Лев Гурский - Никто, кроме президента
– Стоп-стоп! Тпрру! Не туда! – Я придержал Марту с Марией, которые, пройдя переулок, хотели по привычке свернуть налево, к нашей обители. Рано. Раз уж я с утра вышел развеяться, не будем торопиться. Небольшой финансовый променад только на пользу. – Мы, о сестры, направим стопы прямо, ибо дух гуляет, где хочет, и неисповедимы пути мои. Вон там, в трех кварталах отсюда, есть одно славное торжище. Мимо него, милостью моей, пройдет нынче наша стезя. Мария, мои пластиковые карточки у тебя с собой?
Славное торжище называлось «Кожаный рай», что отчасти выглядело богохульством, а отчасти навевало мысли о любимых прикидах моих бывших педиков. Но товар здесь был отменный, слов нет. Лучший в Москве. Я давно присмотрел тут сумочку из искусственной лайки, по цене и качеству – не ниже натуральной. Когда-то давно, в прошлой жизни, я сшил себе почти такую же из шкуры настоящего крокодила. Но крокодила было не жаль, да и попался он мне уже практически дохлым. А вот забивать лайку ради сумочки я не стал бы ни тогда, ни теперь. Для чукчей, говорят, это и вовсе кощунство. Все равно как прирезать родные «Жигули».
По дороге к заветной сумочке мы дважды тормозили. Сперва Марта с Марией замедлили шаг у витрины небольшого бутика «Женские мелочи». Насколько я знаю сестер, ничего полезного для них в этой витрине не было. Но против шопинга сами боги бороться бессильны. Сестры стали так возбужденно перешептываться и так жалобно поглядывать на свое божество, что я сдался. Ладно, пользуйтесь моим хорошим настроением. Грабьте фонд Нектария Светоносного. Десять баксов ушло на лиловый флакончик со слезоточивым газом «черемуха», а еще двадцать – на полицейскую дубинку made in Taiwan. Не знаю, какова она в деле, но выглядит премиленько.
Второй раз замешкался уже я – у входа в художественный салон. Отмену вегетарианства мне хотелось закрепить новым натюрмортом для кухни. Сейчас там висело нечто аскетическое, с двумя луковицами и пачкой вермишели. Но под договор с микояновцами было бы не грех повесить на это место, для аппетита, что-нибудь посочнее, поколбасней, в духе старых фламандцев. Увы, я без пользы потратил здесь полчаса. Если не считать двух березовых пейзажей и десятка худосочных ню, салон был набит парадными портретами каких-то толстомясых царей и королей. Может, они и были бы уместны на кухне – но только на кухне у каннибалов…
В кожаном магазине, куда мы все-таки добрались, нам пришлось еще ждать: продавщица была занята с крашенной под седину, но довольно молодой бабенкой. Та вздумала купить сразу полдюжины чемоданов и нетерпеливо постукивала пальчиками по прилавку, дожидаясь, пока проверят исправность всех замков, «молний» и защелок.
– Мадам собирается в отпуск? – из вежливости спросил я.
– Отвали, чучело. – Крашеная нервно передернула плечиками.
Марта с Марией сразу подобрались, подтянулись, насупились, готовые наказать святотатицу. Но я сурово качнул головой: даже, мол, не мечтайте, дурынды. Пусть себе бранится – этой можно.
Торопливая мадам была весьма хороша собой. Среди моих адептов женского пола подобные куколки не встречались. Что и к лучшему, пожалуй. Нетрудно сохранять обет воздержания в компании сестричек-амазонок, запасть на которых можно только ночью, в густом тумане, с налитыми до краев зенками. И чертовски трудно быть богом, когда рядом ходят такие ангельские ножки, неся такой божественный бюст. Никакая чудо-хламида не спасет от соблазна…
– Слушаю вас. Что вы желаете приобрести?
Продавщица отпустила, наконец, крашеную мадам, и трое магазинных юношей стали вытаскивать за ней скрипящую гору пустых чемоданов. Сквозь стекло витрины я видел, как посыльные толпятся у припаркованного под окном «Вольво» мадам. Они кое-как запихивали покупки в багажник и ногами отлягивались от лохматого собачьего страшилища. Потом машина с визгом умчалась.
– Сумку желаю, – сказал я грустно и ткнул в первую попавшуюся.
Шопинговать мне отчего-то расхотелось. Настроение резко упало. И дело было не в слове «чучело», которым меня припечатала мимолетная красотка, уехавшая вдаль с грудой новеньких чемоданов и злой собакой. Сердце мое заныло от непонятной тоски. В животе моем заурчало от нехорошего предчувствия. Нос мой уловил в воздухе тонкий скверный запашок близкой беды.
Предчувствие, сердце и нос не обманули. Нас с сестрами и нашу обитель Света разделяло еще два квартала, а запашок беды превратился в устойчивый и тяжелый запах пожара. Прогулочный шаг мы сменили на шаг деловой, потом на легкую спортивную пробежку, а последнюю стометровку до дома я уже преодолевал в резвом темпе, подобающем не столько богу, сколько скаковой лошади.
Но мог бы, собственно, уже не торопиться. Дома не было.
45. МАКС ЛАПТЕВ
Даже пролетариев всех стран не соединишь за три копейки, а уж организовать Объединенные Нации тем более стоит денег с большими нулями. Потому-то и охрану первого лица ООН содержат не скупясь. До сегодняшнего утра я мог судить о бюджете службы секьюрити, главным образом, по зарплате моего приятеля, которой он от души похвалился еще вчера, сразу после нашей встречи.
Теперь же, уставясь в экран, я окончательно понял: нации не экономят на безопасности объединенного генсека. Недаром Сердюк сейчас разыгрывал из себя Али-Бабу в золотом погребе Магриба. Мне же следовало округлять глаза и восхищенно цокать языком.
– Детка, хорош пыжиться, – разозлился я наконец. – Лопнешь. Как и всякий совестливый буржуй, ты должен слегка стыдиться окружающей тебя безумной роскоши.
– Стыдно – это кому нечего показать, – объявил мне Сердюк, – а нам есть что. Возьми крупный план. Ну как тебе картинка?
По уровню хайтековской экипировки охрана генсека ООН опережала нашу Контору на год, как минимум. А то и на два – если судить о качестве следящей техники. На таком удалении объектива от объекта мы получали на мониторе цветную картинку дивной четкости. Причем находились мы в центре Москвы, со всеми ее электрическими полями и безумными радиопомехами, а Шрайбер с мини-телекамерой занял позицию на горочке примерно за километр до «Жуковки-Люкс». Действовал он быстро. Получаса еще не прошло, как Сердюк передал ему, куда ехать, – и вот уже охранник прибыл на место и застопорил авто якобы с целью мелкого ремонта.
Камера лежала на капоте под видом ящичка с инструментами. Пока австриец, симулируя бурную деятельность, озабоченно сновал вокруг машины то с масленкой, то с отверткой, то с разводным ключом, мы могли дистанционно управлять всеми тремя объективами – в том числе одним инфракрасным.
Изображение у нас на мониторе было безупречным. Сердюк имел все основания хвастать аппаратурой ооновских секьюрити. А поскольку Шрайбер нашел высокую точку обзора, нам удалось разглядеть и нужную дачу за стеной, и даже полдома на соседнем участке.
Но во многом знании есть, увы, многие печали. С каждым крупным планом таяли наши надежды. То, что мы теперь наблюдали, сводило шансы пусть не к нулю, но к довольно жалкой цифре. Окажись со мной ребятки Рябунского – и тем бы не посчастливилось так легко проникнуть внутрь. Впрочем, о спецназе следовало забыть вовсе: все получившие выговор Голубева автоматически лишались права пользования «подстанцией» на месяц или три – в зависимости от тяжести проступка. Мой позывной «два сорок два» был блокирован с той минуты, как за мной закрылась дверь генеральского кабинета.
К сожалению, поселок «Жуковка-Люкс» охраняли намного тщательней, чем «Усково-3». Кирпичная стена по периметру смотрелась гораздо неприступнее благодаря столбикам лазерной сигнализации, которые поганками выглядывали из-под земли через каждые десять метров.
Не довольствуясь чудо-сигнализацией, тамошняя охрана двигалась вдоль забора на поводках у здоровенных барбосов. При этом дежурные при воротах не проверяли документов въезжающих, зато тщательно рассматривали лица тех, кто сидел за рулем: вероятно, охране был лично известен каждый. Едва ли какому-нибудь незнакомцу удалось бы без ущерба для здоровья попасть внутрь.
– Да-а, такую крепость только с артиллерией брать, – горестно посетовал Сердюк. – Будь мы сейчас в Нью-Йорке, я бы тебе хоть систему «Пэтриот» добыл, с тройным боекомплектом. Про кадры я уж не говорю, не вопрос! Человек двадцать легко бы снял с охраны Генассамблеи. Там пятьдесят лишних долдонов с во-о-от такой квалификацией только чипсы трескают и диетколой забулькивают!.. Но здесь могу тебе одного Шрайбера уступить, а дальше все, край, кадры кончились. Ты ж понимаешь – оголить босса мне никак…
По закону подлости, участвовать в самом главном сражении дня Сердюку было нельзя. Пока не начнется спектакль, вломиться на дачу Музыканта мы не могли. Спугнем Фокина – все пропало. План Волина жестко связывал во времени два освобождения: детей – на даче, а его самого – в театре. Сердюку полагалось быть при Козицком, в Большом, чтобы обеспечить Волину выход из ложи. Дюссолье должен был сопроводить беглеца в «Останкино». А Палинке предстояло дежурить с той стороны дверей в ложу и усыплять бдительность президентского конвоя. Таким образом, мне доставался один помощник.
