Карло Фруттеро - Его осенило в воскресенье
Еще Сантамария узнал, что Массимо — идеалист, наивный человек и неврастеник. Он образован и интеллигентен и потому нередко бывает на удивление ограничен и даже глуп, ибо это оборотная сторона интеллигентности. Он часто бывает нагл и безжалостен, но сердце у него, в сущности, доброе, и он очень раним…
— Вы большие друзья? — спросил Сантамария.
— О да, с ним так весело, — ответила Анна Карла.
Сантамария подумал, что сам он острит, как могильщик.
— Но порой я его ненавижу, он мне дохнуть свободно не дает, — добавила Анна Карла.
Сантамария облегченно вздохнул.
— Я не должна делать того, не должна делать этого, не должна читать эту книгу и смотреть этот фильм! И горе мне, если я поеду на тот остров, а если он меня увидит на мотоцикле, между нами все кончено. Он, поверите ли, просто меня терроризирует!
— А вы ездите на мотоцикле?
— Мне бы очень хотелось, но Массимо запретил. Так же как запретил мне интересоваться йогой, курить марихуану, летать на планере, ехать на Кубу с друзьями. Он ужасный моралист.
Сантамария, хоть он и не испытывал истинной ревности, подумал, что этот Кампи занимает слишком много места в ее жизни.
— Что же вы, по его мнению, должны делать?
— Быть хорошей матерью и женой. Играть в бридж, заниматься благотворительностью, покупать платья в Париже. Словом, быть добропорядочной буржуазной синьорой. — Тут она поднялась. — Ну, а теперь я покажу вам парк, идемте! — повелительным тоном сказала она.
Однако по пути она увидела, что на площадке, обрамленной платанами, играют в шары, и тоже захотела сыграть хоть одну партию.
Но сыграли они целых три. Сантамария одну выиграл, а две проиграл после упорного сопротивления. Анна Карла сказала, что прежними, деревянными шарами было приятнее играть, чем нынешними, металлическими. А затем повела его по ухоженному парку с самой разнообразной флорой. Жаль только, что скамьи были грубые, из необтесанного дерева. У садовника, который подрезал большой куст, она спросила, как называются те красные цветы. Садовник ответил, а затем подарил ей один цветок, а она ему — сигарету. Анна Карла понюхала цветок и воткнула его в волосы.
— Всего на минуту, чтобы доставить удовольствие садовнику, — извиняющимся голосом сказала она. — Экзотическая, южная женщина не мой тип.
У первого же куста Анна Карла бросила цветок на траву, и Сантамария чуть его не поднял. В разных местах, в тени деревьев, он несколько раз готов был ее обнять, а во время разговора, полного глубокого тайного смысла и в то же время совершенно легковесного, едва не назвал ее на «ты». Но каждый раз его что-то удерживало.
Когда они снова подошли к площадке, окаймленной платанами, то увидели, что к ресторану подкатил большой серый «БМВ» и из него вышли двое: молодая женщина с гордо вздернутым носиком и мужчина, державшийся немного неуверенно. В дверях ресторана появился его владелец, приглаживая редкие волосы на затылке. Сантамария его узнал и неосторожно воскликнул:
— A-а, понятно!
— Вы что, их знаете? — спросила Анна Карла.
— Не их, а владельца ресторана.
— Кто он такой?
— Как у нас принято говорить, старый знакомый. Два года назад был хозяином ночного клуба. Наркотики, скупка краденого и тому подобные вещи.
— О боже!
Он сам, своими руками все испортил. Анна Карла нахмурилась, решительно села в машину и увезла его из этого волшебного места.
Видимо, в такие места Витторио и возит своих проституток, подумала Анна Карла, осторожно ведя машину на извилистом спуске. Потому что он наверняка прибегает к услугам именно проституток, хотя и дорогих, пятьдесят — сто тысяч лир за ночь. Иметь постоянную любовницу с квартирой он не захочет, это не в его стиле. Ну а женщина с щедрой душой не станет терпеть возлюбленного, у которого вместо сердца — двенадцатиперстная кишка, печень и селезенка. К тому же полуофициальная любовная связь была бы оскорбительной и даже унизительной для нее, а Витторио можно было обвинять в чем угодно, но только не в отсутствии деликатности и уважения к ней. Ей, конечно, и его вероятные встречи с проститутками не доставляют удовольствия. Вчера вечером, когда бедный Фонтана допустил непростительную оплошность, Витторио посмотрел на него так, словно вот-вот ударит головой об стенку, ей даже стало не по себе.
Но в общем-то, эти случайные связи не играли особой роли в их семейной жизни. Витторио — отличный муж. Он нежно любит ее, восхищается ею, и они прекрасно ладят. А по теории Массимо об адюльтере… Она краешком глаза посмотрела на Сантамарию. Он немного поскучнел. Верно, этот медоточивый сводник — хозяин ресторана напомнил ему о делах. А может, он мысленно подводил итоги их прогулки и беседы. Я слишком много и горячо говорила о Массимо, упрекнула себя Анна Карла. В мире не найдется мужчины, которому нравилось бы, когда женщина, пусть искренне и заслуженно, восхваляет при нем другого. Мария Магдалина после своего обращения, наверно, изрядно попортила нервы ученикам Христа. Да и, если быть честной, разве ей самой не подействовало бы на нервы, вздумай Сантамария столь же горячо расхваливать свою распрекраснейшую подругу, пусть даже лесбиянку?! А может, он ничего не знает о Массимо и думает, что она… Нет, он не настолько глуп! Улыбка у него трогательно-наивная, но неопытным его никак не назовешь. Интересно, как он решает свои «постельные» проблемы? Скорее всего, он давно уже в связи с женщиной его лет, замужней или разведенной, милой и по-матерински доброй. Она почти наверняка родом из Эмилии и потому готовит ему на обед тортеллини в сметане, а на день рождения и на именины дарит яркие галстуки.
— Вас как назвали? Ну, когда крестили?
— Франческо.
— Как мою дочку.
— Да.
Опять из него слова не вытянешь. Должно быть, он смертельно устал. А она еще заставила его играть в шары и вдобавок непременно хотела, чтобы он выиграл хоть одну партию. А ведь он, скорее всего, давным-давно не брал в руки шары.
— Когда мы снова увидимся? — пробормотал он.
Что называется удар ниже пояса, мелькнуло у нее в голове. «Запрещенный удар полицейского комиссара» — вполне подходит для названия детективного фильма.
А я, несчастная, что ему отвечу? — отчаянно соображала Анна Карла. Что лучше положиться на судьбу?
С каждой секундой ей становилось все труднее отделываться светской остротой. В такие моменты нет ничего хуже молчания — напряжение все возрастает. Если она еще помедлит с ответом, то серьезного разговора не избежать.
— Видимо, я как-то не так себя вела, — неуверенно пробормотала Анна Карла.
Он молчал.
— Я вела себя развязно, подавала вам надежду? — продолжала она, несколько раз посигналив без всякой необходимости, только чтобы скрыть свою растерянность.
Сантамария по-прежнему хранил угрюмое молчание.
— Мы посидели в кафе, я не вижу в этом ничего особенного. Приятно побеседовали, прогулялись по парку — и в этом нет ничего особенного.
Опять в ответ ни звука.
— Мне было приятно побыть с вами вместе несколько часов, надеюсь, что и вам было приятно. В этом нет ничего плохого, и я рада, что так случилось. Но тут возникает…
И вдруг он захохотал как помешанный.
— Почему вы смеетесь? Что вы нашли в моих словах смешного?
— Вы напомнили мне несовершеннолетних, которые занимаются мелкими кражами в машинах.
— При чем здесь это? Не понимаю.
— Точно такая же техника: «Я проходила мимо, увидела „мерседес“ с открытой дверцей. Я была такая усталая и решила отдохнуть в кабине минут пять. Но на сиденье лежал фотоаппарат „лейка“. Я хотела его переложить на заднее сиденье, но тут подбежал владелец машины…» — и так далее и тому подобное.
— Не вижу в этом рассказе ничего неправдоподобного. Со мной такое вполне могло случиться.
— Охотно верю, но вам было бы очень трудно убедить полицию. Все обстоятельства были бы против вас.
— Вы что же, решили учинить мне допрос с пристрастием? Предъявляете обвинение в попытке вас соблазнить? — Она презрительно рассмеялась. — Знаете, о чем вы мне сейчас напомнили, Сантамария? О том времени, когда я была в колледже сестер-монахинь. Они нас предупреждали: «Будьте осторожны, девочки, стоит вам съесть жареное филе в компании с мужчиной, и вы сразу забеременеете».
— Сначала священник, теперь монахини. Похоже, я в ваших глазах вырос. Поднялся на ступеньку выше.
Нет, он все-таки милый. И к тому же находчивый. Надо его остановить, пока не поздно.
— Лично мне история вашего восхождения не нравится. Я ведь не Эверест. И потом, вы меня разочаровали.
Такого удара не выдерживал еще никто. Он наклонил голову и горестно вздохнул.
— Хорошо, — печально сказал он. — Тогда объясните мне поподробнее вашу теорию о чисто дружеских отношениях.
