Мэри Кларк - Розы для возлюбленной
— В результате Смит не только наказывает Скипа, мешавшего доктору получать больше внимания Сьюзен, не только заточает его в тюрьму на долгие тридцать лет, но еще и пускает полицию и следствие по совершенно ложному следу.
— Что ж, выглядит вполне приемлемо, — подумав, признал Джоф. — Но почему же тогда Джимми Уикс так не хочет возобновления расследования дела Реардона?
— Я тоже об этом думала. Действительно, столь же вероятным представляется и та версия, по которой, например, это у Уикса был роман со Сьюзен. Тогда именно Уикс со Сьюзен могли поссориться в тот вечер. И Уикс мог убить ее. Могло случиться и иначе. Например, Сьюзен рассказала Джимми об участке земли в Пенсильвании, который Скип выставил на продажу. В свою очередь и Джимми мог по неосторожности проговориться Сьюзен об автотрассе, которая должна была пройти как раз через эти земли и затем, поняв свою ошибку, убить Сьюзен, чтобы не позволить ей рассказать все Скипу. Насколько я могу судить, Уикс скупил потом участки земли, выставленные на продажу и находившиеся по пути будущей автотрассы, практически за бесценок, не правда ли?
— Дорогая, ты сегодня многое успела обдумать, как я погляжу, — признал Джоф. — И каждую версию выстраиваешь прямо-таки мастерски. Кстати, ты не слушала случайно последние известия по пути сюда?
— Нет, моей голове требовалось немного отдыха. Поэтому радио в машине я переключила на станцию, которая передавала шлягеры прошлых лет. Иначе я просто сошла бы с ума в этих ужасающих пробках.
— Что ж, наверное, ты поступила правильно. Но, если бы ты все же слушала новости, то узнала кое-что интересное. То, что именно Барни Хаскелл намеревался предложить обвинению в обмен на свое оправдание, теперь стало известно министерству юстиции. С найденными властями записями, которые вел Барни, как считают, вряд ли смогут сравниться по своей обстоятельности любые прочие бухгалтерские записи в мире. Так что, если Френк Грин и вправду достаточно сообразителен, он завтра же, вместо того чтобы мешать тебе вести расследование, напротив, потребует предоставить ему доступ ко всем записям Барни, по которым можно будет установить, какие именно драгоценности приобретал Джимми в последние месяцы перед убийством Сьюзен. Если нам удастся установить связь между Уиксом и, скажем, браслетом со знаками зодиака, то мы тем самым сможем доказать, что Смит лгал на суде. — Джоф поднялся. — Пожалуй, Керри Макграт, вы в полной мере заслужили свой сегодняшний ужин. Ждите здесь! Я дам вам знать, когда у меня все будет готово.
Керри удобнее устроилась на диване, поджав под себя ноги, и потягивала «черри». Полного комфорта ей ощутить, правда, не удалось, даже несмотря на горящий газовым пламенем камин. Через мгновение она не выдержала ожидания, встала и направилась на кухню.
— Не против, если я понаблюдаю, как работает шеф-повар? К тому же здесь, мне кажется, гораздо теплее.
Джоф ушел домой в девять часов. Когда за ним закрылась входная дверь, Робин сказала:
— Мам, я должна тебя кое о чем спросить. Насчет того типа, которого папа защищает. Из того, что ты мне говорила, я поняла, что папа вряд ли выиграет дело. Правильно?
— Не выиграет, если те данные, что мы обнаружили, окажутся действительно достоверными.
— Папе это повредит?
— Ну, никто, конечно, особенно не любит проигрывать дела, но папе это не повредит. Я даже считаю, что, если Джимми Уикс окажется за решеткой, это будет самым удачным исходом дела для папы за всю его карьеру.
— Ты уверена, что это именно Уикс пытается меня напугать?
— Да, уверена. Поэтому, чем быстрее мы установим его связь со Сьюзен Реардон, тем скорее мы сможем лишить Уикса всяких причин пытаться пугать тебя или заставлять меня отказаться от дальнейшего расследования дела.
— Джоф ведь тоже адвокат, да?
— Да.
— А Джоф согласился бы когда-нибудь защищать такого человека, как Джимми Уикс?
— Нет, Робин. Я совершенно уверена, что он никогда бы не стал этого делать.
— Я тоже так думаю. Он не стал бы этого делать.
В половине десятого Керри вспомнила, что обещала позвонить Джонатану и Грейс и рассказать им о результатах своей встречи с доктором Смитом.
— Так ты считаешь, что он может сломаться и признать, что лгал на суде? — спросил Керри Джонатан, когда она сообщила ему основные итоги беседы с доктором.
— Да, такое мое мнение.
Грейс слушала их разговор, держа в руках вторую трубку телефона.
— А теперь, Джонатан, давай и мы сообщим Керри кое-что новенькое. Керри, сегодня я либо осуществила прекрасную детективную операцию, либо выставила себя на всеобщее осмеяние.
В воскресенье, беседуя с Джонатаном и Грейс у них дома, Керри не сочла нужным говорить что-либо о Джесоне Эрнотте, Джимми Уиксе и докторе Смите. Когда же теперь она услышала рассказ Грейс, то была довольна, что Гуверы не могут видеть потрясенное выражение ее лица.
Джесон Эрнотт! Друг, постоянно бывший рядом со Сьюзен Реардон. Человек, который, несмотря на всю свою видимую откровенность, показался Керри слишком продуманным в своих словах и жестах, слишком осторожным, чтобы говорить действительно правду. Если он и есть тот самый грабитель, если, согласно письму ФБР, он подозревается еще и в убийстве, о котором говорила ей когда-то Грейс, то как же тогда он вообще вписывается в головоломное расположение фигур на сцене, именовавшееся «делом об убийстве возлюбленной»?
84
Прогнав из своей квартиры Керри, доктор Смит еще долго сидел без движения. «Маньяк!» «Убийца!» «Лжец!!» Обвинения, которые Керри бросала ему, до сих пор заставляли доктора вздрагивать от возмущения и отвращения. Точно такие же чувства он испытывал, когда видел перед собой уродливое, некрасивое или израненное лицо. Он начинал прямо-таки дрожать от страстного желания это лицо изменить, поправить его, придать ему ту красоту, которую его руки могли творить из костей, мышц, из плоти людей.
В такие моменты ощущавшаяся доктором ярость, гнев могли быть направлены против, например, огня пожара, против несчастного случая, или же против неудачного сочетания генов, которые стали причиной уродства или травмы конкретного человека. Теперь же доктор испытывал ярость по отношению к молодой женщине, которая была тут только что и имела наглость так сурово осуждать его.
«Маньяк!..» Как посмела она так его обозвать. И лишь за то, что вид почти совершенной красоты, сотворенной его же собственными руками, доставлял ему удовольствие! Доктору захотелось вдруг заглянуть в будущее и узнать, не таким же ужасным образом и сама Барбара Томпкинс выразит ему вскоре свою благодарность. Он ведь мог дать ей, Барбаре, и совершенно иное лицо, кожа которого собиралась бы в морщины под глазами темными мешками, а ноздри зияли темными дырами.
А что, если действительно эта Макграт отведет Томпкинс в полицию, где Барбара согласится составить против него жалобу. Ведь Керри только что угрожала, что сделает это. И, скорее всего, так оно и выйдет на самом деле.
Она еще обозвала его убийцей. Убийцей! Неужели она и правда думает, что он мог убить Сьюзен? Чувство острой жалости вновь всколыхнулось в душе доктора, то самое чувство, которое он пережил, когда раз за разом звонил в дверь дочери в тот вечер, когда потом вдруг повернул ручку двери и обнаружил, что она не заперта.
Тогда он и увидел Сьюзен. Она лежала в коридоре, почти у самых его ног. Это была Сьюзен и одновременно — не она. Непонятное, незнакомое ему человеческое существо с искаженным лицом, выпученными, в крови, глазами, широко открытым ртом, вывалившимся оттуда языком. Это был вовсе не тот эталон женской красоты, который доктор когда-то создал.
Даже тело Сьюзен выглядело некрасивым, вывернутым, скрюченным. Ее левая нога была подвернута, каблук левой туфли буквально вонзался в правую икру. И везде были разбросаны эти красные розы — насмешливый дар, подношение в честь смерти.
Смит прекрасно помнил, как замер над мертвым телом дочери. При этом думал он о чем-то совершенно неуместном. Он думал, что точно так же чувствовал бы себя Микеланджело, если бы его взору предстала им же созданная «Пьета», разбитая, исковерканная так, как сделал это тот сумасшедший в соборе Святого Петра.
Доктор вспомнил тогда, стоя над телом дочери, как он отчитывал ее за то, что она не внемлет его предупреждениям. Она ведь и за Реардона вышла против воли отца.
— Подожди, не торопись, — умолял он ее тогда. — Он недостаточно хорош для тебя.
— Если тебя одного слушать, — крикнула она в ответ, — то я вообще никогда не найду того, кто был бы достоин меня.
Ему пришлось потом сносить то, как они со Скипом смотрели друг на друга, как пожимали руки друг другу, как сидели, прижавшись друг к другу на диване. Терпел он и то, как порой Сьюзен усаживалась на колени к Скипу, устроившемуся в большом глубоком кресле. В такой позе доктор часто заставал их, когда подглядывал по вечерам с улицы через окно гостиной.
