутилась она, — я так и знала, что в этой больнице для бедных медсестры не следят за своими больными.
— Может мне перебраться домой? — спросил он и потянулся к тумбочке.
— Ну, когда ты еще полечишься за две тысячи евро в сутки? — возразила Татьяна.
— Значит все-таки не для бедных… — предположил Серж.
— Пей свои пилюли.
Он проглотил горсть таблеток и запил все это водой из пластиковой бутылочки. Вода была вкусная.
— К тебе еще обещали прийти сегодня. Какая-то девушка, — сказала Татьяна. — Не помню, как ее зовут.
— По-моему среди этих таблеток есть снотворное, — сказал Серж. Он бодрствовал с тетрадью на животе уже довольно долго, около часа.
— Для твоей печени полезен покой, — сказала мать.
— Добро пожаловать в страну моего сна, — сказал Серж, прикрывая глаза. — Хотя в моём сне я не король. Даже не верховный шаман. Не знаю, имею ли право приглашать тебя в эту страну. Возможно, жители её возразят против нашего бесцеремонного вторжения. Но возможно даже это моё приглашение ими же инспирировано, как знать? Хотя, как мне кажется, в этой стране не так много обитателей. Мы с ними справимся в случае чего.
— Конечно, поспи, я тут посижу с тобой, — сказала Татьяна, — если кто-то придет, я тебя тихонько разбужу.
— Как отразиться посещение на мне самом — не знаю, ведь столько народу теперь может пройтись по тому, что называется моей душой, — сказал Серж, или только подумал. Так что мне только остается надеяться, что легион живых, пыхтящих, костистых, одетых — вторгнется в те эфемерные сферы обитания легких, слабых, обнажённых когда меня уже тут не будет. Я изменюсь в очередной раз, просто до неузнаваемости. Останутся неизменными только — сны.
— А ведь когда-то ты спал у меня в животе, — с улыбкой сказала Татьяна.
— Вспоминаю, архетип врага, символ опасности, упрощённый до степени абстракции: некое мохнатое пятно, меховая кучка на полу, неподалёку от моей детской кроватки. Мне не больше пяти лет, но я знаю, что меня подстерегает жуткая опасность из-за близости этого чудища. Оно притаилась на полу в трёх метрах от меня, полное злобы.
Я во сне не вижу его глаз, просто знаю, что они есть и в них чернота. Кажется, это зловещее нечто подползает к моей кроватке. Но я не знал тогда, что лучшее средство убежать — это проснуться. Наверное, я кричал, или плакал во сне и ты из-за этого меня будила. Мама — милая худощавая женщина лет двадцати пяти. Она помогала мне сбежать от этого чудища…
