Виктор Меньшов - Золотой мальчик
Мы в нерешительности топтались в коридоре, совершенно не понимая, как нам реагировать на эту весьма экстравагантную старушку.
— Да заходите же вы, чёрт подери! — грозно рыкнула она из-за дверей. Я даже знаю, по какому поводу вы пришли. Вас интересует поговорить о семье Кораблёвых…
Мы с подполковником переглянулись, и он широким шагом направился к гостеприимно открытой двери. Я последовал за ним.
В комнате, куда мы вошли, было светло, под высоким потолком свисала на длинном шнуре лампа под оранжевым абажуром. Из мебели возвышался большой, трёхстворчатый шкаф, в углу стояла огромная кровать, на которой высились несколько перин и громоздились большие подушки, всё это утопало в белоснежной пене кружев, а на спинке кровати блестели ослепительные никелированные шары огромных размеров. Под абажуром стоял небольшой столик, на нём сверкал хромированными боками самовар с тянущимся от него шнуром, а из резного буфета старушка вытаскивала и водружала на стол чашки, блюдца, какие-то банки и баночки с вареньем.
— И можно закрыть двери, войти и сесть за стол, — не оборачиваясь пробасила старушка, не вынимая изо рта отчаянно дымящей папиросы.
Вся комната была затянута сизым дымом. Он плавал в воздухе, слоился, и создавал атмосферу таинственности.
— Вы из милиции? — спросила она, когда мы сели на высокие стулья с непривычно высокими спинками.
Подполковник полез в карман за новенькой лицензией и удостоверением, но она замахала на него руками, роняя пепел с папиросы на белоснежную скатерть, и тут же смахивая его рукой, отчего на скатерти оставались чёрные полосы.
— Можете не показывать мне ваши бумаги. Сейчас на улице возле метро продают какие угодно удостоверения.
— А почему вы решили, что мы из милиции?
— Это я ошиблась, — она потянулась к самовару, наполняя чашки крутым кипятком, щедро доливая ароматной заваркой, чёрной, как дёготь.
— Вряд ли вы из милиции, — добавила после того, как разлила чай.
— Это почему же?
— Ты меня ещё спроси, откуда я знаю про ваши интересы, — фыркнула старуха. — Ты, голубчик, не забывай, что я десять лет в зоне от звонка до звонка оттрубила. А милиция так не приходит. У милиции гонор другой, они по-другому в гости ходят. Хотя вот ты, голубчик, похож на милицейского.
Она, не стесняясь ткнула пальцем в Михаила Андреевича. Тот ничуть даже не обиделся, а радостно подтвердил:
— А я и есть в некотором роде милицейский.
— Ну, в некотором роде это ещё не в должности, — отмахнулась старушка.
— А откуда вы узнали, по какому мы вопросу?
— Звонил тут один, интересовался, не приходила ли милиция, не спрашивали ли про Галю и Дениса Кораблёвых. Они жили здесь лет десять назад в комнате, где теперь Попов живёт.
— А вы уже знаете, что у них произошло?
— Просветил звонивший товарищ, — кивнула она, ткнувшись горящей папиросой в чашку.
Папироса прошипела проклятие и погасла. Старушка тут же сунула её в розетку с остатками варенья, и незамедлительно прикурила следующую.
— И что это был за товарищ, если не секрет? — осторожно спросил Михаил Андреевич.
— Нет, вы точно не из милиции! — хлопнула себя по коленям старушка. А что я вам говорила?! Я же вам говорила, что вы не из милиции!
— Откуда такая уверенность? — поинтересовался я.
— Молодой мальчик! — простите, но вы так юны, что вас даже называть молодым человеком это всё равно, что называть стариком. Так вот, я уже имела честь сообщить вам, что десять лет жизни провела в местах, как тогда говорили, не столь отдалённых. И уж слава богу, на милицейских насмотрелась. Меня столько допрашивали за это время, что я милицейского человека сразу отличаю, вроде как собака почтальона, по запаху, что ли. Верхним чутьём. Но это всё лирика.
А звонил мне отец бедной Галочки, Аристарх, или как его звали в кругах нашей коммуналки, Арик. Искренне сочувствую горю, Галочка была неплохая девочка, не то что её мерзавец папаша. А вот с мужем ей, кажется, тоже не очень повезло, как и с отцом. Это правда, что он замешан в её убийстве? И что там произошло? Этому подонку Арику невозможно верить. Неужели Денис поднял руку на мать своего сына? Я думала, что рождение мальчика примирило их, я как-то встретила Галочку на улице, она говорила, что у них всё хорошо, намного лучше, чем раньше. Аристарх тут наплёл, что арестована и мама Дениса. Это что за бред?
— Видите ли, я веду расследование частным образом, так что многие подробности мне неизвестны, и дать им правильную оценку я не могу, поскольку не располагаю полностью сведениями, которыми располагает следствие, но могу рассказать вам то, что мне известно, как говорится, без комментариев. Работу следственных органов в конечном счёте может оценить только суд.
— Послушайте, если можно, давайте без лирических отступлений, подняла обе руки вверх старушка. — И вообще, скорее рассказывайте, я ужасно любопытна, как все старухи. А потом мы сразу с вами познакомимся. Я слушаю вас.
Подполковник в общих чертах рассказал о том, что произошло, и о поисках мальчика. От оценок он старательно уклонился, как и от высказывания версий, чем немало утомил меня дома.
— Жаль, очень жаль Галю и мальчика, — вздохнула старушка. — Но не верится, что Денис причастен к этому, как-то в голове не укладывается, тем более и мама его. Я её видела пару раз, сильная женщина, с характером.
Подполковник только руками развёл, мол, это не я придумал. Старушка тут же перебила сама себя:
— Вы, конечно, не интересуетесь моим мнением, у вас есть своё, вы интересуетесь поговорить об том, как жили Галя с Денисом, я расскажу. Но давайте сперва познакомимся: Гольдман, Инесса Яновна.
Мы в свою очередь представились ей, при этом Михаил Андреевич представился как частный детектив, и подполковник милиции в отставке.
Услышав про милицию, Инесса Яковлевна иронически хмыкнула, но промолчала, удержавшись от комментариев. Потом она закурила очередную папиросу, ткнув прежнюю в ту же розетку, из которой уже торчали хвосты двух.
Она тут же слизнула ложечкой варенье из другой розетки, отодвинула её в сторону, стряхнув туда пепел, а варенье положила из другой баночки и в другую розетку, которые небольшой стопкой стояли у неё под левой рукой.
— Я даже не знаю, как бы вам рассказать, чтобы и не соврать, и людям не навредить, — замялась она, пытливо поглядывая на Михаила Андреевича.
— Вы расскажите что помните, я думаю, напраслину вы возводить не станете. И кухонные склоки пересказывать тоже не будете.
— Помилуйте, Михаил Андреевич, если старушка любит поговорить, то это ещё не значит, что она сплетница!
И она рассказала, что жили в этой квартире Денис и Галина Кораблёвы три года после свадьбы, у них что-то не ладилось с родителями, не складывались отношения, было плохо с деньгами, но потом Денис стал хорошо зарабатывать, и они купили квартиру и переехали, тем более, что Гале вскоре пора было рожать.
Знала их Инесса Яновна не так чтобы накоротке, но в одной квартире жили. Так что известно ей было многое. Первое время они часто ругались, у Дениса были какие-то сложности с работой, он бросил спорт, его родители, собственно, мама, были против Гали, отец поддерживал Дениса. Он был весёлый, компанейский человек, приезжал часто, со всеми перезнакомился в квартире, очень добрый и обаятельный человек. А вот мама Дениса никогда ни с кем не разговаривала, даже здоровалась не всегда. С Галей вела себя свысока и не скрывала неодобрения выбором сына. А тут ещё освободился отец Гали, настоящий подонок, стал часто приезжать, клянчить деньги, что-то вымогал, угрожал чем-то, кажется, шантажировал Галю.
У Дениса и Гали начались скандалы, они часто стали ругаться. Денис был крайне несдержан, однажды даже побил жену, на шум прибежали соседи, еле вырвали у него Галю. Она собрала вещи и уехала, он очень переживал, несколько раз ездил к ней, она жила где-то у подруг, к отцу ехать не хотела, она его, кажется, просто ненавидела, от него всегда были какие-то неприятности.
— А Денис никогда не грозил, скажем, убить жену?
— Он не только грозил, он тогда, когда я вам рассказывала, едва не убил её. Он душил Галю, и если бы не мы, то бог знает, чем это кончилось бы.
— Странно, — протянул Михаил Андреевич. — А на меня Денис произвёл впечатление крайне уравновешенного, очень выдержанного человека.
— Это он таким стал после того, как бросил пить.
— А он что — пил? — удивился я.
Михаил Андреевич посмотрел в мою сторону, и я прикусил язык.
— А как вы думаете, почему он так себя вёл? — удивилась в свою очередь старушка. — Конечно, пил. От этого и были все неприятности. Когда трезвый он был человек, как напивался, так у них тут же начинались скандалы.
— И что, он бросил пить?
— Ну, не совсем сам бросил, — замялась старушка.
