Александр Бушков - Антиквар
Парень орал благим матом, сгорбившись, обеими руками держась за лицо. Ему наверняка представлялось, что настал его смертный час – хотя, если не считать адской боли, ничего страшного и не произошло, любой добрый доктор Айболит в два счет заштопает и домой выпихнет…
Беглым взглядом окинув поле боя, Смолин убедился, что одержал победу полную и окончательную – один орет, держась за щеки, так, словно ему не рожу малость покарябали, а кастрировали бесповоротно, второй все еще зажимает ухо, дикими глазами таращась на окровавленную футболку, третий… а третьего-то и нету, только спина мелькает метрах в двадцати уже, улепетывает со всех ног, поганец без чувства коллективизма…
Следовало и самому убираться отсюда побыстрее: на вокзале милиции достаточно, могут в конце концов проверить, по какому поводу на сей раз в парке поднялся хай вселенский – и доказывай потом, что это не ты с предосудительным холодным оружием накинулся зверски на трех мирных граждан, которые мирно рассуждали под сосенками о теории относительности и загадках планеты Меркурий… Хрен отмажешься…
Сноровисто вбросив клинок в ножны-трость – он там сам защелкнулся, – Смолин кенгурячьим прыжком сорвался с места, уже не глядя на повергнутых в шок и страдания противников, пробежал метров тридцать, пока за последними деревьями не показался бетонный забор, перекресток со светофором и самый настоящий паровоз, получивший вечную стоянку на постаменте. Оглядев себя и убедившись, что крови нигде нет, он вышел на асфальтированную дорожку уже спокойно, мирно – солидный человек средних лет, неспешно направляющийся к вокзалу, чуточку прихрамывает, опираясь на трость (инвалид вызывает сочувствие, главное, прихрамывать именно чуть-чуть, не перегибая). Никто и внимания не обратил…
Добравшись до своего паджерика, он тщательно протер трость платком и сунул ее под коврики перед задним сиденьем (подвозил мужика по доброте душевной, начальник, он, надо полагать, вещичку и оставил, знать ее не знаю, видеть не видел, проверьте на отпечатки, а как же…). Закурил и минут десять наблюдал за парком.
Обормоты оттуда так и не показались – а также незаметно было, чтобы в ту сторону проследовали милицейские наряды. Ну да, будут торчать там, унимая кровь, прикидывая, как жить дальше и как убраться, не привлекая излишнего внимания… И черт с ними. Вряд ли они побегут вон в то симпатичное двухэтажное зданьице, милицейскую резиденцию, жаловаться, что их, болезных, покалечил без всякого повода злой бандюга. Скорее уж постараются доложиться тому, кто их послал…
А вот вам и еще ниточка! За ними ж можно последить…
Увы, Смолин был один-одинешенек и не мог разорваться – а парк даже в нынешнем своем виде был чертовски обширен, так что парни имели массу возможностей убраться оттуда, так и не попавшись ему на глаза. Он добросовестно просидел в машине еще полчаса, но незадачливых налетчиков так и не увидел.
В конце концов плюнул, включил зажигание и принялся медленно выруливать на улицу.
Глава7 АХ, ВЕРНИСАЖ, АХ, ВЕРНИСАЖ…
Сделав энергичный протестующий жест, Смолин решительно сказал:
– И не уговаривай, я за рулем… Газировочку, пожалуй, выпью…
– Стареешь? – усмехнулся Равиль.
– А то ты – нет, – хмыкнул Смолин.
– Я имею в виду, правила соблюдаешь скрупулезно…
– Пожалуй, – сказал Смолин. – Пожалуй что, признак маячащей на горизонте старости – это как раз возросшая тяга к соблюдению правил и законов… Твое здоровье!
Он чокнулся кружкой со швепсом с Равилевой чарочкой с коньячком, и они выпили каждый свое. Посидели, помолчали. Потом Смолин, мечтательно закатив глаза, продекламировал:
– Вот именно, старость… А помнишь, Верещагин, как ты меня по барханам гонял?
– Да ну, не преувеличивай, Абдулла, – в тон ему усмехнулся Равиль. – Какие погони в те детские времена… Ты ко мне сам пришел…
– По повесточке, – уточнил Смолин, ухмыляясь.
– Какая разница? Не было ни погонь, ни перестрелок. Сам пришел…
– Ага. И ты меня посадил.
– А чего же ты хотел, братец? – серьезно сказал Равиль. – Была конкретная статья и конкретные деяния, под нее как нельзя лучше подпадающие…
– Но сейчас-то про эти статьи смешно и вспомнить…
– Но тогда-то они были, Вася… Ты их нарушил, я тебя посадил. Диалектика природы. Сейчас, конечно, можешь позлорадствовать над ментом, проигравшим по большому счету… Злорадствуешь?
– Верь, не верь – ни капельки, – сказал Смолин. – Просто порой обидно, что мы с тобой зря угробили столько времени и нервов. Оказалось ведь – зря…
– А я вот не считаю, что – зря, – упрямо сказал Равиль.
Бог ты мой, ровнехонько тридцать лет прошло с тех пор, как Вася Смолин сидел перед своим ровесником с комсомольским значочком, крайне неприязненно на него взиравшим. Правильным комсомольцем был товарищ лейтенант Латыпов, убежденным… и ментом, между прочим, правильным, не дешевым и не пакостным. Лично к нему Смолин никогда ни малейшей неприязни не испытывал. Вот только с тех пор много воды утекло, бывший комсомолец выше подполковника не вскарабкался и был, по достоверным слухам, с превеликой радостью выпихнут на пенсию, едва выслужил положенный стаж, как раз оттого, что плохо вписывался в новые веяния. И раздался, и полысел малость, и пашет себе в своем невеликом охранном агентстве, звезд с неба не хватая и капиталов не накопивши. Не бог весть что. По большому счету, подумал Смолин, это не я выиграл, а мы оба проиграли, пожалуй Равиль, конечно, испытал нечто напоминающее крах идеалов – ведь многие статьи УК, за соблюдением коих он следил ревностно, прахом улетучились, а разве это не проигрыш? Но и я, раб божий, обшитый кожей, не могу особыми триумфами похвастаться. Пашу себе помаленечку, законы нарушая умеренно, не попадаясь более, а разве это победа? Это все как-то по-другому называется, то, что с нами обоими произошло…
– Что загрустил? – спросил Равиль.
– Да так, – сказал Смолин. – Вспомнил, какие мы были молодые и дурные… У тебя жена-дети как, все нормально?
– Да без хлопот. А у тебя?
– Дочка – красавица, – сказал Смолин. – Внучка очаровательная.
– У меня – две.
– Полная и законченная икебана, – сказал Смолин. – Теперь нам с тобой самое время обсудить боли в суставах и колотье в спине, а? Будем полное и законченное старичье… Равиль…
– А?
– Узнал чего-нибудь?
– Насчет чего?
– Не дуркуй. Насчет кого.
На лице отставного следака обозначилась не то чтобы мука или тоска, но определенные признаки легкого душевного раздрая. Что подозрения Смолина только подтверждало…
– Ну скажи ты по-честному, а? – попросил Смолин мягко. – Я понимаю: честь мундира, каста и все такое прочее. Я тебя, мусор старый, между прочим, давно и всерьез уважаю как раз за то, что тебе сейчас больно. Серьезно. Правильный вор всегда уважает правильного мента… я, правда, по понятиям не вор в прекрасно нам обоим знакомом смысле этого слова, а ты давно на пенсии, но какая разница? И только не трынди ты мне, пожалуйста, будто считаешь, что оборотень в погонах – это тоже каста. Сука это, а не каста… Я не прав?
Равиль смотрел в пол, хмуря лоб.
– Крепко допекло? – спросил он, не поднимая глаз.
– Да не то чтобы очень, – сказал Смолин. – Но очень важно знать. Ты только кивни, я сам все пойму, я вроде умный… Майор Летягин – оборотень позорный, который за бабки со стороны заказ возьмет и не поморщится… А?
После долгого унылого молчания Равиль, по-прежнему не поднимая глаз наконец кивнул.
Никакой особенной радости Смолин не почувствовал – скорее уж некое угрюмое торжество.
– Все сходится, – сказал он устало. – Я, в принципе, так и предполагал…
То, что его подозрения подтвердились, никаких загадок не вскрывало, наоборот, ставило новые вопросы. Как там выражался Ван Дамм в великолепном «Патруле времени»? «Что может быть хуже продажного полицейского?» – риторически вопросил подлюга-сенатор. А Ван Дамм ему ответил чистейшую правду: «Тот, кто его купил». В нашем конкретном случае – кто? Кто-то должен был Летягина купить и отправить на дело, но касаемо личности покупателя – по-прежнему полный мрак. Так что Смолин оставался на том же месте, ни на шаг не продвинувшись.
Равиль сказал с деланной небрежностью:
– У меня частных сыскарей нет – исключительно охраной пробавляемся. Тебе б, если что, надо в «Шерлок», там Дашка Рыжая, они как раз и специализируются…
– Да нет, – сказал Смолин. – Зря ты подумал, не нужны мне пока что никакие сыскари. И даже твое охранное без надобности. Знаешь, что мне от тебя нужно? Нужен мне от тебя правильный мент, крайне желательно – в ГОВД Дивного… Вроде тебя в молодости. Чтобы не пугался важных шишек и не вел дело спустя рукава. Должны же еще такие менты оставаться, а?
