Мария Шкатулова - Убийство в Озерках
— Видите ли, ваша честь, — сказала Марго, — мне сейчас очень стыдно в этом признаваться, но я терпеть не могла этого Юрганова, с которым у моей подруги намечался роман, и готова была сделать все, чтобы этот роман не состоялся. Я знала, что они поссорились и что Нина, несмотря на это, ждет его. И когда я увидела его в окно, я решила не говорить ей и не уходить до тех пор, пока он не исчезнет. А мой бывший муж как раз очень хотел домой и все время меня дергал. А я не могла при Нине объяснить ему, почему я не ухожу. И заставляла его сидеть. И сама тоже, конечно, нервничала из-за этого и все время смотрела на часы. Как только Юрганов… простите… подсудимый, ушел — я же тогда не знала, что он торопился охранять эту чертову дачу! — я сразу же сказала, что мы можем идти.
— И ваш бывший муж может все это подтвердить?
— Да, конечно, в любую минуту. Тем более что, как только мы вышли из квартиры, я сразу же объяснила ему, почему так долго не соглашалась уходить.
— Как вы можете быть уверенной в том, что видели именно обвиняемого?
— У меня прекрасное зрение, ваша честь, и прекрасная память на лица. Кроме того, моя подруга живет на первом этаже, и площадка перед подъездом хорошо освещена, так что я имела возможность как следует рассмотреть его.
— И подсудимый не заметил вас? — спросила судья с сомнением.
— Нет, потому что в тот момент я курила на кухне, где не горел свет.
— Почему же его не увидела ваша подруга?
— Потому что она, во-первых, сидела к окну спиной, а, во-вторых, он почти сразу после того, как я его увидела, перешел на другую сторону проулка, к стоянке машин.
— Перешел на другую сторону? Или ушел совсем?
— Да нет же, я следила за ним. Он стоял напротив и курил.
— Почему же он не пришел к вашей подруге, а столько времени оставался на улице?
— Я думаю, ваша честь, он не пришел из-за нас. Он увидел нас в окно и, наверное, ждал, пока мы уйдем. Но лучше, если вы спросите об этом у него самого.
— Не надо меня учить, у кого и о чем спрашивать, — отрезала судья.
— Извините, ваша честь, — кротко проговорила неузнаваемая Марго.
— Я еще раз повторяю свой вопрос: почему же, в таком случае, вы не сообщили об этом следствию?
— Я же говорю: я не знала, когда именно произошло убийство. Я знала, что его обвиняют, но мне и в голову не могло прийти, что это так совпало. А потом я уехала в Лондон и только в воскресенье вечером…
— Хорошо. Сядьте! — сказала судья и повернулась к одному из заседателей.
В зале было совершенно тихо: потрясенная публика ждала решения судьи. Салтыков повернулся спиной к залу, и Нина не могла видеть его лицо. Впрочем, Салтыков ее больше не интересовал: она смотрела на бледного как смерть Юрганова, который стоял, вцепившись руками в прутья клетки и тоже, не отрываясь, следил за судьей.
Наконец она громко сказала:
— Совещаясь на месте, суд постановил, — она сделала паузу и сердито оглядела зал, — в связи с открывшимися обстоятельствами, дело направить на дополнительное расследование. Меру пресечения подсудимому Юрганову не изменять, — и захлопнула папку.
Судья и народные заседатели один за другим направились к выходу. Прокурор собирал разложенные на столе бумаги, а защитник что-то вполголоса говорил секретарю. Публика встала, и в проход между рядами сразу хлынул поток людей. Нина со своего места видела, как Юрганова выводят из клетки, и поняла, что если она поторопится, то, может быть, успеет перехватить его в коридоре. «Пропустите, пожалуйста, разрешите», — бормотала она, протискиваясь через толпу. В тот момент, когда она была уже у самых дверей, кто-то обогнал ее, больно толкнув в спину. Это был Салтыков. Он несколькими шагами пересек небольшой вестибюль и устремился к лестнице. И в то же мгновение Нина увидела Юрганова.
Он шел, держа руки за спиной, в сопровождении молоденького милиционера с оттопыренными ушами, и смотрел на нее. «Это вы?» Казалось, он не верил собственным глазам. Она хотела его обнять, но не решилась, а только слегка прислонилась к нему. «Все хорошо, теперь все будет хорошо», — прошептала она, вытирая слезы, которые текли у нее по лицу. «Отойдите, гражданка, не положено», — буркнул милиционер, но как-то не очень уверенно, и было видно, что он совсем не сердится и говорит это так, по долгу службы. Юрганов сказал: «Не плачь», так как обнять ее он не мог — мешали наручники.
* * *После суда Нина с подругами вернулась домой. Они то плакали, то смеялись, вспоминая подробности происшедшего.
— Я чуть с ума не сошла, когда увидела тебя, — говорила Нина, — что, думаю, она тут делает? Она же должна быть в Лондоне!
Марго с ужасом восклицала:
— Ты не представляешь! Я поговорила с тобой, положила трубку и думаю: Боже мой! Ведь тридцать первого Юрганов весь вечер проторчал под ее дверью. У него же алиби! Позвонила Женьке, в Москву, говорю: так и так, что делать? Женька орет: «Это ты во всем виновата! Это ты придумала дурацкий день рождения! Это из-за тебя он не решился зайти!
— Между прочим, — ядовито шипела Лёля, — действительно из-за тебя. Если бы не ты…
— Да, — всхлипывала Марго, — я знаю, я виновата! Нинон, ты когда-нибудь меня простишь?
— Боже мой, Марго, если бы не ты, он бы уже сегодня получил свои пятнадцать лет. А ты, Лёля, перестань: она же не знала! И потом, Марго, это ты меня прости: я черт знает что подумала, когда увидела тебя в суде.
— Нет, ты только представь, — перебивала Марго, — если бы ты не назвала мне дату и время убийства, я бы до сих пор сидела в Лондоне, а Юрганов…
И они снова принимались плакать и смеяться.
Потом стали решать, кому идти к следователю и что говорить.
— Надо рассказать ему все, что нам известно, и пусть решает сам, — предлагала Лёля, — все равно теперь он обязан отпустить Юрганова, раз у него есть алиби.
Марго возражала:
— Все не так просто — его могут еще очень долго продержать в Бутырке. Мне кажется, что пока не найдут настоящего убийцу, Юрганова не отпустят.
Надо было сказать следователю Залуцкому что-то такое, что заставило бы его переключить внимание на Салтыкова, но то, чем они располагали, казалось им ничтожным и неубедительным. «Все это действительно похоже на бабьи сплетни», — сказала Марго.
Ночью Нина проснулась и вспомнила о Тоне. «Боже мой, я же совершенно забыла: ведь я обещала переселить ее к отцу. Завтра сделаю уборку и заберу ее оттуда», — сказала она себе, чтобы как-то успокоить голос совести: думать о том, что из-за нее Тоня была по-прежнему в руках у Салтыкова, было неприятно. Потом она снова попыталась заснуть, но мысль о Тоне не давала ей покоя: «Она, наверное, решила, что я обманула ее».
Нина с отвращением вспомнила об эротических причудах Салтыкова. «Может, позвонить ей прямо сейчас? — подумала Нина, — позвонить и сказать, что завтра я ее заберу?» Нина схватилась за телефон, но тут же передумала. «Подождать до завтра? Ведь она наверняка спит». «Ну и что? — тут же возразила она самой себе, — ей так хочется уйти оттуда, что она обрадуется моему звонку даже ночью». Нина вспомнила, как Тоня жаловалась, что ей приходится целыми днями сидеть одной в пустой квартире. И вдруг в памяти у нее всплыла одна Тонина фраза: «Один раз он привел мастера чинить фотоаппарат и то велел мне сидеть на кухне».
Нина вскочила. «Какого мастера? Разве мастеров, ремонтирующих фотоаппараты, вызывают на дом? А если и вызывают, то, очевидно, домой, а не к любовнице?.. А даже если и к любовнице, то зачем при этом отправлять ее на кухню?..»
Нина взяла телефон и дрожащими от волнения руками начала набирать Тонин номер. Ее трясло от предчувствия удачи, но она старалась сдерживаться. «Подожди, подожди, — говорила она себе, — может, это вовсе не он. И потом, неизвестно: видела она его или нет. А если видела, то неизвестно — помнит ли и сможет ли описать».
— Ты видела мастера, который приходил к тебе на квартиру чинить фотоаппарат? — спросила Нина, извинившись за ночной звонок.
— Да, — ответила Тоня сонным голосом.
— Ты хорошо его рассмотрела?
— Нет, я только открыла дверь, а потом Павел Аркадьевич послал меня на кухню.
— Но ты помнишь, как он выглядел?
— Мастер?
— Да. Ты можешь его описать?
— Описать? Нет. Это было давно, и я видела его всего одну минуту. А что?
У Нины упало сердце.
— Значит, совсем не помнишь?
— Помню только, что он похож на льва Бонифация из мультика.
Нина замерла.
— То есть?
— У него такие волосы, как львиная грива. А что?
В тот же день Нина перевезла Тоню в отцовскую коммуналку, а вечером они вместе поехали к Мироновой, и та показала Тоне фотографию. «Да, это он», — сказала Тоня, сразу узнав в Лёне Когане салтыковского «мастера».
* * *Юрганова выпустили вечером двадцать первого февраля после короткого разговора с начальником СИЗО в его кабинете. «Рад за вас, Юрганов, — сказал начальник, — куда вы теперь?» «Домой», — ответил тот и, посмотрев на висевшие на стене часы, подумал, что Нина, наверное, давно ждет его у ворот.
