Елена Михалкова - Бумажный занавес, стеклянная корона
– Да они бы меня убили! Ты чего, мать! – удивилась Катька.
– И нервных срывов у тебя не было. Ты просто работать не хотела.
В трубке обиженно засопели. Катерина считала себя пострадавшей стороной. Зачем Ася так безжалостно с ней обходится?
– Ты же маме не расскажешь? – наконец заискивающе спросила сестра.
Ася молча нажала на клавишу отбоя и протянула телефон Кутикову.
Никак не получалось поднять на него глаза, вот что плохо. Осознание того, что она пыталась сделать с несчастным Бантышевым, навалилось на Асю гигантским прессом.
– Я не знала…
Она сама услышала, как жалко и беспомощно звучит ее оправдание, и осеклась. Господи, как она могла поверить Катьке! Она же видела Бантышева своими глазами, и каждый – каждый! – его поступок говорил о том, что перед ней хороший, мягкий, совершенно безобидный человек. Поэтому его все и любят. Ее трясло от его прикосновений – прикосновений человека, изнасиловавшего ее сестру. У нее срывался голос от ярости и от того, что нельзя вцепиться ему в лицо прямо сейчас, на виду у всех. Ася успела возненавидеть Олесю Гагарину за то, что она друг Виктора. А ненавидеть стоило только себя.
Совершенно уничтоженная, Ася с трудом подняла голову. Кутиков собирался что-то сказать, но его первые же слова были заглушены дикими воплями из коридора.
Переглянувшись, Кеша и Ася кинулись из комнаты.
5– Чего ты привязался к этой Катунцевой? – недовольно осведомился Грегорович. – Чем тебе девочка не угодила?
На подоконник, где сидел Илюшин, по приоткрытой створке просочились первые капли дождя.
– А вы никогда не замечали, что любовь и ненависть очень похожи в своих проявлениях? – Макар отодвинулся к стене, но с подоконника не слез. – Вот сейчас придет ваш камердинер и подтвердит мои подозрения. На что спорим?
В коридоре послышались быстрые шаги.
– Уже идет! – прокомментировал Макар. – Нет, бежит! Мчится!
В дверях возник человек. Но это был не Кутиков. Охранник выпучил глаза и завопил, маша рукой в направлении столовой:
– Богдан Атанасович! Там бабы дерутся! Насмерть!
Насмерть не насмерть, но визг в коридоре стоял такой, что у подбежавшего Бабкина заложило уши. Он успел заметить, что вокруг поля сражения столпились все. Кроме разве что Жоры, запертого в будке охранников. Выскочила взлохмаченная Кармелита. Прижался к стенке Решетников, расширенными глазами глядя на происходящее. И Медведкина была тут как тут, в чем-то розовом и с белым веночком на голове.
А посреди коридора вцепились друг в друга Олеся Гагарина и жена Никиты Вороного.
Судя по количеству отметин на щеке, счет пока складывался в пользу Гагариной. Но Анжела превосходила в ярости. Она визжала так, что закладывало уши, и Бабкин смог из этих нечленораздельных бешеных воплей разобрать лишь, что речь идет о Никите.
«Коня вороного они не поделили, что ли?»
Сам предмет схватки уже спешил к ним, криво застегивая на ходу рубаху. Щеки красные, глазки заплывшие – красавец! Со вчерашнего вечера Никита только и делал, что выпивал и отсыпался.
– Пуся моя! – воззвал он к жене.
Но его в пылу схватки никто не услышал. Две женщины снова сцепились, точно кошки, и клубок покатился по полу.
Бабкин всегда разнимал драки. Руководствуясь тем простым соображением, что ему не сложно, а врачам потом меньше работы. Врачей Сергей очень уважал, особенно хирургов и травматологов.
Но в этот раз его охватило сомнение. Гагарина вцепилась в волосы Анжеле, та отчаянно лягала противницу в живот. Бабкин здраво взвесил свои силы и попятился. Сейчас как полезешь к этим бешеным бабам, так хорошо если сам живым выберешься. Объясняй потом жене, почему вернулся без глаза.
– Девочки! – фальцетом воскликнул Богдан. – С ума сошли? Прекратите немедленно!
Ответом ему было глухое рычание.
– Ведро бы! – посоветовал Макар. – С водой.
Но тут на поле сражения появился Кутиков без всякого ведра и воды. Колобком докатился до верещащих женщин, мягко оттолкнул одну, подался в сторону другой – и внезапно Гагарина с Вороной оказались в паре метров друг от друга. На то, чтобы осмыслить изменение диспозиции, у Олеси с Анжелой ушло несколько секунд. А потом они снова кинулись вперед с леденящим душу визгом. Но к этому времени Никита добрался до супруги и перехватил ее под локти. С другой стороны Богдан пытался скрутить Олесю и призывал ее к порядку. Маленькая рассвирепевшая Олеся размахивала кулаками, вырывалась, но весовые категории были слишком уж неравны. К тому же Богдан уворачивался от ее взмахов, выкрикивая при этом: «Только не моську! Моську не покоцай! У меня пятнадцатого эфир!»
В конце концов обе утихли.
– Господи ты боже мой, – ошеломленно прохрипел Вороной. – Девки, вы сдурели?
Анжела обернулась к нему.
– Заходила она к тебе? – кивок на Катунцеву. – Вчера ночью. Заходила?
Никита принял единственно верное в этой ситуации решение: говорить правду. Спорить с Анжелой не осмелился бы сейчас и сфинкс, даже ответь она неправильно на его загадку. Кивнул бы вежливо и посторонился: да, мол, все так и есть, проходите, товарищ Бирюкова, не смею препятствовать.
– Заходила, – торопливо согласился Никита. – Телефонный номер спрашивала.
– Чей?
– Его! – Вороной ткнул в сторону Решетникова. – Познакомиться хотела ближе! Вот и я это… поспособствовал.
Он расплылся в глупой улыбке, но тут же испуганно притих. Ох, сейчас и ему достанется! Соврал ведь, хотел подразнить Анжелку… А у нее, видно, с нервами совсем непорядок. Глупости всякие спрашивает, переживает.
Но Анжела не дала ему оплеуху, как он опасался.
– Чурбан ты мой. Господи, какой же чурбан!
Она уткнулась ему в плечо и разрыдалась.
Вороной ничего не понял, но на всякий случай покровительственно похлопал жену по спине.
– Ничего, ничего. Не реви, глаза опухнут! – утешил он ее как мог.
Раздался тихий стук, и по ковру покатилась лисья лапка. Решетников дернулся было, чтобы поднять ее, но, заметив всеобщие взгляды, подался назад.
– А вот это любопытно! – Бабкин присел на корточки. – Слышь, друг! Откуда она у тебя?
– Откуда она у тебя? – слово в слово повторил его вопрос низкий голос за спиной. Кармелита шагнула вперед и озадаченно уставилась на администратора покойного Джоника.
Под всеобщими взглядами Решетников выпрямился. И по лицу стало ясно, что его можно распять, сжечь и колесовать, причем даже одновременно, но он не скажет ни слова. «Упрямый черт!» – оценил Бабкин. Он чувствовал, когда можно что-то выжать из человека, а когда даже подступаться бесполезно. Решетников захлопнул створки, как моллюск. Хоть ножом его вскрывай!
Однако ножа не потребовалось.
– О, а я понял!
Все обернулись. Илюшин подошел к лапке, поднял ее и повертел в пальцах. Посмотрел на Кармелиту.
– Где вы ее потеряли, помните?
Женщина пожала плечами.
– В оранжерее, кажется.
В глазах Решетникова что-то блеснуло. Но он лишь плотнее сжал губы.
Макар перевел на него сочувственный взгляд.
– Прибегает человек на место преступления, – негромко сказал он. – И видит там чужую вещь в двух шагах от трупа. Делает совершенно неверный вывод о причастности владельца вещи к убийству. И прячет ее у себя. А потом изо всех сил пытается встретиться с тем, кому принадлежит улика – как он полагает! – чтобы успокоить его и ободрить.
У Решетникова заходили желваки. Илюшин, не обращая больше на него внимания, обернулся к Кармелите. Глаза у той горели таким огнем, что Бабкин на месте Илюшина не стал бы подходить к ней ближе. Но Макару, казалось, все равно.
– А другой человек приходит на место преступления, – по-прежнему негромко проговорил он в полной тишине. – Видит, кого убили, и думает, что понимает, кто это сделал. И тоже изо всех сил защищает и выгораживает того, кто ему дорог. Выкладывает всю подноготную Бантышева, например. Тем более, что третий участник этой развеселой истории тоже выбрал бедного Виктора козлом отпущения. Вы, когда из окна вылезли, хотели ведь с Андреем встретиться, да? Решили, что он прикончил Джоника из-за того, что тот сказал о вашем сыне? Ну так Андрей этого не делал. Он как раз считал, что это вы убийца. Вон, лапку даже прятал, думая, что это улика.
Кармелита и Решетников одновременно сделали шаг к Илюшину. Бабкин посмотрел на обоих, и тут до него дошло, о чем говорит Макар.
И не только до него.
– Не, ты погодь, – пробасил сзади Вороной. – Я не понял! Они что… вместе, что ли?
Кармелита с Решетниковым посмотрели друг на друга.
Не убивала, сказал себе Решетников, сдерживая желание сползти по стене вниз. Не убивала она никого. А я-то, идиот, лапку эту прятал, чуть крышей не сдвинулся, пытаясь понять, как мне защитить тебя, любовь моя.
Не убивал, про себя выдохнула Кармелита. Я, дура старая, чуть Витькин телефон наизнанку не вывернула! Он ведь случайно снял, как я у телецентра из твоей машины вылезаю. Еще и смеялся – что это ты, подруга, на тачке джоникова пацана катаешься, приревнует ведь! Я думала, если Бантышев спохватится и вспомнит про снимки, к тебе точно прицепятся…
