Юрий Кургузов - Чёрный Скорпион
Вернулась Алла минут через пять. Лицо ее не было уже таким напряженным.
Я спросил:
— Всё в порядке?
Она улыбнулась:
— Да, конечно. Просто надо было навестить больного.
Улыбнулся и я:
— Ну а теперь помогите здоровому.
— Вам, что ли?
— А кому же еще? Мне очень важно кое-что узнать, и, возможно, вы именно тот человек, помощь которого оказалась бы особенно ценной. Позвольте без прелюдий, ладно?
В глазах ее появилось легкое удивление.
— Ладно…
— Около двух месяцев назад, — начал я, — моему покойному другу и мужу Маргариты Владимировны Сергею была сделана операция. В вашей больнице, поскольку она здесь единственная, да и операция не была сложной. Так вот, не могли бы вы узнать, кто именно из врачей делал ту операцию? Это всё, о чем я вас попрошу.
— А нечего и узнавать. Сергея оперировал Виктор Иванович.
— Тот самый?! — удивился я.
— Самый тот.
Я заволновался:
— Пождите-подождите, но он же лечил и меня, а я не был хирургическим больным.
Губки Аллы сложились в почтительный бантик.
— Виктор Иванович — специалист самого широкого профиля, и к тому же они были хорошо знакомы. Так что нет ничего необычного в том, что операцию он делал сам, даже не просто сам, а один.
— Понятно… — пробормотал я. — А скажите, можно его увидеть?
— Прямо сейчас?
— Ну, если он здесь. Клянусь, это страшно важно!
Какое-то время девушка внимательно смотрела мне в глаза, потом пожала плечами:
— Идемте.
Мы вернулись к лестнице и спустились этажом ниже. Алла подвела меня к одной из дверей левого крыла:
— Вот кабинет Виктора Ивановича. А я буду у себя. Обратно дорогу найдете?
— Найду, — пообещал я, и ее каблучки зацокали по паркету, а я постучал и на приглашение, донесшееся изнутри, храбро толкнул дверь.
Доктор Павлов сидел за столом и что-то писал. Когда он поднял голову, огромные под стеклами роговых очков глаза равнодушно уставились на меня.
— Чем могу… — начал было он, но я идиотски-радостно улыбнулся и с жаром воскликнул:
— Здравствуйте, дорогой доктор!
— Здравствуйте… — недоуменно протянул он, однако тут же, точно спохватившись, приложил руку ко лбу: — А впрочем, постойте-постойте…
Должно быть, моя улыбка напоминала в тот момент развернутую до отказа гармошку.
— Не узнаёте, Виктор Иваныч?! Это же я!
Он положил ручку.
— Всё. Теперь узнал. Жертва иприта. Проходите и садитесь, молодой человек.
Я прошел и сел. И тотчас затараторил:
— Огромное вам спасибо, доктор! Вы меня так чудесно вылечили! Ничего больше не болит!.. — и т. д. и т. п.
Когда я умолк, дабы перевести дух, он снизошел до улыбки:
— Ну хорошо-хорошо. Но что же опять привело вас в эти стены? Надеюсь, уже не вопрос здоровья?
— Совершенно верно, — сияя как новый старый рубль, подтвердил я и — безо всякого перехода: — Понимаете, месяца два или три назад вы оперировали одного моего товарища. Об этом я и хотел поговорить.
…Да-а, подобной смены курса многоуважаемый Виктор Иванович никак не ожидал, и на некоторое время в кабинете воцарилась полная тишина.
Потом он слегка откашлялся и уставился на меня из-под очков как лемур:
— Но… вообще-то у нас тут проводится много операций, и вот так вот вспомнить…
— Да ну, доктор, — перебил я. — Тот случай вы наверняка не забыли. Резали без ассистентов, и к тому же своего знакомого. И ваша медсестра Алла, между прочим, его знала. Она — подруга его жены… то есть, вдовы. А Сергея убили аккурат накануне моей выписки. Вы, конечно же, слышали.
— Ах, вон вы о ком, — осторожно протянул Виктор Иванович. — Да-да, кажется, начинаю вспоминать. Однако вас ввели в заблуждение: это явное преувеличение, что мы с Сергей Анатольичем были друзьями.
— А разве я сказал — друзьями?! — удивился я. — Нет, доктор, я сказал — знакомыми. Так вот, уже после его смерти возникли некоторые обстоятельства… Короче, я хочу, чтобы вы рассказали мне о той операции.
Теперь он смотрел на меня поверх очков, и судорожно сжатые большие руки выдавали его волнение.
— Но… но я не понимаю, молодой человек, что именно могло вас заинтересовать. Рядовая операция, мы такие делаем пачками. Я просто удалил ему доброкачественную опухоль…
— Стоп! — опять бесцеремонно перебил я. — А точно опухоль была доброкачественной?
Доктор Павлов растерялся:
— Господи, ну а какой же! Ведь не…
Я округлил глаза:
— Вот! Вот, доктор, в этом и кроется причина моего визита. Маргарита Владимировна, понимаете ли, вбила себе в голову, что у ее мужа был рак, и потому он… начал вести беспорядочную жизнь, выпивать сверх меры, ну и в конце концов это привело к трагедии. Значит, она не права?
Виктор Иванович с явным облегчением откинулся на спинку кресла.
— Можете передать Маргарите Владимировне, что это чушь. Полная, абсолютная чушь! Поняли? Так и передайте!
Я радостно кивнул и поднялся со стула:
— Спасибо, понял, так и передам. Прошу прощения за беспокойство, но вы же знаете — женщины. Им коли в голову что взбредет…
Доктор тоже встал и даже вышел из-за стола, деликатно выпроваживая меня из кабинета. Да я особенно и не сопротивлялся. За лечение поблагодарил, про операцию Серого уточнил — всё, больше меня здесь ничто не задерживало.
У порога мы сердечно пожали друг другу руки и распрощались. Я поднялся к Алле. Она импозантно сидела на стуле и полировала маленькой пилочкой ногти. Очень красивые длинные ногти.
Увидев меня, спросила:
— Поговорили?
— Поговорили. Всё нормально.
И вдруг Алла отложила пилку и виновато вздохнула:
— Извините, пожалуйста, но мне придется дежурить до утра. У нас одна девочка заболела.
— Ничего страшного, — успокоил я. — Пусть девочка болеет, дежурьте на здоровье.
Она нахмурилась:
— Но как же вы?
— А что — я?
— Как же вы один вывезете…
— Ах, вон вы о чем! — Я махнул рукой: — Не волнуйтесь, всё будет проделано в лучших традициях американского кинематографа. Ну, пока.
— До завтра, — кивнула она.
Я ухмыльнулся:
— А почему это обязательно — "до завтра"? Может, мы увидимся еще и сегодня.
Девушка захлопала ресницами:
— Что-что?
— Ничего.
— Но постойте! — чуть ли не вскрикнула она. — А как же… Рита?
Я сделал преувеличенно суровое лицо:
— Поверьте, милая, мои чувства к вам не имеют к Рите ни малейшего отношения.
Глава семнадцатая
Проделав обратный путь к выходу, я вновь очутился на улице.
Да, вечер вступал в свои права: стало заметно прохладнее, принаряженные отдыхающие выползали на предзакатный променад, направляясь кто к центральной набережной (местному "броду"), кто к разного рода увеселительным заведениям либо ресторанам, — и лишь я, один я, как проклятый, все еще вынужден был, увы, заниматься делами. Мой трудовой день, к сожалению, только начинался.
Я сел за руль — и внезапно в голову тюкнулась любопытная мысль. Посмотрев на часы, подумал, что проверить ее конструктивность до наступления сумерек наверняка успею, и врубил зажигание.
Добравшись до Цветочной улицы, я медленно проехал мимо "девятки" цвета "медео", в которой счастливая юная парочка, уютно устроившись на заднем сиденье, отчаянно и самозабвенно целовалась. В и без того скудном туалете девушки уже явственно намечался вполне целенаправленный беспорядок.
"Эх, молодо-зелено! — чуть ли не умильно подумал я. — Счастливые и беззаботные! Знай целуются себе — и нет им дела ни до чего в мире. На всё и на всех им глубоко плевать, а возможно, и не только плевать, эх-х-х!.."
Остановившись метров на двадцать дальше желто-зеленого дома, я вышел из машины и равнодушной походкой вернулся к калитке. Бросив по сторонам пару зорких индейских взглядов, отодвинул щеколду и ступил во двор. В облике дома не произошло никаких особых изменений за исключением того, что окна были плотно закрыты ставнями, а на двери болталась на веревочках красивая милицейская печать.
Но печать для героя — не помеха. В две секунды я нагло надругался над этим произведением сфрагистики, потом вскрыл отмычкой замок и, достав из кармана маленький фонарик, храбро двинулся вперед. Так… коридор, крохотная прихожая, кухня, первая комната, вторая…
Нет, это точно не сказки — насчет шестого чувства. Потому что в какой-то момент мне вдруг пришло в голову, что фонарик лучше выключить, а самому метнуться куда-нибудь в сторону.
И я выключил.
И метнулся, упав за диван на пол.
И — вовремя, потому что почти в тот же миг в комнате раздался приглушенный хлопок, а поблизости что-то просвистело. Не требовалось особого ума догадаться, что это был выстрел из пистолета с глушителем и стреляли не в кого-нибудь, а в меня.
