Ольга Тарасевич - Ожерелье Атона
Вадим поднял глаза от едва заметной прожилки на деревянном столе и криво улыбнулся секретарше:
– Да, Кристина, я знаю.
– Вадим Олегович, уже вечер. Отвезти вас домой? Вызвать такси?
Он отрицательно покачал головой. Неубедительно соврал секретарше, что с ним все в порядке. И, забыв попрощаться, вышел из кабинета.
На стоянке Вадим растерянно огляделся по сторонам. У него вроде джип. Но здесь их четыре. Вот этот серый «Ланд-Крузер» кажется знакомым.
Вадим подошел к машине и рванул на себя ручку двери. Сигнализация истошно взвыла, и это помогло вспомнить: машины открывают ключами. А потом их еще и заводят. Без ключа – никак, надо искать.
Он похлопал себя по карманам брюк, потом пиджака. Кроме портмоне, в карманах ничего не прощупывалось.
– Неужели я сегодня доехал до работы? – удивленно пробормотал Карпов. – Наверное, доехал. На машине ни царапины. Значит, даже без аварий. Но где же ключи? А впрочем, какая разница…
– Вадим Олегович!
«Спокойно. Эта брюнетка – моя секретарша. Ее зовут… Кристина!» – подумал Вадим, отрешенно глядя на девушку.
– Вадим Олегович, вам нельзя за руль в таком состоянии! – решительно сказала Кристина. – Пойдемте, я вас отвезу домой.
Он покорно потащился за ней следом. У нее оказалась маленькая машинка, и Вадим невольно отметил: ноги с трудом помещаются в салоне, неудобно, очень неудобно.
Профиль ведущей автомобиль девушки неожиданно прочистил часть памяти. Вадим видел этот профиль, совершенно определенно. А еще рядом мелькали фигуры в белых халатах. Злые, отвратительные фигуры в белых халатах. Они заставляли его пить какие-то таблетки, а потом вену пронзила острая боль, и Вадим долго наблюдал, как уменьшается объем жидкости в прозрачном мешочке капельницы. Неужели Кристине пришлось вызывать врачей, чтобы его вывели из запоя? Получается, так. Ах да, а еще она приводила какого-то дядьку. Вот еще один кадр. Тот же четкий профиль, потом лысый мужичок в кресле. Кресло рядом с аквариумом – значит, дело было в офисе. Мужичок представляется психоаналитиком и что-то говорит про Свету, и в голове взрывается: «За что?!» Он избил психоаналитика. До крови. Это совершенно точно. И потерял сознание. Когда пришел в себя, то увидел вот этот ровный профиль на фоне закрытого жалюзи окна…
Секретарша остановила машину, и Вадим испуганно посмотрел за улицу. Это что, его дом? Не может быть. Район выглядит совершенно незнакомым. Или он просто сходит с ума! И забыл, где живет. Неудивительно. Память – как туман, то сгущающийся, то рассеивающийся. Но лучше бы, честное слово, он не рассеивался. А стал таким густым, что в нем бы навсегда исчезла жена-убийца.
Кристина вышла из машины, открыла дверцу со стороны пассажирского сиденья. И попросила:
– Выходите. Пожалуйста, Вадим Олегович…
– Почему ты здесь? Куда ты меня привезла?
– Я здесь, потому что больше некому о вас позаботиться.
– Почему?
Подбородок Кристины задрожал:
– Степку, вашего друга, вы послали. Заместителей уволили.
Вадим удивился:
– Что, и Петровича?
Она всхлипнула и кивнула.
– Блин, я ж без него как без рук. А что в фирме? – без особого интереса спросил Вадим.
Подбородок девушки задрожал еще сильнее.
– Вадим Олегович, пожалуйста, выходите, – взмолилась Кристина. – Я уже все что можно перепробовала, а вы исчезаете, то есть вы ходите на работу, но вас нет. А мне страшно. Давайте выходите из машины!
«Надо же, Петровича уволил, – подумал Вадим и, ударив колено, выбрался наружу. – Ни хрена не помню».
Уже по становящимся все более громкими звукам органной музыки Вадим понял: Кристина привезла его к костелу. Потом он выяснит, к какому именно. Потом поблагодарит за то, что Кристина, наверное, общалась с его мамой, и та все рассказала. Что отец был католиком, что в их семье Рождество всегда празднуют двадцать пятого декабря, что это в нем на уровне рефлекса. Если уж креститься, то слева направо. Он сто лет не был в костеле, тысячу лет, миллион, а это так нужно, оказывается, он уже почти бежит, и секретарша отстала…
Войдя в храм, Вадим торопливо перекрестился и упал на колени перед распятием, озаряемым слабым светом свечей.
Слезы хлынули из глаз, и все вдруг стало таким понятным. Деньги – это испытание, а он не смог его выдержать, не выдерживал. Благотворительность – только для снижения налогов. Милостыня – никогда, кругом одни мошенники. Любовь? Нет. Светину душу он не любил, не знал, не интересовала его душа. Поклонялся ее телу, как идолу. Чуть жалел, что не женился на «мисс чего-то там». Другие пацаны женаты на «миссках», а он – на простой модели. Рассчитывал организовать ей победу на каком-нибудь конкурсе красоты… Ужасно! Просто ужасно! Как только это раньше в голову не приходило?!
Но все можно изменить. Можно и нужно. Наверное, он просто слишком долго этого не понимал, если случилось то, что случилось. Но есть жизнь. Есть силы. Есть Господь, который прощает грехи, если в них покаяться.
– Отче наш, сущий на небесах, – зашептал Вадим. – Да святится имя твое…
Он не знал, сколько времени провел в костеле, но, когда вышел из храма, все стало по-другому. Легче, понятнее и правильнее. И – больше никакого тумана.
– Я не буду заниматься этой ерундой, – выпалила Лика Вронская и заерзала на своем любимом месте в кабинете шефа – подоконнике. – Не буду!
На лбу редактора «Ведомостей» Андрея Ивановича Красноперова возникла решеточка морщин.
– Не буду! – упрямо повторила специально для морщинок Лика. – Замглавы администрации президента, вопросы к которому ты просишь меня подготовить, за последние пять лет дал три интервью – «Шпигелю», «Бизнесуику» и «Комсомолке». Причем интервью «КП» он давал после серии терактов, когда требовалось заклеймить убийц позором. Сейчас в стране тишь и благодать. «Ведомости» – не «Шпигель». Я просто напрасно потрачу время. Ты нерационально используешь мое рабочее время. Давай я лучше займусь чем-нибудь общественно полезным. Лето, полредакции в отпусках, материалов мало. Давай я лучше потребительскую статейку накатаю. Летом – в самый раз.
– Накатай. Только сначала подготовь вопросы для замглавы администрации, – сказал шеф и улыбнулся.
Было что-то непостижимое в его улыбке. И вообще, во всех двух метрах красоты. Улыбнется, постоит рядом, каланча длинная – и раздражение как рукой снимает.
Лика отправилась выполнять абсолютно бесперспективное поручение Андрея Ивановича в отличном настроении. По дороге до своего кабинета она даже успела поругать себя за нарушение субординации и собственную расшатанную психику.
«В конце концов, Андрей Иванович не виноват, что я никак не могу придумать начало нового романа, – думала Лика, включая компьютер. – Без комментариев слушать начальника я уже, конечно, не научусь, дохлый номер. Но сегодня я так на него набросилась еще и потому, что с новой книжкой проблемы. Казалось бы, вот она, история, бери и записывай. Однако начало придумать не могу, хоть ты тресни. Да еще и не спала всю ночь. Встретили с Пашей в кафе Ирочку Завьялову, пригласили ее к себе и ночь напролет философствовали, как надо жить. Ира все сокрушалась, что она в заботах о Васе так измоталась, что чуть не влюбилась в убийцу-профессора. А я говорила, что никто же и подумать не мог о Романове плохого. И что ей сейчас делать? Бросать Васю? Он без нее снова на наркотики подсядет, не поможет и лечение в хорошей клинике, оплаченное Касимом Аль-Фатани. Но ведь своей жизни у Ирочки нет, только его проблемы. А это, наверное, тоже неправильно. Если бы знать, как все должно быть устроено в этом мире…»
Пальцы Лики быстро забегали по клавиатуре. Она нашла в Интернете биографию чиновника, три его хиленьких интервью, массу комментариев по поводу некоммуникабельности…
Внезапно строчки на мониторе компьютера стали расплываться. Лика положила голову на стол, решив: она просто сделает гимнастику для глаз. Штука полезная, поможет.
Через минуту ее накрыла лавина сна.
– Увести и убить, – коротко распорядился Эйе, кивая на раба-ювелира. Тот побледнел и распластался на каменных плитах перед верховным жрецом Ахетатона.
Получивший приказ стражник, недоуменно поглядывая на Эйе, переминался с ноги на ногу. Может быть, он что-то неправильно понял? Ведь распоряжение касается лучшего ювелира во всем Египте, делавшего украшения для короны фараона Эхнатона, да и на руках несравненной супруги правителя Нефертити змеятся браслеты его работы…
– Увести и убить! – повторил Эйе…
Примечания
1
Эй е – в некоторых источниках Эйя – жрец; по другим сведениям – визирь, муж кормилицы фараона Эхнатона или отец Нефертити и даже начальник конюшен! Впоследствии фараон Нового царства, 1327—1323 гг. до н. э. ( Здесь и далее прим. автора. )
2
Ахетато н – совр. Тель эль Амарна. В течение нескольких лет город был столицей Египта. Построен по приказанию фараона Аменхотепа IV, сменившего впоследствии имя на Эхнатон, в честь бога Солнца Атона.
