Александр Бушков - Антиквар
Не много ли совпадений и случайностей на один квадратный метр? Но, с другой стороны, откуда взять конкретные улики? Таковых, строго говоря, абсолютно не имеется…
– Эй, дядя!
Едва не споткнувшись от неожиданности, Смолин остановился и поднял голову – а в следующий миг прямо-таки покривился от отвращения: настолько пошло и вульгарно, что блевать тянет…
Дорогу ему преграждали три экземпляра мужского пола – и, судя по тому, как они разомкнулись, чтобы один торчал на пути, а двое других отрезали отход справа-слева… да уж, судя по диспозиции, они не собирались спрашивать дорогу в консерваторию или проводить среди Смолина социологический опрос в связи с глобальным потеплением. Самые обыкновенные ребятки, ярко выраженной славянской внешности, не амбалистые и не хилые, стандартные. Никак не походило, что они пьяные – а впрочем, с молодым поколением нынче решительно ничего неясно, в каждом может сидеть по шприцу какой-нибудь гадости…
Они остановились так, что любому оставалось сделать один-единственный шаг – и выйти на дистанцию кулачного удара. Пока что в блудливых ручонках у них ничего не появилось, но ожидать следовало всего. Страха Смолин, разумеется, не испытывал, чтобы его напугать по-настоящему, требовалось нечто большее – но отнестись к происходящему следовало серьезно. Как выражается Глыба, нынче все понятия перепутаны, будто клубок шпагата, с которым пьяный кошак игрался. Лет тридцать назад еще можно было предсказать со стопроцентной почти вероятностью, когда тебе собираются просто-напросто вывернуть карманы, когда – зубы повыбивать из пьяной удали, да этим и ограничиться, когда есть серьезный шанс опасаться за жизнь. Нынче, увы, никаких четких правил не существует, произойти может что угодно и закончиться чем угодно…
Пауза – а также и вся мизансцена – что-то затягивалась, и Смолину именно это начинало не нравиться…
– Ну что, юные пионеры? – спросил он, чтобы немного прояснить ситуацию. – Сигаретку нужно, или «скоко время»?
Он уже успел запомнить всех трех – авось, пригодится когда-нибудь. И вновь подумал, что они чересчур невозмутимы, немногословны, неподвижны для мелкой шпаны, все равно, трезвой, пьяной или уколотой…
– Слышь, дядя Вася, – сказал, таращась в глаза Смолину с наглой улыбочкой тот, что помещался посередине. – Ты, говорят, мужик неглупый…
«Так-так-так», – сказал себе Смолин. И даже, вот смех, испытал нечто вроде облегчения, чуть ли не радости: аморфные угрозы без имен и лиц вдруг материализовались, хоть и самую чуточку. Шестерки, конечно, но все ж – кое-какая ясность появляется…
– Допустим, – сказал он спокойно, чуть касаясь подушечкой большого пальца выступа на головке трости.
– Ну тогда пораскинь мозгами не на травку, а в голове, – проговорил здоровяк в синей футболке тоном, который ему, очевидно, представлялся крайне грозным. – А то можешь мозгами и по стенам раскинуть…
– Короче, чадушко, – сказал Смолин.
– А если короче – живи скромнее и не суйся затычкой в любую дырку. Понял?
– Совершенно не понял, – сказал Смолин. – Интересно, где я вам дорогу перешел?
– Ты нам, старый хрен, дорогу перейти не в состоянии, – обиделся, сразу видно, главарь. – Дорогу ты перешел серьезным людям, ясно?
– Это которым?
Смолин его нарочно заводил – и парниша, похоже, начинал помаленьку закипать: он такой рослый, такой мускулистый, такой крутой, всю «Бригаду» видел на два раза, а тут события протекают совершенно неправильно, не боится его клиент, словесно издевается…
Остальные двое тоже начинали закипать – а зря, подумал Смолин, совершенно зря, работу надо делать хладнокровно и рассудочно, пугать не хамским тоном и скрипучим бицепсом. В какой песочнице вас только откопали?
– Не твое собачье дело, – в конце концов отрезал главарь. – Короче, если не хочешь, чтобы тебе ноги поломали, не отирайся больше вокруг бабки с картинами… Усек?
Еще как усек, подумал Смолин. Ах, славно-то как, мои хорошие, какой-никакой, а следок даете…
– Ну, ты понял, чмо бродячее? – рявкнул тот, что помещался от Смолина справа – скучно ему было стоять статистом, ничего он другого не умел, кроме стандартной закоулочной разборки…
– Мальчик, – сказал Смолин, с легкой усмешкой глядя на «парламентера». – Ты что, дурацких фильмов насмотрелся? Не знаешь, как приличные люди должны разговаривать с приличными людьми? Да впрочем, куда тебе, дрочиле-мученику…
Его собеседник аж захлебнулся от злости. Смолин стоял на том же месте, покрепче упершись в землю ногами и стараясь держать всех трех в поле зрения. Он был почти спокоен. Ни у кого из этих обормотов нет волыны – одеты по летнему времени предельно легко, пистолет удалось бы заметить быстро, окажись он за поясом или в кармане. Они, конечно, могут оказаться суперкаратистами наподобие Чака Норриса, но что-то не похоже, никак не похоже.
Голову можно прозакладывать, что перед ним – обычная окраинная шпана…
А в общем, складывалось пока что неплохо. Он был спокоен и готов рвать глотки всерьез – а эта троица хладнокровием похвастать не могла, кипела, как пельмени на сильном огне, а значит, в случае чего и реакция у них окажется похуже и прыти должной не будет. Предупредил бы их кто, что эмоции в таких делах категорически противопоказаны…
– Ну, я смотрю, ты по-хорошему, козел, не понимаешь…
Смолин отпрыгнул, на пару секунд упредив их бросок к нему. Нажав большим пальцем незаметную костяную кнопочку на трости, резко развел руки. В левой у него остался пустой футляр из темного дерева, зато в правой – четырехгранный клинок длиной сантиметров в семьдесят, узкий и острейший. То, что таскал с собой Глыба – жалкое подобие настоящего оружия, то, что сейчас поблескивало у Смолина в руке, было произведено сто с лишним лет назад золингеновскими немцами, хозяйственно использовавшими в работе клинки шпаг времен Наполеона. Когда-то в Европе была повальная мода на такие вот трости…
Он ждал, напряженный и опасный. Вот только сопляки ничегошеньки не поняли, мимолетное удивление на их лицах моментально сменилось глумливой насмешкой. Тот, что был от Смолина слева, прямо-таки заржал от избытка чувств:
– Ну ты, дядя, придурок…
– Мушкетер, гляди-ка, – подхватил второй. – Пора-пора-порадуемся…
Они похохатывали, переглядывались, бесконечно уверенные в себе, совершенно не представлявшие, на что способна в умелых руках боевая шпага, пусть и наполеоновских времен…
Есть! Один кинулся вперед, выбрасывая ногу в довольно неуклюжем броске, который ему, надо полагать, представлялся грозным каратистским выпадом…
Без всякого труда уйдя в сторону, Смолин развернулся к противнику правым боком, сделал скупой выпад, вонзил клинок в левое ухо и тут же отдернул, переместился правее, на свободное пространство…
Все шло, как он задумал – получивший абсолютно несмертельную рану индивидуум сначала взвыл, хватаясь за ухо, потом отступил спиной вперед на пару шагов, зажимая ладонью ухо, издавая странные звуки – нечто среднее меж стонами и оханьем. Ухо – орган специфический. Когда его поранишь, кровь хлыщет в особенно обильных количествах, так что человеку неопытному тут же начинает казаться, что ему пришли кранты, смертушка неминучая… На несколько ближайших минут уколотый, сразу видно, вышел из боя, сократив орду противника на треть…
Расслабляться было некогда: оставшиеся двое уже перли на него с грацией обкурившихся травки бегемотов, и следовало работать отточенно. Первого Смолин встретил каскадом молниеносных, неглубоких, но настоящих уколов – в грудь, по плечам, по рукам, что опять-таки было совершенно неопасно для жизни, но чертовски болезненно. Напоследок хлестнул противника клинком по плечу, по ключице, словно палкой огрел. Получилось на пятерку – обормот затоптался на месте, шипя и охая от боли, попятился, прислушиваясь к ощущениям в организме и пытаясь понять, что с ним происходит: а белая футболка местах в десяти покрыта кровяными пятнами, что не добавляет ни здравого смысла, ни спокойствия… Минус два.
Третий – главарь тот самый – наконец-то сообразил, что все оказалось гораздо серьезнее, нежели представлялось сначала. Два раза он, выкидывая руки в подобии блоков, увернулся от клинка, со свистом рассекавшего вечерний прохладный воздух. Смолин видел по его исказившемуся, испуганному лицу, что противник не о драке сейчас думает, а о том, как из всего этого выпутаться – и сделал ложный выпад, второй, потом крутнулся в исключительно красивом пируэте, за который его наверняка бы похвалил и скупой на одобрение Шевалье, развернулся левым боком к врагу, выбросил руку…
Вопль раздался – на весь парк. Хотя, если разобраться, ничего страшного не произошло – Смолин просто-напросто сильным и точным ударом пробил паршивцу обе щеки, и тут же отскочил.
