Лариса Соболева - Негр Артур Иванович
– Остановись, Петюн, ты увлекся. Держи ее.
Она кричала до хрипоты, плакала от боли и обиды. Голос Вали разливался по полю, перекрывался шумом деревьев в лесополосе и, казалось, тонул совсем рядом, потому что в этом котле из тишины никто не услышит. Никто не поможет. Когда один сменял другого, ее били, дабы сделать покорной. Валентина выбилась из сил, они в конце концов тоже, что естественно. Петюн застегивал штаны, а Гарпун, сидя на земле и сплевывая – ему тоже она заехала по скуле, – произнес:
– Слушай, Петюн, ее нельзя оставлять так. Она нас сдаст.
– А че? Че делать? – испугался тот.
Гарпун протянул нож и кивнул в сторону Вали. Петюн попятился, на красном и потном его лице проступили белые пятна, ведь Гарпун не любит шутить, не любит, когда не выполняется приказ. Петюн с ужасом пробормотал:
– Не... я не... Гарпун, не могу... не могу...
– А я могу, – сказал Гарпун и поднялся на ноги.
Слыша их, Валя приподнялась на локтях. Из сжатого кулака Гарпуна выскочило лезвие. Она закричала отчаянно, без надежды:
– За что?!!
– Ни за что. Просто так.
Гарпун точно, без раздумий и сожаления воткнул нож в ее грудь.
Пятый лишний
От изумления Даша остолбенела перед доской приказов в редакции: понизили в должности! Больше она не заместитель главного редактора, а рядовой член коллектива, само собой понизили зарплату! И это без всяких предварительных объяснений! Нормально? Через минуту она выясняла у главного: в чем дело, на каком основании?
– А что вы хотите? – обиженным тоном оправдывался, нет, скорее нападал главный. – Вы посчитайте, сколько времени вы просидели на больничном. Я могу уже уволить вас как недееспособную, но я же не зверь! Вхожу в положение. Вы понесли тяжелую утрату, но мы-то не можем остановить выпуск газеты и ждать, когда вы оправитесь. Вашу работу делают другие. И вообще, Даша, я облегчаю вам на данный момент жизнь.
Облегчает! Усложняет – точнее. Унизительная ситуация.
– А кого вы назначили на мое место? – поинтересовалась она.
– Вениамина Даниловича. Идите работайте, – разрешил работодатель.
В отделе, куда она вошла, как ей казалось, с бесстрастным лицом (хотя ее выдавали красные пятна на щеках), ее встретили скорбным безмолвием, виновато пряча глаза. Поразительно устроен человек: стоит ему сделать малюсенькую гадость, как он избегает прямого взгляда в глаза, чем и выдает себя с головой. Конечно, это происходит с теми, кто еще не окончательно расстался с некоторыми моральными принципами. Вениамин расположился за ее столом, предусмотрительно сложив вещи Даши на двух стульях, но встретил ее с иезуитской радостью:
– Дашенция! А я тут по совместительству.
– С повышением вас, Витамин Данилыч, – ядовито произнесла Даша.
– Ваш шесток там-с, – указал он на самое отвратное место у двери, туда сажают новичков, об стол постоянно бьет открываемая дверь.
Даша проторчала на новом месте день целый, всеми силами подавляя ярость. Дело не в том, что ее понизили в должности, а в том, что сделано это грязно, исподтишка. И все – Витамин, умеющий, когда нужно, искусно льстить, дать «дельный» совет, настроить на определенный лад начальство, это и есть его талант. Жаль, люди, облеченные властью, не от большого ума подвержены влиянию мерзавцев, значит, чувствуют свою слабость, неуверены в себе, посему цепляются за поддержку моральных уродов, чтобы те не колыхали болото. Ладно, с этим еще можно смириться, но с ядовитым Витамином... Даша улучила момент и поймала его тет-а-тет на лестнице. Хотела сказать одно, а вылетело:
– Импотент.
– Шлюха, – с удовольствием высказался и он. – Ну и как оно, под негром?
– Классно, – сама обалдела от того, что ляпала языком. – У него с этим делом все в порядке. Это ты у нас не доносишь...
Достала-таки, у Витамина побелели губы и сверкнули очи:
– Это Марина сплетни распускает? Поделом ей, бог шельму метит.
Но то, что она наговорила ему, ее саму удивило:
– Тебя-то он отметил с рождения – бездарностью, отсюда все твои беды, которые ты считаешь победами. Это заблуждение в скором времени будет тебе дорого стоить, тот же бог накажет, если раньше ты снова не нарвешься на кулак, как уже однажды было.
– Не знал, что ты хабалка. Умело скрывала суть.
– Я ж из деревни, Витамин, – ехидно заявила Даша. – У нас там все такие.
– Слушай, деревня, выметайся подобру-поздорову. Тебе здесь не жить. Все уже знают, что ты подстилка. И алкота Марина ответит за сплетни, ее махараджа не поможет, поняла?
– Ты плохо осведомлен, махараджа тебя сметет вместе с главным. Смотрю я на тебя и диву даюсь: откуда такое дерьмо вылезло? И это дерьмо стряпает газету. Мда, такой газетой даже зад нельзя вытирать, отравишься. Конечно, унизительно работать с тобой.
Выпустила очередь и поспешила убраться с лестницы, дабы последнее слово осталось за ней. Поверить не могла, что с ее уст слетала всякая дрянь, но остановиться была не в состоянии. Фу-х, а ведь легче-то стало. Какая полезная вещь – площадная брань.
С этого же дня пошла черная полоса и у Артура. Появился он на работе в прекрасном расположении духа, но его сразу же насторожила атмосфера напряженности и печали. В курилке, то есть на лестничной клетке, Ольга и Женька яростно дымили.
– Отчего нынче у вас вид погасших фитилей? – беззаботно спросил он.
– Валька умирает, – всхлипнула Ольга.
– Какая Валька? – не понял Артур.
– Какая! Наша Валентина, – бросила через плечо Женька, она почти не общалась с ним, дулась и, разумеется, заслуженно дулась.
– Как умирает? Почему? – разволновался он.
– Ее нашли на трассе за городом, – отвечала Ольга, – страшно избитую. Ее изнасиловали и прирезали. Ночью доставили к нам. Не выживет.
– Кто оперировал?
– Никто. Успели только первую помощь оказать...
– Как?! – заорал Артур. – Ну-ка, за мной, девчонки.
Когда Валентина очнулась, было почти темно. Боль пронизывала тело и мозг, но она вспомнила все до мелочей. Боль вгрызалась и выедала изнутри, но, собрав волю и силы, Валя поползла в сторону, где, подсказывала память, должна пролегать трасса. Она ползла долго и упорно, сжимая в кулаке ремень сумочки (ведь там документы) и этим же кулаком зажимая рану на груди, ползла, причиняя себе дополнительную боль и неизвестно откуда черпая силы. И доползла.
Только очутившись на проезжей части, лежа поперек дороги, она позволила себе потерять сознание. Вскоре остановилась легковая машина. В сумке Валентины нашли документы и привезли прямо в больницу, где она работала.
Артур склонился над ней, коснулся двумя пальцами щеки девушки, она тяжело приподняла веки. Узнала, попыталась улыбнуться, но не получилось, выкатилась слеза и расползлась на подушке. Она, кажется, осознавала, что умирает, поэтому смотрела виновато, мол, не хотела причинять беспокойства, и вместе с тем с мольбой. Валя надеялась на Артура, ведь он почти бог.
– Ничего, девчонка, выгребем, – сказал он ей, ободряюще подмигнул и скомандовал Жене с Ольгой: – В операционную, срочно!
Артур не мог смириться с безнадежным положением, упорно заставлял жить Валю, отгоняя пульсирующую мысль: если бы немного раньше, ну хоть чуть-чуть. Впрочем, он не прав, поздно, очень поздно. Но надо пробовать, надо делать все возможное, чудеса случаются чаще, чем мы думаем.
Клиническая смерть...
Ничего, это еще не все!
Десять минут, одиннадцать...
Еще есть время. Пятнадцать? Даже когда стало ясно, что наступил конец, он упорно не сдавался, даже когда коллеги безмолвно опустили руки, он бился один.
– Артур Иванович, – тихо произнесла Ольга, – прошло двадцать минут...
Он в бешенстве выскочил из операционной.
Все – короткое слово хлестало, словно плетью. Все – это когда ничего уже не будет, во всяком случае, для Вали. Все – когда в виски издевательски стучит: ну, не всесилен ты. Невыносимо ныло внутри. Водки бы...
А полчаса спустя после битвы со смертью его отчитывал Георгий Денисович:
– Артур, ты ведешь себя ниже всякой критики. У тебя плановые операции полетели. Людей готовили морально и физически, настраивали, а ты... Нарушил график.
– Почему ее не оперировали? – прервал поток упреков Артур.
– Потому что некому было.
– Почему меня не вызвали?
– Артур, ты ведь специалист. Ты что, не видел изначально? Она не выжила бы.
– Выжила бы! – гаркнул Артур с несвойственной ему остервенелостью. – Если бы вовремя! Бросили девчонку подыхать!
– Вы забываетесь! – повысил тон и Георгий Денисович, ибо в неосторожно брошенных словах нашел подтверждение доносу Евгении, а под себя рыть подкопы он никому не позволит. – Это вы, Артур Иванович, из упрямства стали к столу, и в результате у нас... у вас летальность на столе! То вы забываете о долге и отказываетесь оперировать, мотивируя, что больная ваша знакомая, то вы кладете на стол безнадежную и одновременно знакомую коллегу, тратите массу средств на то, что, к глубокому прискорбию, обречено... Как это понимать? У вас натуральная звездная болезнь.
