Елена Михалкова - Пирог из горького миндаля
Бабкин отнял ладонь от его шеи. Дворжик, до этого слегка приподнятый над полом, немедленно осел кулем.
– На диван, – напомнил Сергей, и тот послушно просеменил к дивану. – Теперь рассказывай.
– Чего рассказывать? – выдавил побледневший Митя.
– Про Козицкого. Про приятеля твоего. Про то, как старуху грабили.
Дворжик из красного стал бледным.
– Я не… – начал было он.
– Если сейчас услышу, что ты здесь ни при чем, придушу всех сук в этом доме, – пообещал Сергей.
Дворжик с мольбой уставился на жену.
– Рассказывай, идиот! – зашипела она. – Чего ты там натворил?
Митя открыл рот, закрыл и обвел глазами комнату. Бабкин возвышался напротив него, Илюшин прислонился к стене, алабаи сидели смирно. У Дворжика не было уверенности, что, если этот злобный мужик отдаст им команду растерзать его, собаки не подчинятся. Митя даже не мог их за это осуждать, потому что лично он бы на их месте послушался.
– Мы пришли вместе с Колей, – хрипло начал он.
– С каким Колей? Свищевым?
– Ну да, со Свищом. Корешом моим. Я сигналку отключил, Колян стал по комнатам рыскать. Их там как во дворце. Зашли в какой-то этот, как его… будуар. Везде дух такой… крепкий, короче. Как будто «Шанель» в подвале разливают.
– Ты ближе к делу переходи, – посоветовал Сергей.
– Короче, нашли ее рыжье. Все как и обещали: ни сейфа, ничего. Старуха совсем дурная была. Одни цацки прямо россыпью перед зеркалом, кучей, будто мусор. Другие в шкатулках. У нас с Колей сумка была. Мы туда все высыпали и пошли скорее. А тут хозяйка появилась. Страшная, как из могилы!
Дворжик содрогнулся, вспомнив явление старухи. Им обещали, что ее не будет дома. Сказали, она всегда уходит гулять в это время. С сигнализацией все получилось без труда, и на украшения они наткнулись почти сразу, так что Митя уверился, что все пройдет как по маслу. Мысленно он уже видел себя в ресторане, и не в Туле, а в столице, снимающим самую роскошную телку, а потом швыряющим деньгами в казино. Украшения искрились, как ночной снег под фонарем. Дворжик никогда не видел столько ювелирки сразу. И какой! Сразу ясно: шик-блеск, не фуфло голимое. В общем, все как им и предсказывали.
И тут в дверях возникла старуха. Коля аж вскрикнул, а с самим Дворжиком едва не случился конфуз. Бледная, тощая, красные губы на лице как червяк раздавленный. Пальцем дрожащим тычет в пустые шкатулки и мычит.
– Митяй, валим! – страшным голосом шепнул Свищ. И пошел на старуху.
Дворжик так никогда и не узнал, что имел в виду его приятель. Старая ведьма решила, что ее будут убивать, и с глухим воплем ринулась в глубину коридора.
– Держи ее! – заорал Дворжик, и они, толкаясь и мешая друг другу в дверях, бросились за ней.
Зеркала, портьеры, ковры и пальмы в кадках… Мите чудилось, что он мчится по бесконечному коридору, в котором множатся отражения. Он сам, черная старуха, Свищ, матерящийся на бегу…
В конце коридора мелькнула маленькая фигурка. Он даже не успел понять, что это было. Старуха вдруг взмахнула руками и рухнула плашмя. Долю секунды Дворжику казалось, что доски пола вот-вот разойдутся и ведьма провалится под землю. Но вместо этого раздался удар, что-то противно хрустнуло, и наступила тишина.
Коля с опаской приблизился к телу и сел на корточки.
– Откинулась, – сказал он, обернув белое лицо к приятелю. В полумраке коридора Свищ выглядел вампиром, только что высосавшим свою жертву.
Митя сел рядом. Дотронуться до старухи он не мог, как ни пытался себя заставить. Но ему виден был приоткрытый глаз, смотревший куда-то на край ковровой дорожки. В том, с каким пристальным вниманием глаз изучал рисунок коврового орнамента, была такая очевидная смерть, что Дворжика пробрал озноб.
– Смываться пора, – снова сказал Свищ. – Вот сука, а.
Он несильно пнул тело старухи и поднялся.
– Сумка где?
Сумку забыли в комнате. Пришлось возвращаться. Дворжику не давала покоя почудившаяся в полумраке перед дверью фигурка, но Свищу он ничего говорить не стал.
Они стерли отпечатки со всех поверхностей, выбрались через заднюю дверь, добежали до улочки, где была брошена Митькина старая «девятка» с предусмотрительно заляпанными грязью номерами, и уехали из Литвиновки.
– Козицкий был посвящен в ваши планы? – спросил Сергей.
– Чтоб он сдох, сука! – выругался Дворжик.
– Он и так сдох. Рассказывай, каким образом драгоценности оказались у него.
Дворжик помолчал. Потер нос. За все эти годы ему ни разу не довелось обсуждать Генкину смерть. И как же нелепо все вышло…
– Гараж, – вдруг подал голос Макар.
Дворжик затравленно взглянул на него.
– Чего – гараж? – удивился Бабкин.
– Я понял, как его друг Генка добрался до награбленного. – Илюшин ухмыльнулся. – Гараж-то у них был общий!
Сергей немного поразмыслил и перевел взгляд на Дворжика.
– Вы что, два умника, оставили сумку в гараже? – недоверчиво спросил он. – Да ладно! Не может быть! Скажи, что ты шутишь!
Дворжик молчал.
В гараже они отмыли номера, потом закрыли ворота и в тусклом свете единственной лампочки, свисающей с потолка, поделили драгоценности пополам. Дележка была простая: тебе пригоршня, мне пригоршня. Это было еще не выделение долей. Просто Свищ сказал, что все в одном месте хранить глупо, и Митя с ним согласился.
Половину унес к себе Колька, чтобы спрятать у отца в сарае. Место было хорошее, безопасное: хранились там только рыболовные снасти отца да сломанные детские велосипеды. Дворжик запихнул сумку на полку. У него была договоренность с одним человечком, знающим, куда можно по-тихому пристроить ювелирку. Уже вечером они должны были показать часть добычи ему. Не было смысла перепрятывать.
– Расходимся, – солидно сказал Свищ. – Возле дома глянь, чтобы слежки за тобой не было.
Он прижал к груди пакет, в котором кроме бутылки водки и батона, припасенных для отвода глаз, лежали еще золотые кольца с браслетами, и деловито поковылял к выходу. «Слежки!» – передразнил Дворжик. Совсем сдурел. Заигрался в крутого грабителя.
На душе у него кошки скреблись. Все пошло не так! Ладно хоть их не запалили…
Оставаться в гараже Дворжику было неприятно. Он вернулся домой, выпил и завалился спать.
– Когда ты обнаружил, что сумки нет?
– На следующий день, – неохотно сказал Митя. – Я накануне перебрал чутка. На все забил. Уснул. А днем прихожу в гараж, а там…
Сумка была на месте. Но драгоценности пропали.
Первым, на кого подумал Дворжик, был Свищ. Но Колян стоял рядом с ним, и морда у него так вытянулась, когда он увидел пустое нутро сумки, что Митя сразу отказался от этой мысли. Взгляд его упал на мотоцикл, перепачканный в грязи, и Дворжика осенило.
– Генка! Козицкий, сука, падаль, тварь!
Паршивый урод завел свой мотоцикл в гараж Дворжика, увидел сумку и не удержался, чтобы не залезть в нее.
Свищ покрыл на чем свет стоит и Козицкого, и покойную старуху, и их с Митей.
– Придурки, блин! О чем думали?!
– Я забыл про него! – оправдывался Дворжик.
Он и в самом деле забыл. Летом Козицкий почти никогда не пользовался его гаражом, он бросал мотоцикл у подъезда. Но вчера шел дождь, и Генка изменил своей привычке.
– Где его теперь искать?
– Пошли! Найдем!
Они обегали полгорода. Все места, где бывал Козицкий – и те, где его ссужали деньгами, и те, где он покупал наркоту. Свищ скрипел зубами и пророчил Генке такие увечья, что Дворжик только поражался его фантазии.
Козицкий к вечеру явился домой. Двоих поджидавших его парней он увидел от соседнего подъезда и рванул прочь, как заяц. Приятели бросились за ним.
– Дальше мы сами знаем, – прервал Бабкин. – Вы его загнали, и он попал под поезд.
– Мы не хотели, – пробормотал Дворжик. – Мы не думали…
– Еще бы вы хотели! Он вам живым был нужен. Невредимым и разговорчивым. Значит, половины драгоценностей вы лишились. Что с оставшимися случилось?
Тут Дворжик начал мямлить и нести околесицу. Из его невнятного бормотания Бабкин и Макар сумели понять, что он каким-то образом кинул своего напарника. Деньги от продажи украшений достались Мите, а Свищ был вынужден уехать из Тулы.
– Ты его в лесочке, должно быть, прикопал, – задушевно предположил Сергей.
Но Дворжик крестился и клялся, что Свищев покинул город живой и невредимый, разве что очень злой.
Полученные средства Митя пустил в оборот. Он успешно избавился от всего, что они взяли у старухи. Кроме одной-единственной пары сережек. Они его завораживали. Дворжик утешал себя мыслью, что это заначка на черный день, а если не пригодится – значит, его счастливый камень. Однажды серьги углядела его жена, тогда еще невеста, и вцепилась в них как обезумевшая. Она всегда до блестяшек была слаба. Дворжик противиться не стал: Светку он обожал и готов был отдать ей что угодно, лишь бы порадовать ее, красоту свою несусветную.
– Про Вениамина, значит, ты все выдумал, – констатировал Бабкин.
