Валерия Вербинина - Английский экспромт Амалии
Рыжий верзила герцог покраснел и пробурчал нечто невнятное. Леди Эрлин, с опозданием сообразив, что сказала что-то не то, поспешно увлекла широкоплечего ирландца в угол гостиной.
– Кажется, в прошлый раз, когда я его видел, – задумчиво заметил мистер Уайльд, – у него была другая спутница.
Леди Эрлин вся заколыхалась от еле сдерживаемого смеха. Ноздри ее затрепетали. Она обожала злословить с мистером Уайльдом. Он умел делать это тонко и тактично, не то что большинство людей, которые даже в сплетнях обнаруживают свою вульгарную сущность. Сейчас леди Эрлин с немалым удовольствием предвкушала поток раскованных афоризмов, дегустировать которые будет лишь она одна, тем более что ситуация была весьма двусмысленная.
– С предыдущей спутницей, – прошептала она, – вышла презанятная история. Мы все думали, она ему жена, а оказалось, что нет!
– Неужели? – протянул мистер Уайльд. – Разумеется, стоит время от времени менять жен, но нельзя же, чтобы это превращалось в привычку!
Леди Эрлин захихикала и прикрыла рот веером. Ох уж этот мистер Уайльд! Однако лучше действительно не скажешь.
– О, я уверена, Эмили найдет на него управу. У этой малютки есть голова на плечах, мистер Уайльд!
– Ей бы не повредила еще одна, мама, – сказала мисс Стелла Эрлин, подходя к ним.
Леди Эрлин сделала страшные глаза.
– Молодежь! – шепнула она Уайльду. – Никакого представления о приличиях, право слово… А вот и великий князь Вольдемар! А…
Леди Эрлин замерла с открытым ртом. Особа, державшая под руку великого князя Вольдемара, оказалась не кто иная, как прежняя герцогиня Олдкасл (незаконная, как выяснилось). Прежде чем леди Эрлин успела принять какие-либо экстренные меры, Арчи повернул голову и заметил Амалию. Эмили тоже увидела свою соперницу и слегка побледнела.
– Ой, что сейчас будет! – прошептала Стелла Эрлин Уайльду со сладким ужасом.
Но ничего особенного не произошло: князь и герцог пожали друг другу руки, Арчи поцеловал руку Амалии, правда, задержав ее ладонь в своей чуть дольше, чем допускается приличиями, а князь сделал Эмили какой-то замысловатый комплимент. Во всяком случае, мир не был нарушен.
– Ах, как скучны нынешние гостиные! – сказала в досаде Стелла, складывая веер. – Даже приличного скандала не увидишь.
Амалия не успела опомниться, как перед ней оказался тот самый говорливый ирландец, чье общество наводило на нее оторопь. По мнению Амалии, мистер Уайльд довел искусство разговора до такой степени, что всякая надобность в собеседнике отпадала сама собой. Любая беседа с журналистом неизменно превращалась в его монолог, отчего наша героиня начинала отчаянно скучать. Он стал излагать ей свои взгляды на мировую историю, дамскую одежду, искусство, христианскую мораль, английскую мораль и сочинения мистера Достоевского, которого баронесса Корф терпеть не могла. Если бы Амалия догадалась записать этот монолог, то, вне сомнений, он представлял бы собой поистине бесценный документ для современных исследователей творчества Уайльда. Но так как Амалия не умела читать в будущем и не знала, что этому крупному, неповоротливому, добродушному человеку суждено стать одним из величайших писателей ее века, она только кивала головой на его высказывания, самым беспардонным образом пропуская их мимо ушей. Арчи и князь в углу гостиной оживленно обсуждали достоинства охотничьих собак, причем князь насмерть стоял за русскую борзую, а Арчи – за гончую. Улизнув наконец от словоохотливого ирландца, Амалия с облегчением перевела дух. Но оказалось, что она рано обрадовалась, ибо у окна ее подкараулила Эмили Стерн. Больше всего Эмили боялась, что Амалия попытается как-то заявить права на ее жениха, и, видя, что та даже не предпринимает попыток к этому, маленькая глупышка воспрянула духом.
– Я безумно рада вас видеть, – говорила Эмили, глядя на соперницу блестящими, оживленными глазами. – Правда, забавно? Вы и… – Она умолкла и порозовела, внезапно осознав, что ничего забавного в создавшейся ситуации, в сущности, нет. – Вы тоже выходите замуж? Наверное, это очень приятно – стать великой княгиней. Хорошо бы и в Англии ввести такой титул! Мы с Арчи когда-нибудь наведаемся в Петербург, если выдастся свободное время. Красивый город, мне говорили. Это его называют северной Венецией?
– Да.
– Вы там все время живете?
– Почти.
– Вы на меня не сердитесь? – жалобно спросила Эмили, на которую краткость ответов ее собеседницы произвела удручающее впечатление.
– За что мне на вас сердиться?
– О, ну вы знаете… Просто Арчи всегда любил меня, – сказала Эмили застенчиво. – Все остальные для него не существуют. Когда вы выходите замуж?
– А вы?
– После Нового года. Так хочет королева. Потом начнем перестраивать замок.
– Зачем?
– Но он ведь так ужасно выглядит! Вся эта мешанина… Никакого единства, сплошная безвкусица. Так сказал архитектор. Вы знаете, мы уже архитектора нашли. Столько дел, столько дел! Потом надо будет избавиться от викария. Попросить, чтобы его перевели куда-нибудь.
– Викария? Чем же мистер Моррис пришелся вам не по душе?
Эмили потупилась.
– Трудно сказать. То одно, то другое… Просто я не хочу, чтобы он был там. Он недобрый человек.
– В самом деле?
– Да. Священник не должен быть таким. Он столько всякого наговорил мне про Арчи, когда я… когда вы с ним… Словом, я думала, все пропало, а этот злой человек только бередил мои раны. И Мэри мне на него жаловалась.
– Мэри Невилл?
– Да. Она говорила, ей с ним неудобно. Когда утонул ее кузен, брат Арчи, она плакала, а викарий выразился в том смысле, что ей не следует тратить зря свои слезы. Но вам, наверное, это неинтересно.
Однако Амалии как раз это было очень интересно.
– Эмили, – спросила она, стараясь говорить спокойно, – а что еще вы знаете о викарии?
Эмили пожала плечами.
– Ничего особенного. Кажется, он не из наших мест. Он сирота, ему покровительствовала леди Эверилл. С ее помощью он четыре года назад получил этот приход… А, вот и ты, дорогой!
К ним подошли великий князь Владимир Львович и Арчи.
– Здравствуйте, – застенчиво сказал герцог Амалии.
– Здравствуйте, – как ни в чем не бывало отозвалась она.
Эмили тотчас же вцепилась в своего жениха.
– О, милый, ты обещал познакомить меня с синьорой Боргезе. Смотри, она как раз свободна!
И девушка в розовом решительно увела герцога Олдкасла. – А он все оборачивался на Амалию, одетую в изумрудно-зеленое платье, и Эмили, видя это, сердилась и кусала себе губы…
Викарий Моррис перестал читать и зажег лампу. Стемнело. Он налил себе чаю и, мельком взглянув на стенные часы, вышел в сад, позвать пестрого кота, бродившего где-то по соседству. Кот был единственным существом, которое викарий терпел возле себя. Сколько он себя помнил, он никогда не любил собак, развязных, нечистоплотных животных, которые совокупляются у всех на виду. В кошках же ему чудилось нечто бунтарское, необъяснимое. Кто знает, о чем думает кот, глядя на языки огня в камине?
Вернувшись в дом с котом на руках, викарий сразу же ощутил опасность. Он отпустил Сэнди, и тот, мяукнув, скользнул по коридору в гостиную.
Поколебавшись, викарий с сильно бьющимся сердцем последовал за котом. Ладони у него вспотели, и он нервно вытер их об одежду.
Она сидела в плетеном кресле у камина, и из-под шляпки с облаком перьев он хорошо видел ее сверкающие золотистые глаза. Сэнди, смущенный вторжением постороннего в свое царство, забился в угол.
– Кто вы, мистер Моррис? – спросила она.
Викарий нервно сглотнул.
– Миледи! Как я… Какая честь… – Слова булькали в горле, не желая выходить наружу. – Снова в наших краях?
– Я задала вам вопрос, – спокойно повторила она. – Кто вы, Роберт Моррис?
– Я? Я викарий. – Он наконец-то смог улыбнуться. – Может быть, чаю? Я не привык…
Амалия не сказала ни слова. Он ловко достал вторую чашку, налил в нее чаю.
– Признаться, я привык один… Сахару?
– Да. Ну так кто же вы, сэр?
Викарий сел и сложил руки перед собой кончиками пальцев. Такая поза вскоре показалась ему утомительной, и он опустил руки.
– Что есть человек? – Он чувствовал себя все увереннее. – Древние не раз пытались ответить на этот вопрос. Квинтилиан…
– Не пытайтесь увиливать. Старый герцог Олдкасл – ваш отец?
У викария вдруг напряглись все мускулы на лице.
– С чего вы взяли?
– С того, что больше всего на свете вы ненавидите его семью.
У него забегали глаза. Это было неприятно. Она поднялась с места и подошла к нему. Медленно, очень медленно, – и он стиснул руками подлокотники, борясь с желанием вскочить и убежать прочь.
– Ну так как? – спросила она, останавливаясь перед ним и глядя на него сверху вниз с безграничной гадливостью.
Моррис почти решился. Он уже сознавал, что выдал себя, но не мог вот так просто прекратить сопротивляться.
