Наталия Левитина - Дилетант
— Аркадий, я доверила тебе кота. Изволь отчитаться о его здоровье, официально заявила Маша. На лбу, под мокрым полотенцем, у нее выросла синяя шишка. Поясница, поцеловавшаяся с журнальным столиком, противно ныла. Единственная радость оставалась — пообщаться с дорогим котом. А Гилерман чинил препятствия.
— Когда возвращаешься? Скоро? — с надеждой спросил редактор. — Я так тебя жду!
Сегодня Аркаша лишился бесценного кожаного портмоне, приобретенного им в крутом магазинчике «Балли Капитал» на Банхофштрассе в Цюрихе. Мягкая кожа пришлась очень по вкусу коту-вредителю. Обсасывая отделение для крупных купюр и пимпочку на золотом замке, он коротал часы до возвращения с работы нового хозяина. Ранее в расход пошли портфель от Маурицио Ригини, сиреневые жалюзи в зале и блюдо из веджвудского сервиза. Все было бесповоротно испорчено Бубликом.
Но по сравнению с моральным ущербом, нанесенным редактору «М-Репортера», такие мелочи уже не брались в расчет. Теперь при мысли о лохматом Бублике либидо Аркадия, прежде полноводное и стремительное, как Волга, превращалось в жалкий ручеек. И если пребывание милого котика в квартире Аркаши обещало затянуться, то вполне возможно, на месте Волги скоро бы образовалась чилийская пустыня Атакама — самая засушливая пустыня планеты.
Ясное дело, возвращения Марии Майской из шлимовской экспедиции, куда редактор самолично направил свою литработницу, он ждал как счастливого спасения.
— Жди, жди, — буркнула Маша. — Вернусь, если выживу.
— Какие-то проблемы?
Проблем, окромя избыточности мужского материала, в Шлимовске для Маши не существовало. Но она набивала себе цену.
— Да конечно! Вот сегодня была на митинге одного из кандидатов, ну ты помнишь, Кукишева, и получила по морде.
— За что?
— Просто мой фэйс не понравился.
— Как твое лицо может не понравиться?
— А вечером печатала материал и на меня упал журнальный столик.
— Ты что, на полу сидела?
— Почему на полу? На диване.
— А столик откуда на тебя упал? С потолка? Или он на тебя запрыгнул?
— Запрыгнул, скажешь тоже, — удивилась Маша, — все мысли у тебя, Аркадий, специфические.
— Ну так когда возвращаешься?
— Через неделю? — предположила Маша.
Аркадий прикинул в уме, сможет ли он продержаться неделю. Перспектива спать с Бубликом еще целых семь дней не радовала.
— Премию выпишу, — со вздохом намекнул Аркаша, — пропади он пропадом этот Шлимовск, здоровье важнее.
«Ну, Бублик дает! — изумилась Мария. — До чего довел редактора!»
— Ладно, посмотрю, что можно придумать.
Маша положила трубку на рычаг, сняла со лба полотенце и пошла на кухню. Там на кухонном столе сиял экраном ноутбук.
…Аркаша повернулся на другой бок и уперся носом в кошачью морду. «Тьфу, черт!» — выругался он. Сегодня он планировал увидеть рядом с собой в кровати кого-нибудь менее волосатого и усатого, чем Бублик, и уже закинул удочку в отделе рекламы, где работали самые шикарные девицы, но в последний момент передумал. Настроения не было.
Проехав добрых пять метров по каменному полу, Олеся вдруг почувствовала, что хватка мужика ослабла. Причина, почему зверь выпустил добычу из когтей, оказалась внешне весьма несерьезной — на типа налетела девчушка лет семнадцати и такого же ничтожного веса, как Олеся, но гораздо более воинственная.
— Быстро ее оставил! — рявкнула она, с разбегу врезаясь в бок мужика. — Щас как дам коленкой!
Олеся, почувствовав себя гораздо более уверенно, оставила пассивную роль мешка с картошкой и начала энергично брыкаться.
— Милицию позову! — пригрозила девчонка. Мужик понял, что обставить дельце максимально тихо не удастся, и бросил Олесю. Та рухнула на пол.
— Вставай, кулема, — сказала девушка, протягивая руку. — Расселась! Пойдем!
Не задавая лишних вопросов, Олеся устремилась вслед за своей избавительницей. Они помчались по каким-то коридорам, лестницам, спустились вниз, куда-то в подвал («Да пойдем, пойдем!» — подбадривала девчушка и настойчиво тянула спутницу за собой), целых пять минут преодолевали катакомбы с влажной землей, мельканием серых теней под ногами («Крысы!» поняла Олеся и на секунду лишилась чувств), переплетением бесконечных труб и туманными отсветами ламп в железной решетчатой скорлупе.
Наконец, когда Олеся уже начала паниковать и ругать себя за глупость и доверчивость, они достигли финиша. Целью путешествия являлся каменный закуток с картонными коробками, газетами на полу. У стены стояли два топчана, и болтался самодельный гамак из бельевых веревок и одеяла. Если бы не тусклый свет фонарика, то великолепные апартаменты погрузились бы в кромешную тьму.
— Добро пожаловать в отель «Хилтон», — сказала девчонка. — Ма, к ней мужик пристал, а я ее спасла, — обратилась она к женщине, сидевшей на топчане и поглощавшей, невзирая на поздний час, гастритно-язвенный китайский суп из пластмассового стакана.
— Ты хлеба-то принесла, Варька?
— Ну да. Вот.
Варвара вытащила откуда-то две булки.
— В буфете купила. А как тебя зовут?
— Олеся, — ответила Олеся, гипнотизируя булку преданным взглядом, который прошил темноту, как трассирующая пуля.
Женщина сорвала с батона хрустящую корочку.
— А меня Елизавета Федоровна. А дочку Варвара.
— Ты есть, что ли, хочешь, Олеся? — догадалась Варя. — На, ешь.
Олеся, мило смущаясь, тут же вонзила зубы в поджаренный булочный бок.
— Ляжешь вон там, у стенки, — кивнула Елизавета Федоровна. — Давайте, девочки, по кроваткам. Детское время давно вышло. И я тоже сейчас лягу. Только схожу умоюсь.
И женщина, и Варя совсем не были похожи на постоянных вокзальных обитателей — бомжей, попрошаек, нищих. Самые обычные женщина и девочка.
— Да мы без квартиры остались, — объяснила шепотом Варя, ворочаясь на соседнем топчане. — Приехали из Таджикистана, как вынужденные переселенцы, все деньги истратили на покупку однокомнатной. А потом оказалось, что в квартире еще были прописаны старушка и ребенок, а мы ничего не знали. Ну, нам вернули деньги и выселили на улицу. Только мы заплатили пять тысяч долларов, а назад получили копейки. В договоре купли-продажи указали маленькую сумму, чтобы налог скостить. Вот и выгадали. Надо было на оставшиеся деньги быстро хватать комнату в коммуналке, а мы не сориентировались, все не могли представить, как это будем жить с какими-то алкашами по соседству и пользоваться общим туалетом. Снимали квартиру. Ну и деньги кончились. Занять не у кого, в Южном Валомее у нас ни знакомых, ни друзей. Теперь на вокзале обитаем. Уже пять месяцев. — Было понятно, что свою историю Варвара рассказывает не впервые. — Мамуля пороги обивает, помощи просит, нам бы хоть в какой-нибудь барак въехать.
— Как же вы тут живете? — с неприкрытым ужасом спросила Олеся. Она куталась в предоставленное покрывало, так как из вентиляционных отверстий под потолком тянуло холодом и техническим запахом. После ночевок в подъезде и жесткая лежанка казалась ей пуховой периной.
— Так и живем. Привыкли. Вещи по камерам хранения, умываемся под краном, тут кран врезали в трубу, спускаем потихоньку государственную водичку. По воскресеньям ходим в баню. Мама работает уборщицей в трех местах. У нее, конечно, образование есть, но приличной работы не найти. Я школу закончу, тоже работать пойду.
— Неужели вы не можете найти денег на какую-нибудь комнатушку? удивилась Олеся. — Разве так дорого?
— Ну ты что, не въезжаешь? Я же рассказываю! Мы вот смотрели недавно комнату в коммуналке. Грязь, соседи дикие, собака, два кота, кухня на трех хозяев — крошечная! И десять тысяч владельцы просят.
— Долларов?
Варя посмотрела на Олесю как на ненормальную. Та еще никак не могла избавиться от привычных категорий.
— Рублей, дунечка! Рублей! Десять тысяч! Попробуй-ка заработай! Мама за беготню со шваброй получает в целом триста. И все на еду уходит, на баню, на жетоны для камеры хранения. Мне, конечно, не раз предлагали десять долларов скосить по-быстрому. Но извините. То, что мы сейчас бомжуем, — это временные трудности. А если со всякой мерзостью за деньги спать — это уже необратимый процесс. Потом не отмоешься.
— Да, — вздохнула Олеся. — У меня сейчас тоже временные трудности. И мне тоже предлагали быстро заработать.
— А как мы жили в Душанбе! — вернулась к своей теме Варвара. — До войны. Какой город был! Тепло, красиво, фрукты, розы. Старички в стеганых халатах, девчонки в шароварах. У нас была огромная трехкомнатная в центре, у цирка. Последние годы, конечно, жили практически в подполье. Боялись выйти на улицу, чтобы камнями не закидали, как русских. Но у папы была классная работа, все не хотел уезжать, тянул. Ну и дотянул. Попал в уличную перестрелку случайно, и его убили.
