Лариса Соболева - Исповедь Камелии
– Повернись. (Она повернулась спиной, приподняла юбку, показав зад.) Дороговато берешь, я цену знаю. Двести.
– Один сеанс, – согласилась она. – И то за молодость скидку делаю, старым козлам я не уступаю.
– Ладно, я не жадный, лезь. Посмотрю, на что ты способна, может, и на штуку расколюсь.
Сев рядом с ним, она зажмурилась от света, загоревшегося в салоне, запротестовала:
– Блин, ослепил. Выключи свет! Или тебе не в кайф секс в темноте?
– Я только посмотреть, – выключив свет, сказал Артем. – Мне не всякая подходит, красивых люблю.
– И как? Подхожу тебе?
– Угу. Ну-с, приступим?
Вот и первая для нее неожиданность: клиент потребовал отработать, не отходя от кассы, она растерялась:
– Че, прямо здесь? На улице?
– Мы в машине, а не на улице. – Артем потрепал ее по щечке. – Бабки сразу или потом?
– Сразу.
Артем достал кошелек, раскрыл его перед носом простипомы, а денег там тьма (все купюры фальшивые), протянул две сотни:
– За первый сеанс.
– Давай отъедем в темный уголок, чтоб никто не мешал. А то ходят и ездят тут разные. Менты, к примеру. Мне неохота к ним в обезьянник. Здесь недалеко пустырь, там никто не помешает.
– Знаю, знаю, – не возражал он, заводя мотор.
Ехал, не выпуская из виду ни одно ее движение, и думал: «Как же она вышла, что ее ребята не заметили? Почему прозевали? А на пустыре, возможно, нас ждут сообщники, но убивать будет она». Тем временем пассажирка достала небольшую и плоскую бутылку, отвинтила пробку, протянула ему:
– Давай за встречу? Чтоб нам было суперхорошо.
– За рулем не пью, – отказался он.
– Иди ты! Это коньяк. Потенцию поднимает.
– У меня с потенцией полный порядок.
Вторая для нее неожиданность: клиент не стал пить. Значит, сначала она поила коньяком, ослабляла реакцию, а потом...
– Э, ты что делаешь? – Артем одной рукой убрал ее руки, расстегивающие ремень на джинсах.
– Чего испугался? – рассмеялась она. – Я тебе такой кайф обеспечу прямо на дороге...
– Что врежемся. У меня тачка дорогая, новая, я не хочу угробить ее даже ради кайфа.
Третий раз случился сбой, она присмирела, видимо, обдумывала, как ей быть в такой неординарной ситуации. Тем временем Артем подъехал к пустырю, но на него не заехал, заглушил мотор, включил громче музыку.
– Ну, начнем, Танька?..
Лика не спала, она всегда плохо спит, кода Артема нет дома. Снова наступила ночь, снова он не позвонил и не пришел. Лика не решалась сама позвонить Артему, зная, как ему это не нравится, он так и говорит:
– Не смей звонить, не доверяешь, давай расстанемся.
Расстаться? Ни за что! Никогда! Лика подозревала, что у него есть женщина, с которой он и проводит ночи. В воображении она рисовала ее, пытаясь угадать, чем та, другая, привлекла Артема, мысленно сравнивала с собой. Но как сравнить, не зная точно, какая она? Как развернуть его к себе? Только терпением. Пусть он остается с ней из жалости, а все же остается. Пройдет время и он поймет, что ему нужна Лика, не может не понять. Терпение, терпение...
Но от бессилия и ревности Лика плакала, мало веря, что все изменится. Так она проводила много ночей, понимая: он старается бывать у нее все реже и реже. Она приняла таблетку снотворного, прописанного врачом, легла. Врачи... Артем заставил ее пойти к врачам, она честно сходила и что? Наплели, будто у нее невроз, будто бы она не отвечает за свою жизнь, мол, ей помогут вернуться к себе. Но не спросили, хочет ли она вернуться к себе? Зачем ей возврат, если Артема рядом не будет? Подруга консультировалась у психолога (самой стыдно было сходить), тот подтвердил диагноз и сказал, что страх утратить Артема, а с его стороны жалость к ней и боязнь, что она убьет себя, приведут обоих к садомазохистским комплексам. В конечном счете, он возненавидит Лику, она станет ему физически противна, самое разумное – отпустить его. Глупости все это, любовь нельзя ненавидеть. А раз Артем боится за ее жизнь, значит, тоже любит, это же как дважды два. Любит, просто из мужского упрямства не хочет это признавать, иначе ему было бы безразлично, что станет с Ликой. Терпение... Сколько женщин отвращают от себя мужчин слезами, нытьем, упреками, Лика не повторит глупые ошибки, она возьмет Артема терпением.
– Не отпущу, – шептала она. – Никому не отдам.
Не спала и София. Тревога нет-нет да сжимала сердце до боли, потом оно долго щемило. Вон и ветер поутих, казалось, тревогу нагоняет он. А в голову ничего не лезло, кроме: что там, на городских улицах? Обойдется или... Почему, собственно, мыслями она там, с ним? Он ей никто, а она с ним. Пора бы окончательно разобраться в переживаниях, но пугало, что внутренние разборки утяжелят состояние, возможно, правда о себе не придется по душе. Вообще-то, правду она уже знала, но знать и признать – да, так есть, – разные вещи. София упорно отвлекалась, не желая признаний, которые потребуют принятия решений, а за решениями грядут перемены. Перемены... Их все остерегаются, это зыбкая почва, никто не гарантирует, что ты не провалишься. И все-таки перемены близко, но не сейчас, сейчас София...
Дописывала последние сцены
Городские мастерицы наловчились делать шляпки не хуже столичных, при том не повторяя модели. К счастью, их в городе было немного. Разнообразие изумляло, у Зыбина зарябило в глазах, но траурных головных уборов имелось в наличии мало, все они отличались от улики. Мода установилась на маленькие шляпки с перьями, цветами, лентами, бантиками, рюшами. Шляпа Надин отличалась широкими полями и строгостью, перья на ней падали сзади и вниз, а также были длинными, чего не позволяла мода. На этот раз Виссарион Фомич не брал Стешкин капот с облезлыми перьями, предоставив Марго говорить с мастерицами, ведь интерес пожилого человека к женским шляпкам вызовет подозрения. Ее сиятельство доставала убор Надин и говорила:
– Мне нужна мастерица, изготовившая эту шляпу.
В третьей мастерской продавщица сказала:
– Такие шляпы делает Анна Середа, ее магазин на Торговой площади.
На площади, едва Марго, опираясь на руку Виссариона Фомича, вышла из кареты, как сразу и сжала его пальцы:
– Глядите!
В витрине магазина красовалась почти такая же шляпа, как шляпа Оболенцевой, лишь с небольшими изменениями. Например, те же перья были много короче, а тулью украшала брошь с плоским агатом. Покупателей встретила сама хозяйка, Марго решила построить диалог по-другому:
– Скажите, сударыня, вон та шляпа, черная... – указала она на витрину, – для каких целей?
– Я изготовила ее как образец, чтобы дамы видели мои возможности, а образец должен отличаться, не так ли? Она черная, чтобы бросалась в глаза. Да, подобные уборы не в моде, однако, ваше сиятельство, Европа начинает отдавать предпочтение широким полям. Поверьте моему слову, вскорости эти шляпы вытеснят маленькие.
– Интересно. – Марго прошлась к витрине, обернулась. – А кто-нибудь покупал эти шляпы?
– Я и не надеялась, что их купят, до нас новые веяния доходят с большим опозданием. Но две шляпы прямо с витрины забрали-с, только просили перья приладить длинные.
– Да? – оживилась Марго, улыбнувшись. – Мне нравится ваш убор, для траурной церемонии он как нельзя кстати, но... Как я поняла, вы знаете дам в нашем городе, раз узнали меня. Кому вы продали эти шляпы? Я боюсь очутиться в неловком положении, ежели в одном месте появятся три дамы в одинаковых уборах...
– Не извольте беспокоиться, ваше сиятельство, мои шляпы не повторяются, различия весьма заметны. А купили их...
Надин Оболенцева ненавидела все, что ограничивало ее свободу, своих тюремщиков тоже, выказывая им свое отношение при первой же возможности. Она с детства жила в несвободе, попросту в цепях узника. Сначала строгие родители, не дававшие шагу ступить без их ведома, затем муж – отвратительный старик. Умер он два года назад, Надин возблагодарила бога, что ее пытка длилась всего одиннадцать лет, могло быть хуже. Если б не подруга, учившая ее терпению и стойкости, она давным-давно тихо ушла б из жизни, это и было б освобождением от цепей. Но сумрак не вечен, как не вечна человеческая жизнь. Умер муж, с ним ушла в могилу непосильная ноша страданий, Надин получила долгожданную свободу, которую смело взяла в руки и теперь бравировала ею, шокируя общество.
Сейчас ей грозила новая несвобода, полная лишений, нужна была помощь. А как помочь себе, если Надин очутилась в полной изоляции? Выход из безнадежного положения она наметила сразу – только как осуществить план, когда за ней по пятам ходит полицейский, если даже распоряжения слугам она отдавала при нем? Но раздевала и одевала Надин горничная без фараона, ночью и пришла идея.
– Ты должна оказать мне услугу, – сказала она горничной утром. – Я отблагодарю тебя, хорошо отблагодарю.
– Какую?
– Хочу, чтоб ты отнесла записку...
– Та не пущают.
– Молчи, дура! – зашипела Надин. – Приданое получишь, замуж выйдешь за достойного человека.
