Наталья Андреева - Комната с видом на огни
— Такие люди не должны жить.
— Вы можете доказать свое обвинение?
— Как? — Юсупова растерянно посмотрела на него.
— Австрийская угрожала вашему мужу? Вы это слышали?
— Нет, но было видно».
— А это не ваши фантазии?
— Ну, знаете… Я умею разбираться в людях!
Ехин закусил губу, чтобы не расхохотаться.
— Хорошо, хорошо, Светлана Петровна. Только ваши показания, к сожалению, не основание для того, чтобы задержать госпожу Австрийскую. Вот если бы она вам угрожала…
— Она убийца! — крикнула Юсупова.
— Светлана Петровна, в убийстве вашего мужа обвиняется совсем другой человек, к сожалению, он погиб. И вы не ошиблись: на преступление его вдохновила ваша бывшая одноклассница. Но она его не нанимала, не подстрекала, оружия в руки не вкладывала, просто очень неудачно пошутила. Кстати, свидетелей этому не было. А у нее хороший адвокат. Который запросто докажет, что это была личная инициатива того человека.
— Кто же убил?
— Некий Денис Снегин.
— Тот мальчик, которого она представила нам, как своего жениха? — Светлана недоверчиво посмотрела на майора. — Да не смешите!
— Что так?
— Какой он убийца? Чепуха.
— Светлана Петровна, успокойтесь. Вы ведь скоро уезжаете?
— Никуда я не уеду, — категорично заявила Юсупова.
— Почему?
— Потому что вы не хотите ее арестовать. Она меня убьет.
— Хотите написать заявление?
— Не буду я ничего писать! Вы мне не верите! Вы, как и все прочие, попали под ее чары! О, она умеет обращаться с мужчинами! Оля была права! Я правильно сделала, что тогда ее уволила! Я хочу уйти отсюда!
— Светлана Петровна! — успокаивающим тоном сказал Ехин.
— Хочу уйти.
— Хорошо. Идите.
В дверях Юсупова обернулась, грустно посмотрела на майора и сказала:
— Что ж, не хотите — не верьте… Только я хочу быть уверена, что, если умру, ее расстреляют. Я хочу, чтобы вы это записали.
— Хорошо, хорошо. Я запишу.
— Именно так и запишите. В моей смерти виновата Анна.
Когда она наконец ушла, Ехин повернулся в Амелину:
— Ну что, тронулась дамочка?
— Как же, такая святая любовь к ныне покойному супругу!
— А вообще, темное дело, — медленно, словно нехотя, заговорил лейтенант Сидихин. — Я тут раскопал кое-что. Про Курносенкову. То есть про тетеньку. Хотел дождаться, пока эта психопатка уйдет, и проинформировать. Сноха Курносенковой не выходила удачно замуж. Она просто сошлась с мужиком. С кем бы вы думали? С господином Панковым! Это он заставил свою любовницу пустить по миру свекровь, продать квартиру и деревенский дом, обосноваться в столице и содержать его. Женщина в то время работала в банке. Мерзавец был отменный, между прочим. Когда после кризиса ее банк лопнул и женщина потеряла работу, Панков от нее ушел.
— Погоди, Гена, ты это серьезно? — Ехин ошарашенно потряс головой.
— Вполне. А вот у Шацкого на вечер убийства Панкова железное алиби. Я нашел Глена. Кроме него еще один парень из той же тусовки подтверждает, что Шацкий был с ними. Если только они не сговорились.
— Оставим пока Шацкого. Но тетенька! Как тесен мир! Нет, интересный все-таки город — Москва! Прямо-таки сюжет для романа, а? — Ехин рассмеялся.
— Эта тетенька, между прочим, когда-то с мужиками на охоту ходила, — напомнил Амелин. — Значит, стрелять умеет.
— А при чем тогда Юсупов? — спросил Ехин.
— А черт его знает! Надо пофантазировать.
— Кто у нас в отделе главный фантазер? Женя? Как?
— Что ж… Хотя я не вижу, какая может быть связь между тетенькой и Юсуповым, — пожал плечами Женя Антонов.
— Так на первый взгляд между ней и Панковым тоже не было никакой связи, а теперь оказывается, что они давние враги. Поистине, мир тесен, — повторил Ехин.
— Максимыч, чем черт не шутит? — оживился Амелин. — Вдруг Австрийская не имеет отношения к этим двум убийствам?
— Я все думаю, как быть с Юсуповой, — задумчиво сказал Ехин. — Охрану к ней мы приставить не можем. Да ну, это полная чепуха! При чем здесь Юсупова? Я не могу поверить, что Австрийская так кровожадна, да еще на редкость мстительна. К тому же я ее предупредил. Не полезет же она добровольно в петлю? Больше всего мне хотелось бы поверить в то, что все уже закончилось.
* * *
Анна вернулась с работы пораньше и теперь пила на кухне кофе, слушая, как мама с тетенькой обсуждают рецепт засолки капусты.
— Нет, Галя, ты как хочешь, а я слышала, что непременно надо туда хрена. Прошлый год мы квасили с антоновскими яблоками, и получилось хорошо. А если бы туда еще и хренку…
— Сделаем и с яблоками, и с хреном.
— Только не рановато ли квасить? Еще не сезон.
— Не сезон, — согласно кивнула тетенька. — Капуста еще в полях стоит, пока морозцем не хватит, урожай собирать рано. И на закваску она не годится. К тому же я завтра хотела в город съездить, дела у меня.
— Что-то зачастила ты последнее время в город, Галя, — покачала головой мать Анны.
— Да все по больницам, все по больницам.
— У вас серьезное что-то нашли, Галина Степановна? — вмешалась Анна. — Быть может, подыскать хорошего врача?
— Нет, Анечка, ничего серьезного. Годы свое берут, только и всего.
— Бабушка, где мои новые черные джинсы? — заглянул в кухню Сашка.
— Иду, Сашенька, иду. Я их убрала вчера в дальний шкаф, ты не найдешь…
Мать ушла. Анна пристально посмотрела на тетеньку:
— А если серьезно, Галина Степановна? Раньше вы крайне неохотно ездили в Москву, все травками какими-то лечились. Я вас последнее время не узнаю. Не думайте, что я вас в чем-то подозреваю, просто мне не по себе. Куда вы завтра едете?
— Дело-то прошлое. Не хотела я никому говорить, да жизнь сейчас так повернулась, что уж и не знаю. Десять лет назад сгинул мой сыночек Коленька, а жена его бывшая, на которую он все переписал, взяла да и продала всю мою собственность. Спасибо, Владимир Михайлович, царство ему небесное, приют дал. А когда дело-то вертелось, видела я случайно того мужика, ради которого моя сноха на такую глупость решилась. Парень видный, красивый. А мы, бабы, дуры, за одно только ласковое слово готовы на край света идти. Так и я Коленьке покойному все передарила, а оно вон как вышло… Внучку уж больно было жалко, мать запретила и близко ко мне подходить, а я, чай, бабка. Так оно и шло, а недавно приезжает твой Панков, я как глянула, да и обмерла — он. И жалко мне тебя стало, Аня, и сноху мою непутевую жалко, никого ведь больше у меня нет, разве вы виноваты, что мужик так к себе присушил? Сама молодая была, знаю, как оно бывает. Ну, думаю, раз он к прежней-то жене вернулся, значит, с моей снохой у него все закончилось. Ну и поехала в родное село, а там услышала, что сноха моя работу в банке потеряла, кое-как устроилась продавщицей на лоток, замуж больше не вышла, а из всего имущества осталась у нее только квартирка в Москве.
— И что вы сделали?
— Поехала туда, вот что. Долго кругами ходила, все внучку свою высматривала, боялась, что не узнаю. Девочке уже тринадцать лет, невеста совсем. А потом не выдержала да и объявилась снохе. Плакала она, и в ногах валялась: прости, Галина Степановна, затмение нашло, в места родные до сих пор, мол, боюсь объявиться, стыдно. И так она ругала этого Панкова! Посмотрела я на нее да на внучку, и тоска меня взяла: девчонку одеть-обуть надо, кормить надо. А дома бедно, сразу видать, что не шикуют люди. Вот и стала я туда наведываться, Аня. Своя кровь, что ж теперь поделаешь.
— И опять отдали им все свои деньги?
— Что ты, Аня, что ты! Покойный Владимир Михайлович все для меня устроил, деньги мои шли на счет, в сберегательный банк. Кое-что скопилось на черный день. Я сейчас только проценты беру, и то сноха каждый день мне молитвы возносит.
— И вы простили?
— Я женщина простая, если и была у меня злоба, то вся вышла: сколько лет прошло!
— Значит, вы смогли простить, — задумчиво сказала Анна. — А со мной что? Почему я не могу?
— Люди, Анечка, по-разному устроены, не бери в голову. Придет время, и ты простишь.
— Боюсь, как бы не было поздно… Значит, завтра вы к ним снова поедете?
— У внучки именины, как не поехать? — вздохнула тетенька. — Да скажи ты мне, что молодежи-то нынче дарят? Или лучше деньгами?
— И все-таки вы поосторожнее, Галина Степановна. А насчет подарка… Сколько ей лет?
— Тринадцать исполнится.
— Что ж, купите CD-плеер да кроссовки модные. На дискотеку небось будет бегать.
— Плеер — это что? Это который в уши вдевают?
— Ну да. С наушниками. Спросите у Сашки, он покажет.
Мать вернулась на кухню, поставила на стол грязную тарелку и пожаловалась:
— Ох уж эта молодежь! Если бы ты видела, что у Сашки в комнате творится! Даже ест у себя, так занят каким-то аппаратом. Должно быть, институтские дела. И с телефоном не расстается. Девчонка, что ли, какая завелась? Тарелку трудно на кухню отнести!
