Елена Михалкова - Восемь бусин на тонкой ниточке
Иннокентий нацелил на них длинный палец:
– Вы! Да-да, ты, Матвей, и наша новая родственница! Не думайте, что я вас боюсь. Решили найти козла отпущения? Не выйдет! Иннокентий Анциферов с вами в поддавки играть не станет! А если вы вздумаете обвинить меня официально, то выставите себя в исключительно глупом свете. От всего буду отпираться! Я вам только что солгал про Дашу Мысину! Не было между нами ничего. А вы что же, поверили? Ха-ха! Ха-ха-ха!
Он очень натурально покатился со смеху. Отсмеявшись, вытер выступившие слезы и уже серьезно сказал:
– У вас нет ни одной улики, ни одного доказательства. Ничего, кроме домыслов. Не будете же вы всерьез ссылаться на это слово – «веточка»? Я вам назову еще десяток мужчин, которые говорят это своим женщинам. И тогда посмотрим, что вы на это скажете! Все-все, больше никаких разговоров. Вы меня утомили! Нюточка, пойдем отсюда…
«Да, Анциферов вовсе не такой слизняк, каким казался, – подумала Маша. – Сейчас он уйдет, и никто его не остановит. Он снова нас переиграл».
Но Матвей не выглядел побежденным.
– Ни одной улики, говоришь? – усмехнулся он. – Я все-таки попробую кое-что предъявить в качестве доказательства твоей связи с Дашей. А там уж пусть следователь разбирается… У убийства нет срока давности.
– И что же? – насмешливо поинтересовался Иннокентий.
Матвей обернулся к Маше и взял у нее часы.
– Да хоть вот это, – небрежно сказал он.
И показал их Иннокентию.
– «С любовью навсегда – А. И.» – громко прочитал Матвей.
Анциферов изменился в лице. Весь его апломб исчез. Не сводя глаз с часов, он сделал несколько неуверенных шагов и остановился.
– Где ты их взял? – ошеломленно спросил он.
– Маша нашла их в кустах под окнами библиотеки. Экспертиза установит, что провалялись они там приблизительно десять лет. Сказать тебе, откуда они там взялись?
– Нет, – прошептал Анциферов.
– Мне скажи! – попросил ничего не понимавший Генка.
Матвей обернулся к нему:
– Кеша выкинул их из окна в тот самый вечер, когда у него состоялся разговор с Марком. Эти часы подарила ему Даша Мысина, сделав дарственную надпись. Он торопился избавиться от улики, доказывавшей их связь, и…
Матвей осекся.
Иннокентий стал страшен. Никогда раньше Маша не видела такого стремительного и жуткого преображения. Он побелел, челюсть отвисла, как у покойника. Глаза выкатились и, казалось, вот-вот вылезут из орбит.
– Часы… – прохрипел Анциферов.
Он перевел глаза на жену.
Всех потряс его полный отчаяния взгляд. Так мог смотреть лишь человек, понимающий, что для него все кончено.
Нюта горестно прижала руки к груди.
Маша впервые в полной мере смогла оценить смысл выражения «словно громом пораженный». Анциферов выглядел как человек, которого настигла кара небесная. Из просто бледного он на их глазах стал пепельно-серым. Кожа на скулах натянулась, губы посинели, на них вскипела слюна.
За несколько секунд полный жизни человек превратился в оживший скелет. Он стоял, покачиваясь, перед ними и протягивал руки к часам, которые держал Олейников.
Даже Матвею стало не по себе.
Но самым страшным было то, что лицо Анциферова внезапно перекосилось. Правой половиной Иннокентий ухмылялся и гримасничал, левая же окаменела и уставилась мертвым, невидящим глазом на попятившуюся Машу.
– Матвей! – тревожно крикнула Марфа. – Срочно вызови…
Но договорить она не успела.
Иннокентий дико закричал и рухнул на пол.
Глава 10
Полуденное солнце светило так же ярко, как в день Машиного приезда. Только воздух был колкий, еще не успевший прогреться. Иван-чай так же плескался на краю поля, и по-прежнему ветер теребил толстую еловую шкуру леса.
Казалось невероятным, что она приехала всего два дня назад.
Не может быть.
Прошел месяц или даже два! Учитывая ее странные отношения со временем, это было бы неудивительно. Но два дня…
«Жернова Господни мелют медленно, но верно».
Так сказала Марфа Олейникова.
Но не сразу. До этого она плакала.
Слезы струились по ее щекам, пока она помогала Нюте раздеть бесчувственного Анциферова, пока молча ждали «скорую», пока Матвей разговаривал с врачом…
– Делать прогнозы в данном случае – шарлатанство! – донесся до нее сердитый голос доктора. – А я дорожу репутацией. Инсульт есть инсульт.
Марфа отлично знала, что такое инсульт.
Сидя на крыльце, глядя вслед отъезжающей машине, она оплакивала всех: и Марка, и Кешу, и незнакомую ей девушку Дашу, и ее нерожденного ребенка, и Нюту, самоотверженную Нюту, не отходившую от мужа ни на шаг.
Ох, бедная девочка. Быть ей прикованной к паралитику ближайшие годы. А может быть, и до конца его дней.
Марфа вытащила из кармана платок и принялась утирать льющиеся слезы.
Маша пристроилась около нее, обняла за плечи. «Бог ты мой, – подумала Марфа, не поворачивая головы, – будто сама Зойка рядом сидит». В ее присутствии Олейниковой всегда становилось легче.
Вот и на этот раз она успокоилась. Промокнула напоследок глаза и убрала платок.
– Ужасно, – дрожащим голосом сказала Лена. Это было первое слово, произнесенное ею за все время с того момента, когда Иннокентий упал. – Ужасно. И убийство Марка, и девочки этой бедной, и то, что случилось с Кешей…
Вот тогда-то Олейникова и сказала, что жернова Господни мелют медленно, но верно.
– Матвей, скажи честно: ты рассчитывал на такой исход? – спросил Гена.
Оба стояли возле крыльца, глядя в ту сторону, где исчезла машина «Скорой Помощи». Под ногами у них пристроилась Тявка.
Матвей отрицательно покачал головой.
– Я надеялся, что он признается при всех. Только и всего. Что я прижму его к стенке раньше, чем он поймет, что наши улики ничего не стоят.
Услышав это, Маша встрепенулась:
– Почему не стоят?
– Потому что они ничего не доказывают, – усмехнулся Матвей. – А лишь дают почву для наших догадок. Спустя десять лет вряд ли возможно было бы достоверно утверждать, что часы Иннокентию подарила Даша. А потом, если бы и так? Подумаешь, подарила. Это не делает его убийцей.
– И ты об этом знал?! – воскликнула Маша. – Знал, когда обвинял его?!
– Разумеется, – удивился Матвей. – Наши так называемые вещдоки для суда и следствия ничего не стоят. Но я ведь и не судья.
– Ты хотел лишь услышать признание от Анциферова, – понимающе кивнул Коровкин. – Эх, крепкий орешек оказался наш Иннокентий. Если бы не часы…
– Господи, как вспомню его лицо, – содрогнулась Лена. – Будто человек развалился на части у тебя на глазах.
Маша подумала, что сказано точно. Иннокентий развалился. Сначала на две половины, а потом рассыпался на мелкие осколки.
– Но почему именно часы? – Марфа тяжело поднялась, цепляясь за перила. – Отчего Кешка так испугался, раз с их помощью нельзя ничего доказать? Не понимаю…
– А я понимаю, – задумчиво сказала Лена. – Наверное, за десять лет он постарался забыть о том, что была эта девушка в его жизни. Что он убил ее. Слова Матвея сначала его испугали, но он быстро понял, что это всего лишь слова. А потом увидел вещь, которая неразрывно была связана с Дашей. От нее нельзя было отмахнуться, как от слов. Мне кажется, что все случившееся встало у него перед глазами. Может быть, он первый раз в жизни признался себе, что убил человека. Он ведь трус, Матвей прав…
Но Марфа покачала головой – слова Лены не убедили ее до конца.
– Нет, здесь что-то еще…
– Страх, тетя Марфа, именно страх, – подтвердил Гена. – Только Кеша не прошлого испугался.
Он принял угрозу Матвея всерьез. Решил, что часы – весомая улика, и теперь его точно посадят лет на пятнадцать. За два-то убийства…
– Положим, одно недоказуемо, – откликнулся Матвей.
– Ему бы и второго хватило.
Коровкин помолчал и признался:
– Знаете, никак не могу избавиться от ощущения, что все мы – участники театральной постановки. У меня оно сразу присутствовало, как только я увидел этот дом. А потом, когда тетя Марфа объявила о раздаче слонов, то есть наследства, только усилилось. Теперь понятно почему. Никакого наследства ты не собиралась раздавать, а, тетушка? Признайся уж.
Марфа прокашлялась.
– Сказать по правде, никакого наследства-то у меня и нет.
– Как это? – опешил Гена. – А то, что тебе муж оставил?
Старуха шмыгнула и утерла пальцем нос. Вид у нее был весьма сконфуженный.
– Не было у меня мужа, голуби мои. Вы слишком хорошо обо мне думаете, если считаете, что я могу в семьдесят с лишним лет выйти замуж.
Лена поднялась со ступенек, изумленно глядя на нее.
– Вот те раз! – Геннадий развел руками. – А Светицкий?
– Светицкий… – проворчала Марфа. – Ну что Светицкий… Да, был такой состоятельный человек, Яков Семенович. Никогда в жизни его не видела, только в газетах про него читала, что Матвей мне принес. Ну что вы таращитесь, как две лягушки?! – не выдержала она. Взглянула на Машу и поправилась: – Три. Придумали мы с Матвеем этого Светицкого! В смысле, как мужа моего придумали. Нужно ведь было нам как-то объяснить, откуда у меня взялось состояние, которым я должна вас подманивать и соблазнять… Вот Матюша и пустил утку.
