Василий Шарапов - Честь и мужество
— Знакомьтесь, — оживленно сказал Володя. — Моя невеста Тамара.
— Мангосов, — приветливо отозвался Игорь Сергеевич, продолжая стоять.
— Вы не откажетесь с нами шампанского хлебнуть? — развязно спросил Володя. — За наше счастье, так сказать. А то когда еще свидимся? Я обещал к вам заскочить, да все недосуг… Садитесь же!
Опять нечто вроде улыбки изогнуло тонкие губы Мангосова.
— Я за рулем, так что извините.
Однако он отодвинул стул и сел.
— Вот жалость-то! — Бибишев огорченно покачал головой. — А у нас с Тамарой сегодня особый день. Годовщина знакомства.
— Да? — Мангосов вежливо поцокал. — Действительно жалко.
— А я к вам в понедельник собирался. Вы мне обещали насчет юных курсантов порассказать. И кроме того… — Володя сделал таинственное лицо. — Есть, неприятная информация еще об одном парнишке… Ну да ладно, не время сейчас. За ваше здоровье и процветание, Игорь Сергеевич! — Он чокнулся с Тамарой и прихлебнул из фужера. — Я думал, между прочим, над вашим предложением выступить перед ребятами. Даже планчик составил.
Нет, Мангосову явно не сиделось. Лицо его неприятно напряглось, так что побелел кончик тонкого носа. Он сидел спиной к входу в зал и, казалось, прислушивался к голосам посетителей, рассаживавшихся в это время за столиком неподалеку. Наконец он не выдержал, оглянулся. Встал.
— Извините, Владимир Федорович… Извините, Тамара… Но мне в самом деле… То есть я не говорил вам, так вот — меня ждут, и я вынужден…
— Да что такое! — в сердцах воскликнул Володя. — Все куда-то спешат…
— Может, посидите полчасика? — подала голос Тамара и улыбнулась Мангосову.
— Нет-нет, — быстро сказал Мангосов. — Поздравляю вас, желаю счастья и… скорейшего бракосочетания.
— А куда спешить? — легкомысленно заметил Володя. — Только и пожить, пока… на свободе.
— А девушка не так думает, — с улыбкой, скорее злой, чем приветливой, проговорил Игорь Сергеевич. — Счастливо, изрядно вам завидую!
Кивнув, он торопливо и не глядя по сторонам пошел к выходу.
Бибишев внимательно глядел ему вслед. Когда фигура Мангосова скрылась в вестибюле, он, чему-то радуясь, рассмеялся и подмигнул девушке:
— Желаю скорейшего бракосочетания, Тамара Юрьевна! На примете-то есть кто?
— Вам-то что? — тихо спросила Тамара и выпила фужер шампанского до дна.
13 часов 30 минут. Когда от ресторана «Парус» отъехали зеленые «Жигули», светло-серая «Волга», одиноко стоявшая у подъезда Дома промышленности, развернулась и последовала за ними. Она не делала попытки обогнать малолитражку, напротив, старалась держаться за нею на некоторой дистанции. Когда зеленые «Жигули» затормозили у центральной сберкассы на улице Куйбышева, «Волга» остановилась, не доезжая полквартала. Она сопровождала «Жигули» примерно около часа, ожидая их хозяина еще у трех сберкасс. И только когда Мангосов поставил свою машину в гараж на Стара-Загоре и вошел в подъезд, «Волга» повернула назад по маршруту, каким приехала. У всех четырех сберкасс из машины выходил молодой человек в очках. На посещение каждой он тратил в среднем по 10—15 минут.
14 часов. Сотрудник оперативно-технического отдела УВД приоткрыл дверь в кабинет и остановился на пороге:
— Разрешите, товарищ подполковник?
— Готово? Отлично!
Начальник управления уголовного розыска взял у полнощекого лейтенанта листок бумаги и тотчас заглянул в конец напечатанного текста.
— Отлично! — повторил он. — Можете идти.
Внимательно, уже не спеша, он прочитал весь текст и снял трубку с одного из аппаратов без диска.
— Товарищ полковник, есть экспертиза письма.
— Да-да, слушаю.
— Установили, что газетный обрывок, который взял наш инспектор у Мангосова на квартире, и вырезки строчек, наклеенные в письме, из одной газеты. «Советский патриот», шестнадцатого августа сего года. Совпали и химический анализ, и текстовой. Хорошая улика, по-моему.
— Улики будут. Была бы уверенность. А она вроде бы появилась, верно?
— Это уж точно, товарищ полковник…
14 часов 20 минут. Звонок. Подполковник снял трубку внутреннего телефона.
— Слушаю.
— Дежурный по управлению лейтенант Жудягин, — раздалось в трубке. — Инспектор Алексеев только что сообщил по рации, что объект наблюдения снял в четырех сберкассах около девяти тысяч рублей. Сейчас он дома, машина — в гараже.
— Ясно. Спасибо…
14 часов 30 минут. Карасев, сторож-кочегар детского сада, тупо посмотрел на бумажку, на которой рукой Зуенкова было написано: «Вадим Сорокин. 33-02-91». Подергал носом, смахнул пот с морщинистого лба и буркнул угрюмо:
— Твоя взяла, начальник. Бери своего Курка, мать его…
— Но-но, ты не очень… — довольным голосом отозвался Саша и положил успокаивающе ладонь на костлявое плечо кочегара. — Говори, раз начал…
— Они через раз работали. По неделям. Одному я звонил по номеру вот этому. А когда Курка была очередь, я ходил к нему…
— Куда ходил?!
— Не кудахчи, сам скажу, — занозисто отпарировал кочегар и дернул головой. — На девятую просеку, к Зинаидке… Он у ней хахалем. Завсегда, как оттрубит срок, так к ней.
— Адрес какой?
— Лучше, если сам покажу. А то эти номера… Память я, начальник, давно пропил. А так и воздухом подышу маленько. Едем, что ль?
— Едем, Карасев, едем!..
16 часов 20 минут. Опять звякнул телефон. Начальник управления уголовного розыска снял трубку.
— Товарищ подполковник, это Зуенков. Звоню с Девятой просеки. Нет его там, как мы с вами и ожидали. Сожительница Курка говорит, что ушел с утра, надел синий костюм, полотняную кепочку и портфель прихватил. Похоже, говорит, на то, что собрался «когти рвать». Так она выразилась.
— Оставьте засаду, а сами подключайтесь к Бибишеву. Незачем вам торчать на просеке.
— И я так считаю, товарищ подполковник. Вряд ли он здесь покажется сегодня. Учуял что-то. Наши, видно, не осторожничали.
16 часов 30 минут. Забравшись с ногами на тахту — снять пыльные туфли и в голову не пришло, — Мангосов размышлял. Курил сигарету за сигаретой. Жмурясь, припоминал подробности своих разговоров с людьми в последние два-три дня. Случайной ли была его встреча с этим усатеньким в «Парусе»? Что означает упоминание о каком-то еще парнишке с автокурсов? И эти словечки: «пока на свободе…»? Намекал? Пугал? Или безобидный треп, случайно вырвавшаяся фраза?
Мангосов вдруг остро осознал тяжесть своего одиночества. Он всегда стремился быть чуть в стороне от людей, рано понял, что откровенность и общительность делают человека легко уязвимым. Многозначительно молчать, быть личностью непонятной, несколько загадочной, иронически относиться к чужим слабостям — этого достаточно, чтобы, не имея вовсе семи пядей во лбу, слыть умным и сильным, внушать опасливое уважение. Никогда у него не было закадычных друзей, и никогда он этим не тяготился. И вот сейчас Мангосов болезненно ощущал, что без людей, на которых он мог бы положиться или которым он мог бы хотя бы открыться, пожаловаться, поплакать в жилетку, без этих всегда презираемых им «слабых» людей ему невыносимо трудно. Вокруг никого, пустота. Молчит телефон Вадима… Но разве близок ему Вадим, если он пожертвовал им, не моргнув и глазом? Что ж, к лучшему, все к лучшему — Курок наверняка исполнил его, Мангосова, волю. А сам Курок? Куда запропастился он? Хотя и Курок… Что у них сейчас общего, кроме украденных сообща «Жигулей»? Впрочем, и с Пашкой Кондрашовым, второгодником и «шпанистым» увальнем, ничто их не связывало в школе. Правда, Пашка, не боявшийся ни старшеклассников, ни директора, уважал щупленького Игорька Мангосова и никогда не трогал его — считал, видно, сильной личностью, под стать себе, хоть и несколько в другом роде. И нынешней весной, когда Мангосов предложил ему на паях угонять машины — Курок угоняет, Игорь оформляет и организует, — Павел, сразу признал его старшинство. Куда же он делся теперь?
Да, есть еще Оля! Она предана ему больше, чем кто-либо. Но Мангосов запретил ей показываться без приказа возле здания курсов, места его официальной работы. И звонить на службу не велел: когда будет нужна, он найдет ее сам. Даже номер домашнего телефона Ольга не знает. Вернее, считает, что у Игоря Сергеевича телефона дома нет.
Что-то происходило вокруг. Он чувствовал это сердцем, кожей. Что-то тревожное, неясное, нехорошее. Оттого он и решил снять деньги со счетов. Их не так много лежало у него в сберкассах, но пусть лучше все будут в кучке. Если что, то вклады в куйбышевских сберкассах и сами сберкнижки — это улики. И дома столько денег держать нельзя, потому что милиция искать умеет. Вырваться бы в Пензу, а лучше — в Москву. Пусть полежат в тамошних сберкассах, так надежнее. Но почему он запсиховал, почему? Ничего ведь не случилось. Правда, Вадим… Но Курок, если и влип, не продаст. Может, страх пробрал оттого, что не появился в «Парусе» человек из Ростова? Но ведь он мог и быть там, но не подойти. Проклятый милиционер…
