Екатерина Лесина - Клинок Минотавра
– Мы и ждали… мы просили его… быть осторожней… не ловить кошек у подъезда… домашних не сманивать, а то как-то неудобно перед соседями… он слушался. И мы даже начали думать, что и вправду перерос. Подростки все жестоки, а Валера немного больше… из-за школьных конфликтов. Он ведь слабым был, ты знаешь.
Рыхловатым и нерешительным, как и сам Игорек, пока у него не появился брат, который нуждался в его, Игорька, защите…
– Ты вот, как я гляжу, подтянулся… – отец произнес это с одобрением.
Подтянулся, сбросил жирок, работа способствовала. Мешки с цементом потаскай денек-другой, все лишнее само сойдет. Нет, Игорек не обзавелся внушительной мускулатурой, он был и остался худощавым, но теперь это была худоба жилистого человека, способного взвалить на спину пару мешков и подняться с ними на девятый этаж новостройки.
– Валерка только толстел… почти ничего не ел, а все равно толстел. Гормоны, – отец потер поросший седою щетиной подбородок. – Его дразнили. Били. Он сдачи давал, но его били все чаще… очень уж он был нерешительным.
…А потом случилась беда. В выпускном классе Валерка влюбился. Нет, это должно было произойти рано или поздно, Игорек и сам прошел через унижение первой любви и брата понимал прекрасно. Слушал отца. Злился. Сжимал и разжимал кулаки, понимая, что ничего не способен сделать.
Ах, если бы Валерка хоть словом в письме обмолвился. Игорек предупредил бы его, рассказал, что не стоит женщинам доверять, что они, женщины, все как одна – коварные тупые твари, которым только и нужно, что из человека душу вытрясти… но нет, не написал, и сам Игорек не почуял. Подвело сердце.
Чем грозит любовь к первой красавице школы? Дочери директора местного универсама? Девице наглой, избалованной? Ничем хорошим. Валерка страдал. Таился. Наблюдал издали… фотографировал… отец подарил ему «Зенит», надеясь привить новое, безопасное для общества, увлечение. И быть может, эта любовь прошла бы, как проходит грипп, но Валерке вздумалось признаться.
Он сделал подарок – альбом с фотографиями, который и преподнес, переложив стихами о любви… и все было красиво.
А на следующий день его избили. Били трое, из числа особо рьяных поклонников. Сама же красавица наблюдала за избиением. Валерка неделю лежал в больнице, а когда вышел…
– Он украл кошку этой… дуры, – отец, докурив одну папиросу, принялся сразу за другую, и сигаретный дым щекотал ноздри Игорька, поддразнивая. – А то, что осталось, сложил в коробку… еще один подарок. У девицы истерика… и не только у нее.
Он замолчал и, стряхнув пепел на скатерть, тихо завершил:
– Нам пришлось поместить Валеру в лечебницу…
Он молчал с минуту, вздохнул и произнес:
– Врачи говорят, что прогнозы хорошие… но нужен кто-то, кто будет за ним приглядывать… кто-то, кому он доверяет… как доверяет тебе.
Стоило ли говорить, что Игорек отправился к брату?
Клиника оказалась местом вполне приличным, мало похожим на сумасшедший дом, каковым его себе представлял Игорек. Комнаты-палаты на одного, светлые и чистые. Вежливый персонал.
Внимательный доктор, который долго рассказывал о разрушительной силе Валеркиного разума, о необходимости скорректировать помыслы. Красиво рассказывал. Валерка ему не верил. Он слушал, но поглядывал на брата хитро, порой улыбаясь, мол, мы-то знаем, что это, разрушительное, никуда из разума не денется. Главное, выбраться из клиники.
Не отпускали долго.
Два года, и Игорек почти свыкся с отведенной ему ролью няньки. А Валерка – с сердечной драмой.
– Ты был прав, – сказал он как-то, составляя картину из пластилиновых комков. – Все они – твари…
Потом Валерку выпустили, и надобность в Игорьке отпала. Отец дал денег и сказал большое спасибо, но… Игорек ведь понимает, что в этой семье он лишний?
Понимал.
Уехал.
Валерка писал, но теперь письма были сдержанными. Он рассказывал про новый мир и бизнес, про отцовское недовольство, про упрямство его, про ссору… побег из дома…
Валерка был умным и сумел устроиться…
Игорек не завидовал. Да, сам он жил в старухиной избе, которую кое-как подлатал, и работал на стройке, уже другой, но не завидовал – гордился. Его, Игорька, брат самый умный и самый ловкий.
И отец поймет, когда-нибудь… так и жили, врозь, но связь не ослабевала… и когда Валерку подорвали, Игорек почувствовал. Сон ему дурной приснился. Он маялся-маялся, вспоминая и страх, и боль, которую ощутил, хотя говорят, что во сне ничего нельзя почувствовать, но он, Игорек, чувствовал.
И сорвался. Приехал в больницу, а его не пустили, потому как реанимация – она только для родственников, и в критических случаях.
– Сам виноват, – сказал отец, сплевывая. – С бандюгами связался…
…Он похоронил жену, и дочь лежала в соседней палате, правда, ей-то смерть не грозила, но отец все равно волновался, считал Валерку виноватым, хотя на деле виновной оказалась та стерва, которую Валерка взял себе в жены. Она-то и царапины не получила.
Когда стало понятно, что Валерка выживет, когда его перевели в отделение интенсивной терапии, Игорек расплакался от счастья. Следующие полгода он провел в клинике.
– Я должен ее найти, – Валерка не хотел умирать. Он выбирался, стиснув зубы, заставляя себя жить несмотря ни на что. И тело слушалось.
Восстанавливалось.
А Игорек помогал, чем мог.
Найти? Нашел. В другом городе. Под другим именем. Но нашел ведь. Крашеная тварь, которая едва не убила Валерку… из-за денег, из-за снобизма своего, как та, предыдущая, которая посмеялась над братом… а он – хороший.
Несмотря ни на что, хороший…
– Просто ангел господень, – сказал Иван, глядя на пистолет. Подмывало броситься, как в кино, и ударом кулака сломать Игорьку нос, а пистолет откинуть куда подальше.
Останавливало то, что в жизни Ивану чаще приходилось носы восстанавливать, нежели ломать.
– Он убил ту женщину?
– Не он, я убил, – гордо произнес Игорек и, насупившись, добавил: – Она была тварью! Заслужила!
Тоже безумие, если разобраться, эта его слепая преданность.
– А другие?
– И другие!
– И Лара?
– Она… она сама виновата! Она сбежала!
Игорек заволновался. Он прошелся вдоль окна, толкнул створку, высунулся наружу и так стоял, вглядываясь в ночную темноту.
Куда Вовка подевался? А полицию вызвать не успели…
– Валерка ее любил! – сказал Игорек, останавливаясь напротив Лары. Смотрел на нее, скривившись, с ненавистью, явно испытывая преогромное желание выстрелить. – Он ее подобрал! Знаешь, кем она была? Манекенщицей… подиумная давалка. Все знают, что эти… шлюхи… и она не лучше. Ей только деньги и нужны были. Всем им только деньги и нужны. Я Валерке говорил. Я предупреждал!
– А он тебя не послушал?
– Нет! Он ее… он ее домой взял! И поселил. И вообще заботился… захотел жениться!
Не только преданность, но и ревность, которая и теперь, спустя годы, мучит Игорька. Он разрывается между желанием брату угодить и яростью, что давно точит его.
– А она сбежала, – понимающе сказал Иван. – Неблагодарная.
– Сбежала… спряталась… Валерка расстраивался. Я ему говорил, что надо плюнуть и забыть… а он не смог… не забыл… искать стал… и нашел.
– Нашел, – раздался незнакомый голос, услышав который Лара дернулась и застыла. – Конечно, нашел. И ты не прав, Игорь. Она мне нужна. Она нам нужна. Разве ты не видишь? Сходство просто поразительное…
Он был высок, на голову выше Игорька, и неправдоподобно худ, изможден почти. Он прятал худобу за мешковатой одеждой, но выдавало лицо. Запавшие щеки, обострившиеся, резко очерченные скулы. Злой изгиб губ. И жесткий подбородок.
– Зачем ты ушла, Лара? – спросил он. – Разве я плохо о тебе заботился?
Лара всхлипнула и зажала рот руками, Игорек мелко затрясся, видать, от с трудом сдерживаемого смеха. А за спиной Валерки возникла черная тень. Она появилась как-то и вдруг, и Иван не успел удивиться, но только моргнул, потому что не был уверен, что эта тень в принципе существует.
Не исчезла.
Руки ее сомкнулись на шее Валерки.
Шея хрустнула. И Валерка обмяк… а Игорек, который все-таки рассмеялся, захлебнулся собственным смехом. Он успел вскинуть руку, но и только… рука эта переломилась, выгнулась под неестественным углом, и пистолет выпал.
– Он… – Лара смотрела на тело, лежавшее на полу. – Он… он…
– Умер, – сказал Иван, обнимая ее. – Все хорошо. Он умер. Он больше не вернется…
– Умер…
Игорек визжал и всхлипывал, обняв покалеченную руку, прижав ее к груди, он раскачивался, а по щекам текли крупные слезы.
– Вы… вы за все ответите… вас посадят… убийцы… вы Валерочку… убийцы…
– Самозащита, – спокойно ответил Вовка и, присев у тела, проверил пульс. На взгляд Ивана надобности в этом не было никакой, но Вовке виднее. – Где Женька?
– Ничего не скажу! – Игорек насупился и нос задрал. – Ничего…
– Зря.
Тот, кто пришел ночью в дом, не был Вовкой, старым приятелем и старым же неприятелем, не важно, главное, что человеком знакомым и в чем-то родным, как само это место. Тот, кто присел рядом с Игорьком, был чужим и опасным.
