Наталья Солнцева - Камасутра от Шивы
Тощие садху, вымазанные ритуальным пеплом, опять затянули мандо. Белый потолок спальни превратился в звездное небо над ночным пляжем в Гоа…
Шестаков предлагал ей выпить зеленого чая с молоком, но вид этой теплой мутной жижи вызвал у нее тошноту. От пиалы разило навозом…
— За что ты убила меня? — спросил доктор.
— Ты лжец…
— Я поверил тебе!.. А ты заманила меня в ловушку!.. Я ждал помощи…
— Ты клялся мне в любви… а на самом деле тебе нужна была Глория и сокровище…
— Только сокровище! Диск царицы Савской, найденный в африканских развалинах. Я пришел сюда за ним, но ты помешала…
— К черту царицу Савскую!.. К черту диск!.. К черту любовь!..
— Вот как ты заговорила…
— Я ненавижу тебя, Гор!.. Ненавижу!.. Даже мертвого!.. Зачем ты здесь?
— Ты нарушила наш договор…
— Я сделала это сознательно. Я не собиралась плясать под твою дудку. Тебя погубила наивность, Гор. Ты поверил, что я проникла в дом Глории ради тебя! А зря… С тех пор, как я поняла, в чем твой интерес, я решила отомстить тебе. Ты нашел смерть от руки обманутой женщины!
— Неправда…
— Ты привык командовать, чтобы все было по-твоему. Разве ты не хотел убить Глорию, а потом и меня?
— Я действовал строго в рамках нашего с тобой договора. Ты не смогла выяснить, где спрятан золотой диск. Мне пришлось самому допытывать Глорию. Она отказывалась говорить, и я пугал ее, грозил расправой. Как иначе я мог заставить ее выдать тайну? Вместо того, чтобы помочь мне, ты предала меня… вонзила нож в спину!
— Ты успел повернуться, так что не в спину. Если хочешь знать, я довольна финалом нашего романа, Гор! Теперь мы квиты. Ты использовал меня, а я тебя прикончила. Ты пытался отразить удар, но Шива отвернулся от тебя. Как-никак я приняла образ его жены, богини Кали. Он поддержал меня! Он на моей стороне…
У Алины будто открылось второе дыхание. Она в самом деле вошла в образ богини, почувствовала себя сильной и неустрашимой.
Шестаков же стушевался, обмяк, потерял свой обычный лоск. Он едва держался на ногах и прижимал руку к тому месту между ребрами, куда вошел нож.
— Странно, — заметила вдруг она. — Ты выглядишь, как живой.
— Ты тоже…
Его слова смутили Алину. Неужели ее догадка верна и вся эта сцена не более, чем грезы угасшего ума? Кто из них мертв? Она или Шестаков?
— Здорово ты придумала со знаком на двери, — промямлил он. — Когда я увидел кукиш, сразу понял, что это подсказка. Что за дверью — Глория, которая откроет мне тайну. Ты все сделала правильно. Мы могли бы быть счастливы! Ты и я. Добыли бы диск, расшифровали формулу, научились бы оживлять материю…
— Хотя бы сейчас не лги!
— Тебя посадят, Аля. Надолго. Ты совершила убийство при свидетелях. Их целых двое. Тебя не оправдает ни земной суд, ни небесный.
— Я спасла жизнь хозяйке дома. Второй раз! Ужасная несправедливость. Но мне это зачтется.
— Ты будешь гореть в аду…
— Я уже давно горю! Пламя ненависти жжет мне душу день за днем, ночь за ночью. Ничего нового, Гор! Мой замысел сорвался, но не совсем. Я хотела убить и тебя, и Глорию. Вас обоих! Когда бы ты упал замертво, я проломила бы ей череп пестом, который ты принес с собой. А нож вложила бы в ее руку. Сам черт не разобрался бы, что там произошло. Жаль, что мне помешали…
— Тогда тебе пришлось бы избавляться и от слуги, который спал во флигеле.
— Я бы справилась!
— У тебя ничего не получилось, — ухмыльнулся он.
— Вмешался фатум… проклятие, которое тяготеет над нашей семьей. Но кое-что мне все-таки удалось. Ты покойник, Гор! Зря ты купил нашу дачу. Небось, тебя предупреждали, но ты не послушал. Ты же самый умный! А проклятие на самом деле существует. Ты тоже попал под раздачу.
— В какой-то мере…
— Ты умер с клеймом убийцы! На твоей совести — три жертвы. Четвертой могла быть Глория. Я предполагала, что ты оплошаешь, и была готова выполнить твою работу.
— Я никого не убивал! Я понятия не имею, как пест от моей ступки оказался в сарае! Я его туда не прятал. Клянусь тебе!
— Я не верю клятвам.
— Мертвые не лгут, Аля. Им это ни к чему.
— Верно, — ее губы растянулись в злобной улыбке. — Но зачем ты прихватил с собой орудие убийства, если не собирался им воспользоваться?
— Не мог же я оставить в собственном сарае улику против себя?
— Ага! Значит, ты признаешь, что пест — важная улика?!
— Я это допускаю. Кто-то решил меня подставить. Я был на нервах, на грани…
— …и не нашел ничего лучшего, как угрожать Глории железной толкушкой?
— Сам не понимаю, как дошел до такого. В меня словно злой дух вселился!
— Вселился, вселился… и гораздо раньше, чем ты думаешь.
— В каком смысле? — осторожно осведомился доктор. — Ты намекаешь…
— Твои игры с Шивой зашли слишком далеко. Ты свихнулся, Гор! Твой мозг насквозь пропитался гашишем. Ты не отвечаешь за свои поступки. Ты убиваешь, будучи не в себе. Ты…
— Я не наркоман! — перебил он.
— Теперь это не имеет значения. Отправляйся к своему Шиве, и пусть он отпускает тебе грехи…
Шестаков схватился за голову. Резкое движение причинило ему боль, и он застонал. Рана была еще свежа и ныла, несмотря на большую дозу болеутоляющего. Роль «живого трупа», которую ему навязали, раздражала его. Но он вынужден был согласиться ломать эту отвратительную комедию. Аля во многом права. Он и так под подозрением, а если вскроется его ночное приключение в Черном Логе, то следователь придет в восторг и повесит на него в лучшем случае убийство Тамары, а в худшем — еще два и неудачное покушение. Не дай бог, его признают маньяком!
— Должно быть, я болен…
— Неужели ты не помнишь, как убивал неугодных тебе женщин?
— Нет…
— Ты совсем плох, доктор, — рассмеялась Алина. — Надо было в первую очередь себя лечить. Тогда бы все сложилось по-другому.
— Как?
— По крайней мере, ты сейчас был бы жив…
Шестаков согнулся от боли и разочарования. Все рухнуло. Диска ему не видать, как собственных ушей. Более того, он полностью зависит от хозяйки коттеджа и ее друга-сыщика. Его запросто могут отправить за решетку!
Алина же испытывала некую неудовлетворенность. Она как будто промахнулась в чем-то, что-то упустила, не вполне утолила жажду реванша. Не досказала все, что хотела.
— Ты еще легко отделался, Гор. Мог бы загреметь на нары… или в лечебницу для психов. Знаешь, я, кажется, перестаралась. Не нужно было убивать тебя. Злость — дурной советчик. Ну, теперь уже поздно сожалеть. Что сделано, то сделано. А ловко я все подстроила?
— Что? — не понял он.
— Ты мечтал слепить из глины Голема и оживить его? Но это оказалось не просто. Зато мне удалось слепить из тебя убийцу! Оказывается, сотворить из человека злодея легче легкого. Жаль, что ты умер и не понесешь наказания за то, чего не совершал. Мне не стоило торопиться, но мое терпение было на исходе. Я не выдержала и дала слабину. Радуйся!
Доктор оторопел. Он смотрел на женщину, которая все больше смахивала на богиню Кали — не только цветом своей кожи, а испепеляющим огнем в глазах и циничными, жестокими речами. Голубая пудра обсыпалась, испачкав постельное белье. Ярость мертвенной бледностью заливала лицо пленницы.
— Ты плохой психолог! — ухмыльнулась она. — Не разглядел во мне Черную Смерть! Ведь имя Кали — в переводе с санскрита «черная». Будь в тебе хоть капля от Шивы, я стала бы тебе достойной супругой. Но ты — хвастун, пустозвон и ничтожество! Я все сделала за тебя, всю грязную работу!
— Ты… так это ты… убила Тамару?
— Ха-ха-ха-ха! Ха-ха-ха!
— Тебе смешно?
— Знаешь, какой-то дьявольский смех раздавался за моей спиной, когда я удалялась от ее трупа… Само небо хохотало! Мне было весело! Я оделась так же, как ты, а волосы и лицо спрятала под бейсболкой. Широкие плечи, плоская грудь и сухие бедра, которые я считала своими недостатками, наконец, сослужили мне добрую службу. Пест от ступки я прихватила в сарае для дров…
— В Прокудинке?
— Где же еще! Он попался мне на глаза, когда я ночевала там.
— Вероятно, я растирал в сарае ингредиенты для зелья, которым окроплял навозную кучу с гомункулами. Зелье жутко вонючее. Если делать это в доме, то нипочем не выветрится. Вот, значит, куда мой пест подевался… А я-то искал его! Ступка есть, а толкушку будто корова языком слизала.
— Сама не пойму, как мне пришло в голову взять этот пест. Он будто попросился: «Бери меня! Я тебе пригожусь!» Удобная штука. Идеально подходит для убийства. Идешь, несешь себе пакет, в нужный момент достаешь оттуда железную палку и — бах! Череп раскроен! Суешь орудие обратно в пакет и уносишь ноги. После Тамары я поняла, что убью всех твоих баб!
Шестаков не верил своим ушам. Вся эта сцена в чужой спальне казалась ему ирреальной, как и те события, которые он переживал в наркотическом трансе. Может, он в очередной раз накурился чараса и грезит?
