Антон Леонтьев - Последний бог
– Такой шанс упустили! Фюрер безумен, он не понимает, что война давно проиграна, уже после Сталинграда! Теперь на нас с Востока давят Советы, а с Запада – союзники, высадившиеся в Нормандии. И единственная возможность спасти рейх – сменить руководство и заключить сепаратный мир с Америкой и Англией. И Черчилль, и Рузвельт прекрасно понимают, что если разгромить рейх окончательно, то это приведет к неимоверному усилению позиций Сталина и распространению красной чумы по всей Европе, а то и по всему миру. С Гитлером, столь одиозной фигурой, заключить пакт они не смогут, а вот если фюрера не станет и его место займет кто-то другой, то они непременно пойдут на заключение мирного договора, чтобы тотчас повернуть оружие против русских. Ибо коммунизм теперь намного опаснее нацизма!
Николас знал, что Гиммлер тайно ведет переговоры с Западом о возможностях прекращения военных действий и совместной борьбы с Советами. Ему оставалось одно – взять власть в свои руки. Но Гитлер после неудачного покушения сделался крайне подозрительным, никому не доверял и в каждом видел потенциального предателя, так что «Тайной Германии» не удалось привести в исполнение свой заветный план и устранить фюрера со сцены.
Николаса более занимала собственная судьба: что произойдет с ним после того, как рейх падет? Он понимал, что бывшие соотечественники (что русские, что французы, что англичане) не проявят к нему милосердия: как приближенный Генриха фон Минхова и к тому же активный член «Тайной Германии», он понесет очень суровое наказание.
Его патрон тоже осознавал серьезность ситуации и успокоил Николаса:
– В Европе оставаться опасно, поэтому мы найдем убежище в Южной Америке, где многие из диктаторов поддерживают фашистскую идеологию. И там можно сытно и спокойно жить. Большая часть средств уже переправлена за рубеж, и, когда пробьет час, мы покинем Германию и отправимся туда начинать новую жизнь.
Час пробил в конце апреля 1945 года. Николас находился в осажденном Берлине, на который со всех сторон наступали советские войска. Генрих фон Минхов находился в бункере фюрера, расположенном под новой рейхсканцелярией. Фон Минхов вызвал к себе Николаса, и у них состоялся короткий разговор.
– Гиммлер лишен фюрером всех должностей, – сказал он, – у нас имеется возможность завладеть властью, однако теперь слишком поздно. С союзниками можно было договориться, но с русскими – нет!
Николас давно лелеял мечту оказаться в центре власти, и мечта была близка к воплощению. Но... Вот никак он не предполагал, что все повернется подобным образом. С поверхности доносились глухие удары – советская артиллерия обстреливала немецкую столицу. Наконец-то он увидел вблизи всех тех людей, которые держали в руках бразды правления уже не существующего рейха: нервный Геббельс, его надменная жена Магда, знаменитые генералы. И, конечно же, сам Гитлер. Увидев вождя немецкого народа, Николас поразился тому, каким старым и больным он выглядит – ни малейшего сравнения с тем Гитлером, какого он видел на трибуне олимпийского стадиона девять лет назад. Гитлеру было немногим за пятьдесят, но выглядел он глубоким стариком. В последние месяцы он сделался совершенно нетерпимым, постоянно кричал и не желал слушать дурных новостей. Но других, собственно, и не было.
Когда в одном из помещений бункера появился фюрер, все вскочили с мест, а сгорбленный пожилой человек в униформе, шаркая ногами и не поднимая взгляда, прошел мимо. Левая рука, которую он держал за спиной, страшно тряслась: болезнь Паркинсона, диагностированная у фюрера некоторое время назад, прогрессировала не по дням, а буквально по часам. У Гитлера все чаще и чаще случались припадки необузданного бешенства, которые резко сменялись долгими периодами апатии и меланхолии, во время которых вождь немецкого народа заказывал себе огромное количество тортов, пирожных и горячего шоколада, а затем поглощал сладости в гордом одиночестве, совершенно не интересуясь ситуацией в осажденном Берлине.
– Пора позаботиться о себе, – сказал Генрих фон Минхов, оставшись со своим верным помощником наедине, – и пока еще возможно, мы должны покинуть Берлин. У меня имеются номера счетов в заграничных банках, на которых находятся деньги «Тайной Германии». Тебе же поручено спецзадание, и я знаю, что только ты в состоянии справиться с ним.
Генрих протянул Николасу крошечную металлическую капсулу.
– Здесь в зашифрованном виде находится копия финансовой отчетности нашей организации, – сказал он, – и ты будешь вторым человеком, обладающим ею. Сейчас есть уникальная возможность попытаться вырваться из осажденного Берлина на самолете, которой я и воспользуюсь. Однако на тот случай, если самолет будет сбит и я погибну, информацией должно располагать и второе доверенное лицо. Ты, Николас. Тебе придется выбираться из Берлина не по воздуху, а своим ходом. И это наверняка еще опаснее, чем мой перелет. Место встречи – Рио-де-Жанейро, отель «Золотой клюв» на Копакабане. Тот, кто первый доберется туда, зарегистрируется под именем сеньора Эрнесто Гольдштейна.
Николас взял капсулу, положил в карман френча, довольный: Генрих доверяет ему. Что ж, он не разочарует своего патрона.
Гитлеру настойчиво предлагали покинуть Берлин и перебраться в Баварию, в резиденцию на горе Оберзальцберг. Однако фюрер остался непреклонным: осознавая, что его Тысячелетняя империя рушится под ударами советских войск, он принял решение сгинуть вместе с ней.
Через несколько часов, когда канонада советских «катюш» усилилась и со стен посыпалась штукатурка, в бункере имело место фантасмагорическое событие, свидетелем которого стал и Николас. Приглашенный чиновник заключил брак между Гитлером и его многолетней любовницей Евой Браун. Николас со смешанными чувствами следил за тем, как старик трясущейся рукой ставит подпись в акте о заключении брака, как счастливая молодая женщина берет фюрера под локоток – и они удаляются в апартаменты Гитлера.
Когда фюрер скрылся, среди гостей пронесся слух о том, что все кончено. Диктатор уступил требованиям Евы Браун и сделал ее своей супругой, однако ей недолго предстояло наслаждаться статусом фрау Гитлер: той же ночью фюрер собирался покончить с собой.
Настроение в бункере было подавленное, но не столько из-за намерения Гитлера убить себя, сколько из-за того, что каждый думал о собственной судьбе. Несколько офицеров открыто обсуждали лучший и наиболее элегантный способ уйти из жизни, кое-кто, воспользовавшись суетой, попросту исчез из бункера, понимая, что через считаные часы здесь окажутся советские солдаты. Другие же, наоборот, собравшись в столовой, устроили дикие танцы – им было плевать и на фюрера, и на надвигающиеся советские войска. «Если уж настало время умирать, так лучше пусть это произойдет со смехом и под музыку», – считали они. То, что наблюдал сейчас Николас, походило на финальную часть германского эпоса – рагнарёк, сумерки богов. Только те, кто находился в бункере, никак не походили на властителей Вселенной – отчаявшиеся, жалкие и напуганные люди.
Раздался приглушенный выстрел. Вот все и закончилось...
В помещение, где находился Николас и несколько военных, вошел Генрих фон Минхов, облаченный в длинный черный плащ. Он поманил за собой Николаса. Они приблизились к двери кабинета фюрера, на пороге которого толпились приближенные Гитлера.
Зайдя в кабинет, Николас увидел Еву Браун – бездыханную, с развороченным виском, полусидевшую-полулежавшую на полосатом диване. Фюрер притулился в кресле – и Гитлер был жив! Руки у него ходили ходуном, и пистолет, из которого он, по всей видимости, только что застрелил свою жену, шмякнулся на пол.
К Гитлеру приблизился доктор Геббельс, попытался что-то ему сказать, но тот поднял на него совершенно остекленевший взгляд, и все поняли: фюрер находится в полнейшей прострации.
– Фюрера необходимо вывезти из Берлина! – горячо заявил кто-то.
– Но его желанием было покончить жизнь самоубийством, как это и подобает истинному солдату рейха, – возразил другой голос.
Генрих фон Минхов распорядился:
– Всем вон. Николас, тебе остаться.
– Что вы себе позволяете... – начал Геббельс, однако фон Минхов смерил его презрительным взглядом, и новоиспеченный преемник Гитлера, без пяти минут рейхсканцлер, отступил назад. Споткнувшись о порог, он едва не полетел на пол.
Когда в кабинете осталось всего три человека (фон Минхов, Николас и Гитлер), Генрих поднял пистолет, валявшийся на полу, и положил его перед диктатором.
– Мой фюрер, вы должны довершить то, что начали, – сказал он твердо. – Германия проиграла войну, но ваша смерть должна стать началом мифа.
Гитлер, опершись локтями на колени, вдруг издал какой-то странный, хрюкающий звук, и Николас с удивлением, сменившимся мистическим ужасом, который под конец перешел в еле сдерживаемый смех, понял, что тот, кто поработил почти всю Европу и мечтал сделаться повелителем мира, тот, кому поклонялись, как живому богу, тот, кто считался величайшим из полководцев за всю историю человечества, – истерично рыдает.
