Василий Шарапов - Честь и мужество
Скандалить было никак нельзя. Пришлось ждать. Когда они прошли за барьер, а точней за веревочку с крючком, Мангосов уже платил за что-то в кассу. К счастью, он не заметил Геннадия, который нечаянно оказался от него в трех шагах. Мангосов был все с той же синей спортивной сумкой через плечо. Протянув девушке на контроле чек, он вышел из отдела.
— Что он купил, не заметил? — не глядя на Геннадия, вполголоса спросил Зуенков. Но ответа ждать не стал — не до того уже было: Мангосов, быстро обойдя отделы дамского трикотажа и головных уборов, направился к лестнице.
— Гена, что с тобой?!
Инспектору показалось, что юноша сейчас грохнется на пол: лицо Геннадия было изжелта-белым, лоб усеяли бисеринки пота.
— Душно… — выдавил Гена Дергачев.
Саша на мгновение растерялся: Мангосов уже начал спускаться вниз, но и мальчишку бросить было нельзя. Он обхватил левой рукой Геннадия за плечи и, чуть встряхнув, повлек за собой.
— Воришку поймали! — раздалось сзади, но оборачиваться было некогда.
Уже на площадке между вторым и первым этажами Гена пришел в себя, задергал плечами. Зуенков облегченно перевел дух, но не столько поэтому, а оттого, что увидел инспектора Алексеева. Тот стоял у самого выхода из «Самары» за мороженым — выстаивал наверняка уже двадцатую очередь. Двери были под его наблюдением — значит, глаз за Мангосовым, слава аллаху, есть…
— Выходит, никого знакомых? — спросил Саша, когда они с Геной выбрались из универмага.
— Никого, — зло буркнул Гена. — Больше не могу… Плохо чувствую себя… Не могу…
В 18 часов 40 минут Мангосов, Зуенков и Дергачев покинули универмаг «Самара».
«Слабачок, — подумал Саша с легким презрением о Геннадии, — придется его менять… Обидно, что так и не нашли девицу, только проваландались зря».
Он придержал шаг, оглянулся на Алексеева, сделал ему знак.
— Рэм, сажай парнишку в машину к Бибишеву, сам будешь со мной. Пусть срочно привезет дублера, связь по рации… Поскорей же!
«Москвич» с Бибишевым и Геной Дергачевым и «Жигули» Мангосова тронулись одновременно, хотя и с разных мест: Володя поставил машину на улице, не заворачивая на стоянку. «Москвич», развернувшись, помчал назад, в сторону крытого рынка, а «Жигули», сопровождаемые на некотором расстоянии «Волгой», неспешно покатили в сторону железнодорожного вокзала.
— Худо дело, — сказал Зуенков.
Да, задача инспекторов все более осложнялась. Привокзальная площадь представляла собой людской водоворот. Заканчивались летние отпуска, приближался учебный год — всем надо было куда-то срочно ехать, а поезда опаздывали не на минуты — на десятки часов. «Будем держаться рядом, — решил Зуенков. — Авось не прозеваем. Если что, я — за ним, Рэм — за девицей… Или кто там еще будет, посмотрим…»
А произошло странное.
В 18 часов 50 минут Мангосов, оставив машину возле стены, украшенной героической мозаикой, направился со спортивной сумкой через плечо к вокзальному ресторану. Зуенков и Алексеев незамедлительно последовали за ним. В ресторане было сине от дыма, душно и шумно. Свободных столиков не оказалось, кое-где в табачном тумане маячили фигуры жаждущих заполучить место. Зуенков с Алексеевым ничем не отличались от них.
Зато Мангосов устроился сразу. Полненькая чернявая официантка издалека помахала ему рукой, приглашая подойти. Пока он шел, она достала из-за буфетных кулис новенький стул и посадила Игоря Сергеевича к столу, за которым обедали только трое — муж, жена и девочка-подросток, с виду кавказцы. Инспектора подошли поближе, продолжая с постными лицами оглядываться по сторонам!
— Гляди-ка, — тихо сказал Зуенков. — О чем они, интересно?
Официантка и Мангосов оживленно говорили, но в ресторанном гуле слов не было слышно. Кавказцы деловито хлебали щи, поблескивая белками на нового соседа.
— Внимание! — Саша до боли сжал локоть Алексеева. — Вот они!…
В это время чернявая официантка, смеясь, брала из рук Мангосова синюю сумку. Виляя крутыми бедрами, она пошла с сумкой в сторону кухни.
— Обоих — в линейный отдел! — скомандовал Зуенков. — Бери официантку…
Быстрыми шагами Алексеев догнал полную девушку в накрахмаленной наколке и прошел следом за нею в коридор, ведущий в кухню.
— Игорь Сергеевич, добрый вечер! — подходя к столу, приветливо сказал Зуенков и широко улыбнулся. — Можно вас на секунду?
Крутые брови Мангосова сдвинулись: этот широколицый здоровяк с зачесанной на бок челочкой не был ему знаком. «Может, один из корешей Курка?»
Он вышел из-за стола. Саша, зажимая в ладони удостоверение и продолжая улыбаться, показал его Мангосову снизу, на уровне груди. Тот вздрогнул.
— В чем дело? — сказал он так громко, что за соседними столиками оглянулись.
— Потише, Мангосов, — громким шепотом произнес Саша. — И пойдемте без шума…
Подхватив его под локоть, Саша двинулся к кухне. Волей-неволей Мангосов вынужден был идти — слишком разные у них весовые категории, чтоб сопротивляться.
В кабинете директора их ждали Рэм и плачущая официантка. Сумка лежала на столе.
— Обеспечь явку свидетелей… Дай только им дообедать, — сказал Зуенков. — А я с этими через черный ход — в линейный отдел. Спросишь у директора, где буду…
Алексеев кивнул и прошел в зал.
В 19 часов 15 минут в присутствии понятых — они же свидетели-кавказцы, обедавшие за столиком, — была открыта синяя спортивная сумка, которую за столом Игорь Мангосов передал официантке Люсе Шумаковой из рук в руки. В сумке была обнаружена мятая оберточная бумага и картонки, обеспечивающие сохранность формы, иначе говоря — товарный вид. Уже берясь за молнию, опоясывающую сумку, Зуенков понял, что произошел прокол: слишком легка, десять тысяч должны хоть что-то весить.
— Теперь объясните, что это за комедия? — Мангосов гневно шлепнул по столу ладонью. — Вы считаете, что вам все позволено, не так ли? Напрасно! И на милицию управу найдем!..
Люся все не могла успокоиться, лицо ее было красным и грязным от потеков туши.
— Я ж говорила вам: подарил — и все! Что вам надо?! — Она всхлипнула. — Я Игоря Сергеевича сто лет знаю, без очереди обслуживаю… Вот и подарил…
— Успокойтесь, ничего и не случилось…
Зуенков никак не мог опомниться, он был огорошен осечкой. Свидетелей он отпустил, но Люсю следовало еще подержать: Алексеев наверняка уже вызвал по рации Бибишева.
— И часто вы преподносите официанткам подарки? — задал он дурацкий вопрос, но важно было потянуть время.
Мангосов аж зубами скрипнул: ну и тупицы в этой милиции!..
— Не часто! В первый раз! Что еще?!
— Тогда такой вопрос к вам, Шумакова: вы как, попросили сумку или он сам предложил вам ее?
— Сам, сам… — захлюпала Люся.
— Так-так… — многозначительно сказал Зуенков и почесал нос. — Значит, сам?..
В 19 часов 35 минут Миша Золотавкин, привезенный Бибишевым в линейный отдел милиции, удостоверил, что Люся — это вовсе не та девушка, что предложила ему угнать «Жигули» за триста рублей. Мангосов и Миша друг друга не видели: опознание официантки провели в соседнем кабинете. Люсю отпустили с миром, изысканно извинившись перед ней, чем она была даже польщена. Увидев Бибишева, Игорь Мангосов присмирел. По крайней мере, громких протестов, как раньше, больше не заявлял.
— Игорь Сергеевич, давайте поговорим откровенно… Очень откровенно, — предложил Володя самым доброжелательным тоном. — Правда, позже вы со следователем вдоволь наговоритесь, даже надоест. Но и у меня есть к вам разговор. Да нет, просто вопрос: где сейчас Курок?
В 19 часов 45 минут Миша Золотавкин поднялся вместе с капитаном Зуенковым на второй этаж универмага «Самара». Издалека, почти от самой лестницы, Миша узнал в одной из продавщиц отдела кожгалантереи пресловутую Лялю, которая завербовала его некогда в автоугонщики. Инспектор подивился, с какой ненавистью сообщил ему об этом Миша: он готов был, казалось, броситься к девушке и испепелить ее, затоптать и развеять по ветру. Но поскольку его миссия закончилась на опознании Ляли, Мишу Золотавкина отправили на машине домой.
Теперь-то Зуенкову было ясно, отчего побледнел Гена Дергачев, когда они с ним бродили по отделу портфелей, чемоданов и сумок.
Звонок, известивший, что универмаг скоро закроется, заставил Сашу спуститься вниз и покинуть магазин.
В 20 часов 10 минут Ольга Звенягина, временно, на подмене, работающая в отделе кожгалантереи, вышла через служебный вход из здания универмага. Синяя спортивная сумка болталась у нее на плече. Войдя в троллейбус, который следовал до площади Революции, она купила билет, села к окну и, не отрываясь от окна до самой конечной станции, смотрела на подернутые синеватой дымкой улицы. Когда она вышла на площади и направилась в сторону улицы Фрунзе, шагах в десяти позади нее оказался высокий, атлетического сложения молодой мужчина. Он проводил ее почти до дома, а когда до подъезда старенького кирпичного здания оставалось несколько шагов, плечистый молодой человек окликнул Олю.
