Саймон Гандольфи - Золотая месть
Одежда Сэмми Самуэльсона выглядела в Австралии лучше, чем в Европе, и секретарь в театральном агентстве разговаривал с ним довольно вежливо. Директором агентства оказалась женщина лет сорока с небольшим, с блестящими черными умными глазами, овальным лицом с чистой кожей, обрамленным рыжими волосами до плеч. На шее, на серебряной цепочке, висел опал. Кремовая блузка с французскими манжетами и опаловыми запонками, бежевая полотняная юбка. Такая фигура стоила ежедневного ухода и расходов на гимнастику. Звали ее – Хлоя Айзеке. Она выслушала его, ее изящные, хорошо ухоженные руки с длинными пальцами, на которых не было обручального кольца, спокойно лежали по обе стороны записной книжки – Это должна быть молодая девушка небольшого роста, – говорил Сэмми, – сто пятьдесят пять – сто пятьдесят семь сантиметров, китаянка. Не вьетнамка, а именно настоящая китаянка, мисс Айзеке Речь идет не о карьере, но это вполне законно, за это будет хорошо заплачено, и здесь нет ничего опасного.
Сэмми написал фамилию и телефон инспектора особого отдела австралийской федеральной полиции на оборотной стороне визитной карточки Сэмми Самуэльсона, а внизу приписал еще одну фамилию – Сэфин Ивэнс.
Она прочла.
– Сэфин Ивэнс – это вы, мистер Самуэльсон?
– Бываю иногда, – сказал Сэмми.
– Так вы один из этих? Сэмми пожал плечами.
– Это все же лучше, чем быть растлителем малолетних или снимать порнофильмы, мисс Айзеке.
– Хлоя, – поправила она.
– Хлоя…
***Сэмми ехал вдоль побережья и остановился переночевать в мотеле. В пять утра он покинул мотель и направился в глубь материка. Проехав пятьдесят километров, он увидел дорожный указатель со стрелкой на Гленгар-Стад и повернул в ту сторону. Частная дорога проходила между чистыми, хорошо орошаемыми лугами с загонами для лошадей, огороженными бревенчатыми заборами. Здесь было достаточно тенистых деревьев, чтобы животные могли укрыться в жаркий день. Издали лошади выглядели отлично. Трент насчитал двадцать кобыл и дюжину жеребят, пока не сбился со счета. Конюшни располагались на вершине большого холма – внизу проходила асфальтированная дорога, а вверх вела дополнительная тропа, поднимавшаяся прямо по крутому склону холма. Дом находился в четырехстах метрах левее, в роще голубых камедных деревьев. Он был построен из белого дерева, с широкой верандой и жестяной крышей и казался достаточно просторным для семьи с двумя детьми. Возле дома десяток дождевальных труб орошали два гектара изумрудно-зеленой люцерны. Когда Сэмми выгрузил свой чемодан и сумку с новой одеждой и обувью и поднялся на крыльцо, донесшийся с луга порыв ветра овеял его прохладой.
На шум автомобиля на веранду вышла высокая женщина. Она долго смотрела на Сэмми, а затем воскликнула: "Черт возьми!" Но все же подставила ему щеку для поцелуя и обняла его.
– Ты найдешь Чарли там, на дороге, – сказала она.
– Я хочу прежде поговорить с тобой. Марс, – остановил он ее. Они знали друг друга уже пятнадцать лет, и ему было бы больно прервать эту дружбу.
***Пока они пили кофе на кухне, он, глядя в серые глаза собеседницы, рассказывал ей об этой девушке.
Она сидела, опершись на чисто выскобленный сосновый кухонный стол, – крупная женщина с таким запасом любви в сердце, что его хватало на двух неугомонных ребят и на мужа, занятого тяжелой работой. Марс всегда умела слушать и дождалась, пока он закончит, во время его рассказа ее глаза горели гневом, а губы побелели, и она нервно потирала руки. Здесь, на овечьей ферме, где женщина выросла, не было стиральной машины, и она все делала этими костистыми сильными руками, которые могли без труда разрубить полено.
– Господи Боже! – сказала Марс, когда он закончил, положила ладони на его руки и стала их гладить, как будто изгоняя боль. Она хотела дать ему понять, что все понимает и что она на его стороне не потому, что они давно уже были одной семьей, а потому, что она разделяет с ним его желание что-то сделать с этим. Марс еще раз пожала ему руки и сказала:
– Ты лучше выйди на дорогу к Чарли и скажи ему, что я согласна.
Сэмми переоделся в хлопчатобумажные брюки, спортивную рубашку и рабочие ботинки.
Невысокий, худощавый, стройный человек лет шестидесяти внимательно оглядывал кобылу, которую проводила перед ним молодая женщина из австралийских аборигенов. Широкополая шляпа затеняла его лицо. Он держал в зубах соломинку.
Запахи конского пота, седельной кожи и дорожной пыли пробудили воспоминания о прошлом. Помолчав немного, Сэмми сказал:
– Левая задняя. Это что – растяжение?
– Травма. – ответил Чарли. – Фургон с лошадьми столкнулся с грузовиком. – Он выплюнул соломинку. – Что тебе нужно, Падди? Если речь о работе, выкладывай.
– Да, о работе, – ответил Падди (ему уже надоело быть Сэмми).
– Я уволился с работы, – сообщил Чарли.
– Я тоже уже не служу больше в Управлении. Но это частное дело, Чарли, и за это заплатят двести…
Чарли подозвал девушку, переговорил с ней, молча проследил, как она ведет лошадь в конюшню. Потом, спустя некоторое время, спросил:
– И где же это?
– В Гонконге.
– Марс устроит бучу.
– Я уже поговорил с ней, – сказал Падди. – Она относится сочувственно.
***Чарли посоветовал ему взять гнедого. Лошадь была спокойная и шла хорошо, не уставая от полуденной жары. От яркого солнца блекли краски лугов. Синие стволы камедных деревьев на склонах холмов дрожали в горячем мареве. Проехав километров шесть, Падди спешился в тени дерева, взял лопату и стал рыть яму. На глубине полуметра лопата ударилась о крышку ящика. Он был не из стали, а из специального материала "кевлар" – его нельзя было бы обнаружить с помощью металлонскателя.
В ящике лежало шесть водонепроницаемых пакетов с документами. Ричард О'Нейл – австралийский адвокат по вопросам налогообложения, проживающий в Нормандии и имеющий контору в княжестве Лихтенштейн. Все его финансовые дела находятся в Швейцарии.
Сразу же после возвращения в дом Чарли Сэмми Самуэльсон бесследно исчез в пасти дровяной печи.
Если Сэмми Самуэльсон выглядел несколько грубоватым и ему подходил средней руки мотель, то Ричард О'Нейл был человеком совсем другого типа – он летал в первом классе, останавливался в Париже в роскошных, но консервативных пятизвездочных отелях "Коннот" или "Мерис". У него были седоватые, коротко подстриженные волосы и поразительно синие глаза за стеклами очков в золотой оправе. Он носил легкий темно-синий костюм, купленный готовым в ателье Винса Молони, хлопчатобумажную рубашку с двойными манжетами и галстук крикетного клуба. Хлоя Айзеке, увидев его, сказала:
– Я могла бы устроить вам роль в средненькой мыльной опере.
Он улыбнулся.
В соседней комнате его ждала девушка – австралийка китайского происхождения. Она четыре года училась в театральной школе и получила несколько небольших ролей, но пока никуда не устроилась.
– Лаура Синг, – представила ее Хлоя. У Лауры было крепкое рукопожатие и плечи пловчихи.
– Я нефотогенична, – сказала она, слегка пожимая плечами и показывая тем самым, что в этом нет ничьей вины… – Я хорошо держусь на сцене, но за это никто не платит.
Он повернулся к Хлое Айзеке:
– Мне хотелось бы поговорить с ней на берегу. Девушка удивилась.
– А может быть, вы поговорите в ванной со включенным краном? – спросила Хлоя. – Или это слишком избитый прием?
– На берегу как-то приятнее.
Он повел Лауру Синг на пляж Бонди, и они гуляли в течение часа, репетируя детали ее роли. Ему пришлось рассказать об этой истории достаточно, чтобы девушка поняла рискованность дела, но он ни слова не сказал о Чарли. Она спросила, было ли у них что-нибудь с девушкой в Гонконге? Он отрицательно покачал головой.
– Так что, вы делаете все только потому, что считаете вашим долгом? Он ничего не ответил.
– Мне это нравится, – сказала она и взяла его под руку. Так они вернулись обратно к машине.
Он отвез ее в деловую часть города и поехал обратно в офис, чтобы закончить дела с оплатой. О'Нейл расплатился наличными, отказавшись от расписки, но Хлоя все-таки дала ему бумагу.
Все эти разъезды, смена имен и самоубийство Ричуорта порядком утомили его и вывели из состояния равновесия.
– Хлоя, я не ошибусь, если предположу, что вы не прочь пообедать? – сказал он.
– Да, очень хотела бы.
Можно было бы на этом и закончить, но он все же спросил:
– Означает ли это – да?
– Это означает: да, я действительно хотела бы, но мои лета не позволяют мне быть глупой. Она была права, и он не стал настаивать.
Глава 27
Ричард О'Нейл взял в аэропорту Ниной Акино автомобиль "Герц Ниссан" и поехал в центр Манилы. Многоэтажный гараж был расположен в одном квартале от улицы Пазео де Рохас в районе Макати. Ричард отыскал свободный задний бокс на шестом этаже и запер машину. Танака велел ему разыскать серебряную с золотом "Тойоту Лендкрузер" с затемненными стеклами – она должна была стоять на четвертом этаже. Электричества не было, и лифт не работал; он спустился пешком и нашел "Лендкрузер" – машина стояла возле колонны. Танака открыл дверцу – Ричард влез в машину и бросил свою сумку на заднее сиденье. Японец приобрел филиппинский паспорт на имя мисс Анджелики Чу. Фотография Джей Ли на паспорте делалась при слишком сильном освещении и черты ее лица были смазаны. Эта фотография могла принадлежать любой из десяти миллионов молодых китаянок. Ричард нашел, что все сделано отлично.
