Георгий Айдинов - Неотвратимость
— Первое манто, — щелчок на счетах, — оно к нам вернулось из Люберец с вашей легкой руки. Верно?
Капа вздыхает.
— Еще семь шуб — пять в сарае и две в тахте, — костяшки счетов дважды ударяются о дерево, — эти семь изъяли у вашего брата. Так?
Снова следует молчаливое подтверждение.
— Всего выходит только восемь меховых пальто. Восемь вычтем из тридцати четырех, которые были взяты во всех трех магазинах…
Счеты мелодично постукивают, выстраиваясь в затылок друг другу. И Капа как завороженная следит за мельканием гладких круглых костяшек.
— Видите? Получается двадцать шесть шуб. Где они? Вы ничего не говорите. А зря не говорите. Вы ведь не вред, а пользу принесете Рамбенсу Альфреду Леонидовичу. Вы его, очевидно, любите, ни одного осуждающего слова о нем не сказали, хотя он вас вовлек в очень неприятную историю.
Капа машинально кивает головой, а сама смотрит сухими невидящими глазами в сторону: мыслями она где-то далеко.
— А вы не подумали о том, что чем полнее будет возмещен ущерб, нанесенный Рамбенсом государству, тем менее строго взыщется с него на суде? Вот в том-то и дело. Скажите нам, где искать остальные манто, пока они еще не все пущены в продажу. И мил-дружка вашего чем скорее мы изолируем, тем меньше натворит бед. Он прекрасно понимает, что его ждут везде, куда он может податься. В том числе и в комнате на станции Кудиново, которую вы сняли для него. И на родине, в Эстонии. И у всех ваших родственников и знакомых. И на вокзалах и аэродромах. В подобной ситуации, знаете ли, и непоправимую глупость можно сотворить. Такую глупость, что уже не будет никакой надежды на снисхождение суда. Так что, Сысоева, продумайте как следует свою тактику: ваше молчание не выигрышем, а проигрышем может для него обернуться.
С трудом разлепив спекшиеся, как бы приклеенные друг к другу от долгого молчания губы, Капа тихо сказала:
— Чемодан с шубами стоит между холодильником и тахтой. Сверху его не видно, ковром прикрыт.
И назвала адрес «сбытчика» — дом на Ленинском проспекте возле магазина «Синтетика».
Зашли в комнату к «сбытчику», как полагается, с понятыми. Нет чемодана. Ни возле холодильника, ни около тахты, ни в ней самой. А он уютно прикорнул на антресолях, под раскладушкой и детской коляской. На всякий случай «сбытчик» перепрятал краденое: его встревожило, что Рамбенс не явился на условленную встречу.
Чемодан оказался весьма емким. Очень умело, компактно в нем было уложено восемь меховых пальто. Остальные манто «сбытчик» — Лоэнгрин Иванович Михеев — успел, как он заявил, продать.
— Кому? Где?
— Теперь и не упомню.
— Сорока нет, а уже память слабеет.
— Почему слабеет? Я шофером работаю. В конторе дальних перевозок. За год без малого в сотне городов побывал. И проездом. И так.
— Смотрите, Михеев. — Павел, допрашивающий «сбытчика», насупленного, неразговорчивого дядю, судя по отзывам соседей, довольно скаредного, нажал на больное место. — Смотрите сами. Мало того, что присядете на годок-другой в тюрьму как соучастник хищений. Из своего кармана придется погашать ущерб, все имущество опишут.
— Так бы сразу и сказали, — Лоэнгрин Иванович беспокойно заерзал на стуле. — Я повспоминаю еще.
«Воспоминания» Михеева помогли найти еще восемь манто: они были спрятаны у тещи Лоэнгрина Ивановича.
Должны были дать результаты и поиски в других городах, куда были посланы запросы. И на своей схеме Павел зачеркнул красным карандашом все другие условные индексы, кроме черной буквы «К» как раз в центре большого листа бумаги. Эту черную букву он дважды обвел рамкой и еще поставил сбоку солидный знак вопроса. «Где ты, где ты, где ты, друг желанный мой?» Все ли и так ли было сделано, чтобы ускорить встречу с тобой, Каменщик Рамбенс? Мы ли события подготавливали или группе просто везло? Нет, не сама собой нашлась шуба в Люберцах: подполковник Люстров и его воспитанник Жохов вместе с тысячами других сотрудников милиции искали украденные шубы по всей стране. И отнюдь не случайно добрались до Липского. Старший товаровед в меховом магазине Олег Анисимович Коптяев сколько ценных наблюдений сообщил. А разве нечаянно связалось все воедино с ограблением сберкассы? Савва Осипович Туницкий, тяжело больной, сделал все, что мог, для этого. Так же как и его педантичнейший заместитель Орест Анатольевич Додин, без содействия которого не было бы предпринято, может быть, самых решающих шагов для розыска Рамбенса. А старший кассир Алла Яковлевна Чугунова!
Павел отбросил ручку, которую держал в руках, встал и с силой несколько раз провел ладонями от лба к затылку. Устал, чертовски устал. А Сысоеву все-таки перед уходом домой вызову. Она, пожалуй, сейчас единственный человек, который знает, где скрывается «меховщик».
Павел позвонил в конвойную и, пока доставляли арестованную, сбегал в буфет. Хватил горячего чайку.
— Скажите вы нам, Капитолина Семеновна, что же это за деньги, которые лежали между листами наждачной бумаги в ящике Рамбенса?
— Я уже говорила вам, гражданин начальник. Не знаю, что за деньги и откуда там они появились. И вызвали вы меня вовсе не за тем, чтобы спрашивать об этом. Какое сегодня число? Четырнадцатое? Да?
— Четырнадцатое, точно.
— Так вот. Я загадала, что если вы меня вечером вызовете, значит судьба, и я должна это сказать. Сколько сейчас времени?
— Двадцать два часа десять минут по московскому времени. А что?
— А то, что мы с Альфредом договорились. Если меня задержат и я ему никак не дам знать о себе, то сегодня он будет ждать моего сынишку Севу к последнему московскому поезду на станции Кудиново. Сева должен передать ему деньги и документы.
— Понятно. Это очень хорошо вы сделали, Капитолина Семеновна, что решились выдать нам такой важный секрет. Очень хорошо. А когда приходит в Кудиново последний поезд?
— Он отправляется из Москвы в двенадцать с чем-то.
— Тогда успеем. До свидания. Будем торопиться. Вы что-то еще хотели добавить?
— Будьте осторожны. Я видела у него пистолет. Пусть не будет на Альфреде крови.
Едва только последний вагон электрички миновал платформу, к стоявшим в конце ее Рамбенсу и Всеволоду Сысоеву медленно направились двое мужчин. Такой же размеренной походкой, но с другой стороны платформы шли еще двое. Сошлись они почти одновременно.
— Спичечек не найдется, гражданин? — обратился один из мужчин к Каменщику и потянулся к нему с незажженной папиросой.
То ли традиционный вопрос заставил Рамбенса принять работников милиции за своих собратьев по ремеслу, решивших «пощупать» ночного пассажира. А может, он понял, что его выследили, и решил вызвать замешательство среди своих преследователей, чтобы попытаться удрать, — трудно сказать, чем Рамбенс руководствовался, когда выдернул пистолет и крикнул:
— Назад! Стреляю!..
Очевидно только одно — он совершенно напрасно это сделал. Павел среагировал на блеснувший в свете фонаря сталью силуэт оружия так мгновенно и решительно, что преступник рухнул на доски платформы, даже не успев осознать, что с ним произошло.
Пистолет, выбитый Павлом из руки Каменщика, отлетел далеко, и его долго искали в снегу около платформы. Нашли. В маленьком, похожем на игрушку маузере калибра 6,35 не оказалось ни одного патрона. Раздобыть ли патроны Рамбенсу не удалось или, от греха подальше, он специально не заряжал пистолета? А бросить разве можно такое компактное и надежное оружие? Тем более, считал, наверное, удачливый Каменщик, еще неизвестно: задержат или опять обойдется.
— Откуда же я знал, какой там пистолет у него, с полной или пустой обоймой, — смущенно оправдывался Павел. И при помощи нашатырного спирта, позаимствованного из аптечки дежурного по станции, усердно помогал приводить в чувство все еще находившегося без сознания Каменщика.
Рассказ девятый
НРАВСТВЕННЫЕ УЛИКИ
«Почетная известность как свидетельство всеобщего признания заслуг, таланта», — старательно выписывал в свой блокнот Саня Киржач. Тот самый молодой журналист, который — помните? — писал для милицейской многотиражки о том, как много сделала группа Калитина для поимки и разоблачения бандитов-душителей, грабивших таксистов.
Родители Сани жили в Рыбинске, помогать ему особо не могли. А многотиражка была и хорошей практикой и давала некоторый добавок к стипендии. Саня заканчивал в этом году факультет журналистики.
Милиция, особенно уголовный розыск, ОБХСС казались Сане овеянными столь плотной завесой романтики, ему так нравилась оперативная работа, что ничего удивительного не было во внезапном обожании, которое Саня стал испытывать к Калитину. Особенно после интервью и рассказов, услышанных о прежних успехах старшего лейтенанта на ниве борьбы с преступностью.
