Герберт Аллен - Только не дворецкий. Золотой век британского детектива
Мисс Тонтон относилась к Богу как тетушка к любимому племяннику: она объясняла его мотивы и охотно предсказывала следующие шаги. Новость о том, что у Гентиша расстроилось здоровье, она встретила как человек, к советам которого наконец прислушались: мисс Тонтон твердо верила в расплату за грехи. Что же касается ее собственных варикозных вен, то они, по ее мнению, были посланы ей в испытание (как язвы — небезызвестному Иову); она принимала их как знак расположения, хвалила Бога за беспристрастность и частенько его прощала.
Не знаю, любил ли Гентиш своего племянника. Уильям был его единственным наследником. Они, конечно, ссорились, в том числе из-за денег, но, думаю, гораздо больше самих ссор старику нравилось ощущение собственной власти: приятно было пригрозить племяннику отменой щедрого содержания и увидеть, как вспыхивает его лицо. Уильям специализировался по женщинам и лошадям. Он был по-своему красив — зловещей, демонической красотой — и унаследовал дядюшкин характер, к которому добавил собственных вздорных идей. Иногда он приезжал на машине в Лэнгли и оставался там дня на два — на три.
Так и текла наша жизнь, тихо и однообразно. Иногда, повидав Гентиша, я спускался по лужайке к озеру, окруженному красными ивами, садился у лодочного павильона и изобретал для старика какую-нибудь особенно зверскую диету. А потом как-то днем у меня раздался телефонный звонок. Звонила мисс Мэви.
— Доктор Меллан? Ах, доктор Меллан, приезжайте скорее! Мистер Гентиш умер!
Джон Гентиш действительно умер — умер от передозировки морфия, принятого из рюмки для сердечных капель. В тот же вечер нас собрали в гостиной Аббатства Лэнгли на дознание. Коронер мистер Даффи и констебль Перкер восседали за столом; домашние сгрудились в дальнем конце комнаты. Мистер Даффи прочистил нос, и к запаху кожаных стульев и маринованных огурцов примешался запах капель от насморка, которыми был смочен его носовой платок. Слезящимися от простуды глазами он посмотрел на дворецкого Краучера:
— Все в сборе?
— Все, кроме мистера Уильяма Гентиша, сэр. Он еще не вернулся.
— Спасибо. В таком случае вызывается доктор Меллан.
Мои показания не заняли много времени.
История болезни Джона Гентиша, причина смерти — все в таком духе. Затем вышла мисс Мэви и, в полном убеждении, что ей предстоит битва не на жизнь, а на смерть, представила блестящую защиту из семи разных алиби на тот день.
— Вы говорите, — спросил коронер, — что морфий, который вы вводили покойному, когда его боль делалась невыносимой, стоял на верхней полке шкафчика с лекарствами и был помечен этикеткой с отчетливой надписью «морфий»?
— Да, — храбро, как Жанна д’Арк перед судом инквизиции, ответила мисс Мэви. — Можете спросить кого угодно, вам любой подтвердит.
— Шкафчик, как я понимаю, закрывался стеклянной дверцей. Сердечные капли и рюмка стояли на тумбочке под ним. Это так, мисс Мэви?
Мисс Мэви побледнела, зная, что все, что она скажет, будет использовано против нее.
— Почти.
— Почти?
— На тумбочке еще лежала ложка, — чистосердечно призналась мисс Мэви.
— Это лекарство, эти сердечные капли — покойный всегда принимал их в одно и то же время?
Мисс Мэви задумалась над вопросом. Неужели ловушка?
— Нет, сэр, только во время внезапных приступов, — осторожно сказала она.
— Когда доктор Меллан высказал мнение, что смерть наступила не от естественных причин, а от передозировки морфия, вы пошли в ванную. Там, на тумбочке, рядом с сердечными каплями, вы нашли пустой флакон, который, когда вы уходили с дежурства, стоял в шкафчике и содержал двадцать гран морфия. Верно?
— Это доктор Меллан послал меня в ванную, когда понял, что в рюмке был морфий. Я ничего там не трогала, Господом Богом клянусь.
— Принимал ли мистер Гентиш сердечные капли самостоятельно, или их всегда ему подавали?
— Принимал, сэр, когда никого не было рядом.
— Мисс Мэви, разделяете ли вы мнение доктора Меллана о том, что больной не мог принять морфий случайно?
— Нет, сэр.
— Нет? То есть вы полагаете, что мог принять и случайно?
— Нет, сэр, то есть да, сэр. Я согласна с доктором Мелланом, что не мог.
— Благодарю вас. У меня больше вопросов нет.
Мисс Мэви, над которой еще нависала тень эшафота, всхлипнула, попросила у коронера капли от насморка и опустилась на стул, тяжело дыша.
Следующим давал показания дворецкий Краучер.
— Вы говорите, что, получив сегодня утреннюю телеграмму, мистер Гентиш обнаружил признаки гнева?
— Несомненно, сэр.
— Что было потом?
— Он спросил, дома ли мистер Уильям.
— И что вы ему ответили?
— Что мистер Уильям уехал на своей машине в полдесятого.
— Что потом?
— Он велел мне убраться к черту, сэр, и забрать с собой его треклятого племянника, но прежде мистер Гентиш велел соединить его с Траубрид-жем и Хэем.
— Его адвокатами?
— Да, сэр.
— А дальше?
— Он вызвал меня и распорядился подать машину к поезду, прибывающему без четверти два, чтобы встретить человека из адвокатской конторы.
— Которого затем сразу проводили в библиотеку сэра Гентиша, если я правильно понимаю.
— Да, сэр.
— Что было дальше?
— Минут через пятнадцать в библиотеке прозвенел звонок, сэр, я зашел туда, и мистер Гентиш попросил меня засвидетельствовать его подпись на новом завещании.
— Вы подписались — что потом?
— Обычное распоряжение убираться к черту, сэр.
— То есть до половины пятого в доме все было тихо?
— Да, сэр. Господин из конторы вышел из библиотеки через пару минут после меня. У нас было заведено, что никто не беспокоит мистера Гентиша до половины пятого, когда мисс Мэви идет его будить. Сегодня в полпятого звонок затрезвонил на весь дом, и когда я вошел в библиотеку, мисс Мэви сообщила мне, что мистер Гентиш умер. Я оставался там до прибытия доктора Меллана.
Вызвали адвокатского клерка.
— Ваша контора получила сегодня утром телефонный звонок от мистера Гентиша. Правильно ли я понимаю, что он хотел составить новое завещание?
— Да, сэр.
— Когда вы приехали сюда, вас проводили в библиотеку. Что было дальше?
— Я зачитал мистеру Гентишу составленный нами текст завещания. Он его одобрил с одной поправкой. Затем он позвал дворецкого, и мы вдвоем засвидетельствовали его подпись.
— Не было ли в поведении мистера Гентиша чего-нибудь странного, наводящего на мысль, что он хочет покончить с собой?
— Трудно сказать, сэр.
— А что было после того, как вы подписали завещание?
— Мы с мистером Гентишем минут десять поговорили о подоходном налоге. Затем я вышел из библиотеки и, как обычно, пошел посидеть в саду, пока у меня оставалось время до поезда.
— Значит, вы бывали здесь и раньше? По тому же делу?
— В основном да, сэр.
— То есть мистер Гентиш имел обыкновение менять завещание?
— О да, сэр.
— Часто?
— Семь раз за последние десять лет, сэр.
Наступило молчание. Потом коронер снова обратился к дворецкому:
— Я нашел записку на столе у мистера Гентиша: «Твиллер и Дуайт, четверг, 12:00». Вы можете объяснить, что это значит?
— Это его портные, сэр. Он велел позвонить им и сказать, чтобы завтра к двенадцати прислали сюда примерщика.
— Когда он отдал это распоряжение?
— За завтраком, сэр.
— Следовательно, по крайней мере до завтрака он не помышлял о самоубийстве. В каком он был настроении: в хорошем или дурном?
— Не могу сказать, чтобы мистер Гентиш вообще был расположен к хорошему настроению, сэр. На мой взгляд, он был таким же, как всегда.
— И только после получения телеграммы его настроение испортилось?
— Да, сэр.
— Вы говорили, мистер Уильям приехал из Лондона вчера вечером?
— Да, сэр.
— Как он держал себя с дядей?
— Мне показалось, он слегка нервничал за ужином, но старался быть любезным, насколько я могу судить, сэр.
— А сегодня его весь день не было?
— Как же, сэр, было. Он вернулся днем, но скоро опять уехал.
— Вернулся днем! В котором часу?
— Точно не знаю, сэр, но я видел его машину возле дома, когда шел в библиотеку засвидетельствовать подпись мистера Гентиша, сэр. Это было где-то в полтретьего, и машина еще стояла, когда мисс Мэви стала звонить доктору Меллану, но когда через пятнадцать минут доктор приехал и я открывал ему дверь, машины уже не было.
В наступившем молчании запах маринованных огурцов стал острее. Скрипнули стулья. Всех вдруг одновременно посетила одна и та же догадка.
— Знал ли мистер Уильям о телеграмме?
