Карло Фруттеро - Его осенило в воскресенье
Такого удара не выдерживал еще никто. Он наклонил голову и горестно вздохнул.
— Хорошо, — печально сказал он. — Тогда объясните мне поподробнее вашу теорию о чисто дружеских отношениях.
Он не только не сдался, но даже перешел в контратаку.
— Не понимаю, почему вы все хотите меня в чем-то уличить? И мне же приходится защищаться. Я говорю или делаю одно, а вы находите в этом совсем иной смысл. Боже, неужели никто из вас не в состоянии воспринимать меня такой, какая я есть? Вы мне показались симпатичным именно потому…
— Вы мне тоже! Сегодня утром, когда я ехал к вам домой, знаете, о чем я подумал?
— Нет.
— Что вы симпатичная синьора.
— Вот и чудесно! Разве я претендую еще на что-нибудь?
— А что я вам такого сказал, простите? Что хотел бы снова с вами встретиться.
— Симпатичный синьор с симпатичной синьорой?
— Разумеется.
— Ну тогда… Так и надо было сразу сказать.
— Послушайте, Анна Карла, я сегодня хоть минуту волочился за вами?
— Нет, — признала она.
— Вот видите!
Она видела, и видела достаточно ясно, что в этом-то и заключается главная опасность. Но отступать было поздно — она сама себя загнала в ловушку.
Они въехали в город.
— Хорошо, давайте встретимся.
— Когда?
— Не знаю…
— Может быть, завтра?
— Если только после полудня. Потому что утром…
— …вы должны отвезти в «Балун» американку. Тогда завтра в четыре. Где?
— В кафе на проспекте Бельджо, — ответила она, едва сдержавшись, чтобы не съязвить: «Возле кладбища».
Он грустно и покорно согласился. Но ее так легко не проведешь. Наверняка он придал выбору места свой, особый смысл. До самых ворот префектуры они говорили о пустяках.
13
— До свиданья, Ривьера. Приятного вам уикенда!
Синьорина Фольято слегка помахала ему рукой и мелкими шажками направилась к виа Гарибальди. В общем-то, она неплохая женщина, подумал Лелло, глядя ей вслед. После обеденного перерыва она встретила его сухо, как он и ожидал. Но стоило ему помочь ей составить несложный балансовый отчет, как она на глазах переменилась. Стала с ним приторно-ласковой. Даже о его поездке на пьяцца Сан-Джованни упомянула без раздражения, в шутливом тоне, намекнув, что красивый молодой человек может многое успеть за час. Какая же у нее, бедняжки, должно быть, унылая жизнь. Настоящий робот без всяких романтических порывов. Он, чтобы не возбуждать в ней зависти и избежать сплетен и пересудов, в общих чертах рассказал, как протекает его скромное расследование. Он совсем уже было зашел в тупик, но теперь кое-что прояснилось, и в понедельник можно ждать интересных новостей. Фольято — само любопытство и участие — даже обиделась, что он так скрытен, однако это не помешает ей дня через три снова нанести ему предательский удар в спину.
Но он и сам не в состоянии больше что-либо понять! Если он до понедельника не сможет ни подтвердить, ни исключить любую из своих гипотез…
Лелло пожал плечами и направился к машине: бесполезно заранее об этом думать. В понедельник станет ясно, кто убийца — Баукьеро или кто-то другой.
Как бы там ни было, поездка на холмы подействовала на него благотворно, он снова почувствовал себя в отличной форме. Тут Лелло подумал, что его хорошее настроение, чувство внутренней свободы объясняется и тем, что он давно не виделся с Массимо. Разве вчерашний приступ тоски и утренний взрыв отчаяния случились не оттого, что он устал от трудной связи с Массимо, от взаимного непонимания?..
Подойдя к машине, он увидел, что кто-то поставил свою белую, видавшую виды «Джульетту» вплотную к его «фиату» и преспокойно отправился по своим делам. Теперь, как ни маневрируй, вывести машину на дорогу не удастся. Лелло в ярости огляделся вокруг. Неужели они не знают, что стоянка во втором ряду запрещена? Знают, но им на это наплевать. Ведь это наглые дикари, для которых остальные люди просто не существуют. Еще вчера они жили в лесах Калабрии, в пещерах Сицилии, а теперь водят машины, повесив на шею будильник. Да вдобавок не упускают случая досадить вам, вызвать на ссору, ведут себя так, словно они подлинные хозяева города. Он в бешенстве просунул руку в открытое окно «Джульетты» и несколько раз громко посигналил. Никакого эффекта. Должно быть, этот гнусный тип кормит в каком-нибудь погребке двенадцать детей своей родной сестры. Он увидел метрах в тридцати, на противоположной стороне, как другой нарушитель подъехал к тротуару и поставил машину во второй ряд. Синий «фиат-124» с безобразным масляным пятном на переднем бампере. Вот главные виновники всех дорожных происшествий; тормоза у них неисправны, шины старые, в дорожных знаках они совершенно не разбираются, вечно норовят вас обогнать.
И что обиднее всего, они обычно выходят из катастроф целыми и невредимыми. Бум — и они, словно кузнечики, выскакивают из-под обломков своей машины. А другие попадают из-за них в больницу или в морг.
— Уж простите! — на чистейшем пьемонтском диалекте воскликнул здоровенный детина, задыхаясь, подбежал к «Джульетте», прыгнул в машину и умчался.
Теперь и Лелло смог наконец двинуться к пьяцца Кариньяно, где профессор Бонетто в Клубе культуры читал лекцию о загрязнении рек в Америке. Тема весьма актуальна и для Италии, к тому же во время лекции впервые в Турине будет показан документальный фильм, снятый самим Бонетто. Кстати, он нередко печатается в «Стампе». Вообще-то Лелло хоть и купил абонемент, но не всегда имел возможность посещать Клуб культуры. Массимо из аристократического снобизма отказывается следить не только за политическими событиями в мире, но и за новостями кино, театра и живописи. Однажды он, ничего не сказав Массимо, купил два абонемента на неделю канадского кино. Что из этого вышло — лучше не вспоминать. Конечно, кинофильм и театральную постановку можно посмотреть и по телевизору, но это ведь суррогат.
Лелло затормозил у светофора на пьяцца Кастелло и в зеркале заднего обзора заметил «фиат-124» с отвратительным серым пятном на бампере.
Нет, суть проблемы заключается в том, что этих людей надо воспитывать, приобщать к культуре. Нельзя требовать разумного поведения от людей, которые полностью лишены социального сознания. Массимо всякий раз, когда он с ним об этом заговаривал, затыкал уши в прямом и в переносном смысле. Но это же страусиная политика. История не простит этим аристократам, «избранным» эгоизма и слепоты.
Наконец ему удалось поставить машину возле памятника Карлу Альберту.
Он вылез из машины. «Фиат-124» стоял во втором ряду, на углу площади. Лелло попытался разглядеть лицо человека, сидевшего за рулем, но косые лучи солнца, отражавшиеся от крыши, слепили глаза. Может, он тоже приехал на лекцию, подумал Лелло. Нащупав в кармане абонемент, он направился к Клубу культуры.
14
Первым, кого Сантамария увидел в коридоре, был Дзаваттаро. Он как раз выходил из кабинета Де Пальмы. Дзаваттаро теперь надел пиджак, и рубаха была застегнута на все пуговицы. Он заметил Сантамарию, и выражение растерянности на его лице сменилось выражением ненависти. Он подбежал к Сантамарии, поднял кулак, губы его подергивались.
— Да я на вас в суд подам! Потребую возмещения убытков! — завопил Дзаваттаро. — Заплатите мне сполна за оскорбление. Думаете, я не найду адвоката похитрее вас?
Удара он так и не нанес, но полицейский агент Никозия на всякий случай обхватил его сзади и сжал железной хваткой.
— Вы что, очумели? — закричал он на Дзаваттаро.
— Этот ублюдок послал вас обоих ко мне! — вопил Дзаваттаро, отчаянно вырываясь. — Теперь-то я уж точно знаю!
— Комиссар, этот тип рехнулся, — пропыхтел Никозия.
Дзаваттаро сразу обмяк, словно тряпичная кукла.
— Лучше бы угостили меня сигаретой, — спокойно сказал Сантамария.
Никозия отпустил Дзаваттаро, тот порылся в карманах и униженно протянул Сантамарии неначатую пачку.
— Я ничего такого не сделал, доктор, — простонал он. — Я тут ни при чем. Да я Гарроне с тех пор ни разу не видел, можете спросить у моих рабочих. Если бы вы мне сразу сказали, я бы их всех еще сегодня утром позвал. Я ничего об этой истории не знаю…
— Тем лучше, тем лучше, — сказал Сантамария и пошел дальше по коридору.
Дзаваттаро кинулся было за ним, не переставая бормотать, что он не виноват, потом остановился. Но Сантамарию, даже когда он вошел в кабинет Де Пальмы, преследовал ненавидящий, ничего не прощающий взгляд маленьких черных глаз.
— Что случилось? У Дзаваттаро еще кто-нибудь побывал? — спросил он.
В кабинете у Де Пальмы уже сидел Мальяно.
— Да, наш визит был третьим, — сказал Мальяно. — Поэтому он нас и принял так грубо. Похоже, что сразу же после тебя и мнимой родственницы Гарроне приехал еще кто-то и стал расспрашивать Дзаваттаро об архитекторе.
