Наталья Кременчук - Смерть на фуршете
— Хорошо, я приеду, когда надо и куда скажешь, — кротко произнесла Ксения и допила наконец свое шампанское.
— Созвонюсь с Задорожневым и, если все сложится, позвоню тебе, — оживился Трешнев.
— Ну, наконец договорились, — Инесса, не чокаясь, выпила виски. — Только, Андрон, ты Ксении позвони при любых обстоятельствах, а не только если договоришься. У людей все же планы, семьи…
— Я тоже, между прочим, уже дедушка, — пробурчал Трешнев, но все же прибавил: — Позвоню непременно.
У логова хорька: под угрозой обыска
Встретиться с этим невероятным Валентином Задорожневым Трешнев договорился только через день — в воскресенье.
Место и время встречи выбирал Задорожнев, живший где-то на «Сходненской». Но, подтверждая свою экстравагантность и неординарность, предложил встретиться у метро «Таганская-кольцевая». Впрочем, Ксении ехать из Реутова было даже удобно.
Трешнев предупредил, что с ней они встретятся в метро пораньше, для инструктажа. И когда она минута в минуту появилась на «Марксистской», академик-метр д’отель ее уже ждал.
Вот он каков, Задорожнев! Даже Трешнева поставил на хронометраж.
Впрочем, наставления были предельно лаконичными. Говорит он, Трешнев. Ксения, как положено, внушительно молчит. Она для Задорожнева — следователь. Хочет решить некоторые проблемы по делу об убийстве Горчаковского — в рамках закона, но неформально. Попросила Трешнева, как свидетеля происшествия, быть посредником. Импровизация — только в рамках этой легенды. Задорожнев — личность…
Здесь Трешнев несколько замялся-задумался…
— Ну, как объяснить коротко… Он вроде хорька. Залезть в курятник и передушить всех кур… Только хорек, если я правильно усвоил курс зоологии, выпивает при этом куриные мозги, поумнеть, что ли, хочет, а Валя просто так хохлаток передушит… Ну, чего они все квохчут! Поняла?
— Кое-как. Неужели он такой мерзкий, как ты его изображаешь?
— Разве я сказал, что он мерзкий?! Может, он даже несчастный. Но почему мы должны хлебать его несчастья, его обиды на весь свет, его зависть?.. Скажи мне, ты кому-нибудь завидуешь?
Ксения честно задумалась:
— Да. Завидую. Тем, кто играет хоть на каком-никаком музыкальном инструменте…
— Ну, это не считается! Ты же при этом никому не обрываешь струны, не режешь мехи, не плюешь в саксофон…
— Тьфу, Андрей! Пойдем поскорее к твоему Задорожневу.
Подававший надежды писатель, экстравагантный переводчик и книжный вор оказался уже не очень молодым альбиносом, притом с чахоточно воспаленным взглядом.
— Опаздываешь, Андрей Филиппович! — приветствовал он Трешнева — и без паузы: — Что, снова женился?
— Ты же знаешь, Валентин Александрович, я женился только однажды. — Трешнев мигом подхватил чуточку ернический тон собеседника. — Это не жена, а Татьяна Максимовна… Сейчас все объясню. Как ты знаешь, в мае, на вручении «Норрки»…
— Все — козлы! — врезался Задорожнев.
— Согласен. Во время вручения «Норрки» убили Игоря Горчаковского, Элеонору Кущину…
— Мои соболезнования. Что дальше?
— Идет следствие. А поскольку я волею судеб оказался на этой церемонии…
— Надеюсь, тебя не подозревают? Но свидетельствовать в твою защиту не могу. Меня там не было — со всеми вытекающими…
— Валентин Александрович, разговор совсем о другом. Нужна твоя профессиональная поддержка.
— Ну, что же! Давайте обговорим финансовые условия, оформим договор, и я дам объективное экспертное заключение. На какой предмет?
— К сожалению, пока обсуждение несколько в иной плоскости… Может, пройдем куда-то? Чего мы здесь стоим? Вот кафе…
— У меня с собой нет денег.
— У меня есть. Посидим в спокойной обстановке.
— Мне и здесь удобно. Давай покороче. Что вам нужно?
— Понимаешь, Валентин Александрович, скажу тебе честно, следствие по убийству лауреата идет своим чередом, но возникли вопросы к самому роману.
— Очень интересно! А я при чем?
— Установлено, что часть текста романа Игоря Горчаковского представляет собой несколько перелицованный текст романа одного турецкого писателя…
В темно-асфальтовых глазах Задорожнева метнулись, словно фары на ночном шоссе, какие-то сполохи.
Но Трешнев держал паузу.
Молчал и Задорожнев.
— Может, все же пойдем в кафе? — предложила Ксения, ставшая теперь Татьяной Максимовной.
— У меня изжога, — сказал Задорожнев.
— Как пожелаешь, — продолжил Трешнев. — Выяснилось, что этот роман переводила на русский язык Рогина Махаббат Артуровна…
В задорожневских глазах вовсю метались электрические разряды, но он молчал.
— Понимаешь, да, Валентин Александрович?
— Маша много чего переводила…
— Это понятно. Просто дальше начались странные совпадения…
— Стой! — вдруг закричал Задорожнев. — Это что, допрос?
— Ну, почему же допрос? Что это за допрос, здесь, на улице? Это, дорогой Валя, доверительная беседа. И в твоих интересах…
— А если она в моих интересах, — теперь Задорожнев почти кричал, с какими-то повизгиваниями, — я ее буду записывать…
Он выхватил из нагрудного кармана крохотный диктофон.
— Возможно, ты ее уже начал записывать. — Трешнев был так спокоен, словно говорил с буйнопомешанным или с террористом с гранатой в руке. — И много ли записал? Я вообще-то решил встретиться с тобой не для того, чтобы ты орал на Садовом кольце, близ Театра на Таганке, а чтобы предостеречь от непродуманных действий… Так что включай — или не выключай — свой диктофон, но потом подумай, как ты будешь использовать эту запись…
— Я, Андрей Филиппович, к тебе хорошо относился, но всегда знал, что ты — штопаный ган…
— Это у тебя тоже пишется, Валентин Александрович? Хорошо. Тогда продолжаю… Штопаный и т. д. сообщит тебе интересную новость…
В глазах Задорожнева запрыгали скользкие, поблескивающие слякотью лягушки.
— В марте сего года в библиотеке Института восточных и редких языков М.А. Рогина заказала роман «Kiził Kaya», по-русски «Кизиловая скала» или «Кизиловый утес» — кому как нравится. Затем роман исчез с полки, но выяснилось… машина у тебя пишет? Очень хорошо.
— Не пишет! — Задорожнев показал диктофон, впрочем, по его виду было непонятно, в каком аппарат сейчас состоянии. Засунул его в карман затрепанных серых брюк. — Говори чего хотел!
— Это ты сам знаешь. Через пару дней по разовому пропуску в библиотеку института пришел, возможно, тебе известный Задорожнев Валентин Александрович, после чего «Kiził Kaya», заказанная госпожой Рогиной, с полки исчезла…
— И чего?
— Для нас-то ничего, но там, — Трешнев кивнул на Ксению, — полагают, что кой-чего… Тем более что и в других библиотеках Москвы экземпляры этого романа исчезли… И есть мнение: если один потенциальный похититель уже, как минимум, под подозрением, то он может быть причастен и к другим, мягко говоря, пропажам этой книги…
Задорожнев молчал.
— А на днях, хотя в ночное время, на человека, который вез в интересах следствия ксерокопию этого романа, было совершено разбойное нападение…
— Вы, конечно, тоже пишете? — сварливо сказал Задорожнев.
— Зря вы так, — возразила Ксения, впрочем, стараясь говорить как можно тише. — Мы бы вас предупредили. Зачем нам нарушать конституцию и закон?
— Хочешь, Валентин Александрович, обыщи меня, — предложил Трешнев. — Только аккуратно — щекотки боюсь.
Глаза этого смутного человека полыхнули электросваркой. Верно, Задорожнев хотел выматериться, но удержался.
— Это вы мне обыском грозите! Только хрен что найдете! Ну, был я в библиотеке, но про вашу «Скалу» ничего не знаю.
— А что знаешь? Книжечка-то из всех библиотек тю-тю!
— Ненавижу! Но я здесь ни при чем!
— Это ты не нам объяснять будешь. Исчезновение «Kiził Kaya» из институтской библиотеки все равно уже с тобой связано, а что такое прецедент, ты знаешь…
— Твари!
— Надеюсь, это ты не нам. Расскажи, как было, а мы посодействуем. Это ведь неформальная встреча.
Задорожневские глаза вдруг приобрели первоначальный, темно-асфальтовый цвет.
— Мне совершенно по одному месту, что там насочиняют, но тебе, Андрей Филиппович, только по давнему знакомству скажу: не там ищете!
— Вот и подскажи, где искать.
— Ты же знаешь: Маша — гениальная переводчица…
— …а ты — гениальный писатель… Нам, — Трешнев показал глазами на Ксению, — факты нужны, Валентин Александрович, а не лирические эмоции.
Задорожнев смотрел затравленно.
— Короче: однажды Маше попался этот самый роман… Перевела… Хотела, естественно, напечатать… Но вы же знаете, какой теперь бардак… Даже мне не удалось…
Трешнев поощряюще покивал головой.
