Николай Буянов - Бал для убийцы
— Артур! — крикнула Майя.
Он удивленно и растерянно поднял голову.
— Ты? Ты что делаешь здесь, мать твою? Как ты меня нашла?
— Да вот, — она виновато развела руками, стараясь восстановить дыхание. — Вот нашла…
И бухнула, словно прыгнула в воду с вышки:
— Я все знаю.
— Серьезно? — Он усмехнулся. — Тогда — имя актера, играющего Петра Первого в рекламе «Кофейни на паях», восемь букв по горизонтали.
— Папа, кто там? — послышался жалобный голос из машины.
— Никого, сиди и не высовывайся.
— Послушай, — Майя заговорила быстро, скороговоркой. — Этим проблемы не решить. Есть свидетель — Келли, она видела…
— Какая еще… А, дочка твоего приятеля, кандидата в демократы… Она-то здесь при чем?
— Она была на третьем этаже, в закутке, где туалет для мальчиков, в тот самый момент, — выдала она бессвязную и бессмысленную фразу, но Артур, для которого существовал единственный вечер во всей тысячелетней истории человечества и единственное на Земле географическое место, понял все отлично.
— Она еще ребенок, какой дурак всерьез будет слушать ее лепет? Тем более что материальных улик нет и не будет. — Артур подхватил черный пакет — вот о чем упоминал детинушка со златой цепью вокруг шеи! — и размахнулся, намереваясь швырнуть в костер…
Кто-то крепко схватил его за руку. Майя обернулась… Сзади стоял тот самый прохожий, сошедший с электрички. То-то он показался ей смутно знакомым…
— А вот этого делать не стоит, Артур Дмитриевич, — укоризненно сказал Колчин. — Ибо — вы правы — это улика.
Артур пристально посмотрел на Майю и сказал без выражения:
— Похоже, ты притащила «хвост».
Показания.
«— Это, собственно, идея Майи, я в нее не особенно поверил, но она сумела меня заразить, а я заразился… на свою беду. Дело-то было почти закрыто, оставалось поймать вурдалака — и к стенке…
— Вы имеете в виду Гоца?
— Я и сейчас не сомневаюсь, что он — убийца. Когда этот запойный гений сказал, что в витрине магазина стояло его бессмертное творение — чучело Бабы Яги, меня как громом ударило. То есть я ни секунды не думал, будто Лера и вправду убила…
— Тогда зачем вы поехали на дачу?
— Испугался. Первый порыв был: спрятать дочку подальше, пока все не уляжется, пока сам не разберусь. Уничтожить костюм, чтобы пресечь всякие… инсинуации. Поймите, я был сам не свой, всерьез опасался, что крыша поедет. Ума не приложу, как вы меня вычислили.
— Это заслуга Майи Аркадьевны. Я просто шел следом, предоставив ей возможность действовать.
— Она у нас большая затейница, — с непередаваемой интонацией сказал Артур. — Почему она так защищает Гоца? Вроде не сват, не брат…
— Кстати, костюм Бабы Яги, в котором ваша дочь была на дискотеке, совершенно чист. Ни капель крови, ни чего-то подобного… Давайте теперь вернемся к вашему сыну.
— Что тут сказать. Оглушенность, обескураженность прошли, стал искать приемлемое объяснение…
— И решили уничтожить важную улику…
— Ждете, что я стану извиняться?
— Нет, я вполне вас понимаю. Наверное, и сам поступил бы так же… Давайте попробуем подойти с другого конца. Расскажите мне о вашем деде.
— Мой дед? — удивление в голосе. — Дмитрий Макарович? При чем здесь он?
— Я пытаюсь добраться до мотива преступления. Убийца устроил пожар в школьном музее — это была его основная цель. Охранник и ваш сын (простите великодушно) погибли как свидетели.
Пауза.
— Собственно, я довольно мало знаю. И дед он не мой, а моей жены. Вернее, бывшей жены, так что он мне вроде и не родственник. В войну служил на Балтике, был мичманом на линкоре «Кречет». Имел медаль «За отвагу» и орден Отечественной войны. Умер в девяносто первом, как раз на путч (говорил я старому, поменьше гляди телевизор — очень уж переживал за нашего Горби).
— Что вы отдали в музей?
— Ленточку от бескозырки, наградные документы, письма к бабушке (датированы, кажется, июлем сорок третьего) и фотографию. Но вы же не думаете, что ради них…
— Какие отношения у него были с Валерией?
— Мягко говоря, прохладные. Он что-нибудь спросит… или попросит — она, паршивка, задерет нос и мимо, будто не слышит. Хотя на похоронах плакала.
— Еще один вопрос. Вы когда-нибудь слышали о человеке по имени Аристарх Францевич Гольдберг?
— Гм… Нет, среди моих знакомых вроде…
— А имя «Челнок» вам о чем-нибудь говорит? Точнее, не имя, а прозвище?
— Челнок? Ну, маленькая лодка…»
— Мне он кажется искренним, — убежденно сказала Майя, слушая магнитофонную запись. Они вдвоем со следователем расположились возле старенького катушечного монстра времен, пожалуй, еще сладкой черно-белой троицы Знаменский-Томин-Кибрит, вслух мечтавшей об искоренении мировой преступности к конце текущего квартала.
— Из ваших уст слышать об искренности, — устало хмыкнул Колчин. — А что касается «Челнока»… Все это настолько зыбко, противоречиво… Я на девяносто девять процентов уверен: тянем пустышку.
«— На вашем месте я бы не занимался историческими изысками, а сосредоточил внимание на Гоце. Если окажется, что школьный историк приходил к нему за экспонатами…
— К сожалению, его уже не спросишь.
— Вот как? Вы что же, не надеетесь его поймать?
— Василий Евгеньевич Гоц был убит вчера вечером, между восемнадцатью и двадцатью часами. Застрелен из пистолета Макарова.
Пауза — гораздо длиннее всех предыдущих.
— Значит, преступник его выследил… Он нашел его раньше вас!
— В связи с этим у меня вопрос, и постарайтесь ответить на него как можно точнее: где вы находились и что делали в указанный промежуток?
— Убийство… Черт возьми, но как?! Где?
— Так не пойдет, Артур Дмитриевич. Давайте все же займемся разделением труда: я спрашиваю, вы отвечаете.
— Конечно, — тяжелый вздох и невеселый смешок. — Вот и еще один из нас вне подозрений. В качестве алиби — смерть, классное название для триллера… Где я был? Дома. Чем занимался — убейте, не помню.
— А Валерия?
— Мы были вместе. Она может подтвердить…
— К сожалению, она является подозреваемой, и я не могу верить ей на слово. Как и вам всем.
— Что же прикажете делать?»
Показания.
«— Анжелика, ты не против, если я задам несколько вопросов? В присутствии твоего папы, разумеется.
— Лика, ты можешь не отвечать, — глас Севы Бродникова. — Вы не имеете права, я кандидат в депутаты…
— Пап, замолчи ради бога. Давайте свои вопросы.
— В первую очередь: где ты находилась вчера, пятого января, между шестью и восемью вечера?
— Дома, как обычно. Меня предки под охраной держат, вы разве не в курсе? Мама утверждает, будто я сижу на игле (хотя я ни сном ни духом), папа — что я потопила подводную лодку „Курск"…
— Лика, будь добра!…
— Одну минуту. А ты не слышала выстрел?
— Меня уже спрашивали. У нас магнитофон орал, в смысле через наушники… Но тетя Джейн не виновата!
— В чем?
— Она его не убивала.
— Почему ты так думаешь?
— Потому что она была у нас. Мамка сначала ее не пускала — боялась, как бы я морально не травмировалась.
— Детка, этот маньяк держал ее под пистолетом, — тут же сдал Майю друг детства. — Так что я не удивлюсь…
— Сначала давай поговорим о новогоднем вечере. Ты была в костюме Домино?
— Да, мне Валька Савичева состряпала. Она всем подряд шьет, кроме себя самой…»
— «Шить на себя скучно, — вспомнила Майя. — Все равно что писать себе самой открытки ко дню рождения».
— Правда? — Колчин задумчиво покачал головой. — А девочка, оказывается, философ.
«— Ты сказала, что выходила из актового зала. Во сколько примерно?
— Я не смотрела на часы. Где-то после десяти.
— Зачем?
— Просто так. Три часа подряд в этой музыкальной табакерке — свихнешься. Все выходили: кто покурить, кто свежим воздухом подышать.
— Что было дальше?
Пауза.
— Поднялась вверх по лестнице. Собственно, сначала я хотела выйти на улицу, но у центрального входа околачивался Эдик, а мне с ним влом было встречаться. Я толкнулась к черному ходу, где каморка завхоза, — заперто. Поплелась наверх, покурить…
— Лика! — начальственный окрик Севы.
— Да я фигурально. На самом деле просто…
— Ты была одна?
— Сначала да, а потом… Я услышала шаги Эдика внизу и голос: „Эй, подожди-ка!" Или что-то в этом роде.
— Он не назвал того, к кому обращался?
— Ну, сначала я решила, что ко мне… В общем, я на всякий случай поднялась выше, на третий этаж, пробралась в закуток, где туалет для мальчиков, — там темно… Короче, затаилась. Думала, Эдик не найдет. Только он, оказывается, искал не меня.
— Давай-ка с этого момента поподробнее.
Лику явно передернуло.
— Мне и так это снится чуть ли не каждую ночь. То есть сначала я вообще не спала: только голову на подушку, глаза закрою…
Голос Севы:
