Александра Маринина - Благие намерения
– Не сниму. Я это сшила и в этом пойду на работу. – Тамара, уже полностью одетая, стояла перед зеркалом в прихожей и укладывала расческой волосы.
– Нет, не пойдешь! Это позор – иметь такую дочь! Если я узнаю, что ты тоже, как и эта твоя портниха, делаешь прически вне своего рабочего места, я выгоню тебя из дома! Немедленно переодевайся.
– И не подумаю.
На крик прибежала Зинаида Васильевна, которая, кидая на дочь умоляющие взгляды, принялась успокаивать разгневанного супруга:
– Коля, Коленька, успокойся, тебе нельзя волноваться, у тебя давление…Тома, переоденься, раз папа просит, ну что тебе стоит… Коля, присядь, я накапаю тебе успокоительное… Тома, ну что ты стоишь, сделай, как папа велит, не упрямься, ты же видишь, он разволновался, а ему на работу идти…
– Мне тоже на работу идти, – невозмутимо ответила Тамара.
– Преступница! Взяточница! Спекулянтка! – кричал Николай Дмитриевич.
Терпение Тамары лопнуло, она схватила сумку и выскочила из квартиры, бросив напоследок:
– Если бы такие, как я, не спасали вашу затхлую экономику, в стране уже давно была бы революция от бедности и дефицита.
Она уже почти дошла до метро, когда поняла, что впопыхах забыла дома шаль. Шаль была очень красивой и приобретенной специально для этого наряда. Вернее было бы сказать, что шаль была не приобретена, а сделана, потому что к придуманным Тамарой туалетам невозможно было подобрать аксессуары из имеющегося в магазинах ассортимента. Спасали только клиентки или Тамарина собственная изобретательность. Она только еще отдала портнихе рисунки, чтобы та начала делать выкройки, а уже приступила к планомерным поискам нужной ткани для шали. Ткань она искала два месяца и нашла, но не в Москве, а в Тарту, куда поехала на экскурсию. Нитки и шнуры для задуманных кистей она приобретала на Западной Украине, в Ужгороде, где была в гостях у подруги, а бисер для столь необходимого по замыслу рисунка ей прислали из Вильнюса.
Осознав, что шали на плечах нет, Тамара моментально почувствовала себя голой, ей казалось, будто все на улице замечают, что в ее наряде не хватает чего-то очень важного, показывают на нее пальцем и смеются. Такое ощущение, что идешь в пальто, под которым нет юбки: вроде ты и одета, и все с виду прилично, но на самом деле далеко не все в порядке, и все это понимают. Настроение у Тамары испортилось еще больше, мало того, что отец с раннего утра завелся, так еще и шаль… Ах, как досадно!
Но никто не показывал на нее пальцем и не смеялся вслед, и от этого Тамара расстроилась еще больше. Неужели никто не замечает, что не хватает шали, неужели в целом городе нет ни одного человека, который понял бы и оценил ее замысел? Не полностью одетая женщина вступила в конфликт с художником…
– Простите, пожалуйста, вы не уделите мне несколько секунд?
Тамара отвлеклась от своих угрюмых мыслей, подняла голову и уставилась на высокого худого незнакомца, остановившего ее. Она уже шла по проспекту Калинина, до салона оставалось метров двести, и несколько секунд не грозили перерасти в катастрофическое опоздание на работу. Наверное, гость столицы, который спросит, как пройти на Красную площадь или к Библиотеке имени Ленина, потому что только приезжий может так неторопливо расхаживать по Калининскому без пятнадцати семь утра.
– Я вас слушаю, – любезно улыбнулась Тамара.
– Я никогда не осмелился бы давать вам советы, видя ваш туалет. Я отдаю себе отчет в том, что разговариваю с человеком, обладающим потрясающим вкусом и чувством цвета, но вы позволите мне высказать одно соображение? Это не совет, а именно соображение.
Она взглянула на незнакомца с интересом и сразу же отметила длинные седоватые волосы, забранные сзади в хвост, затейливо повязанный шейный платок и брючный ремень, обтянутый такой же, как и платок, тканью. «Любопытная идея, – мелькнуло у нее в голове, – надо будет взять на вооружение. Платок и пояс, например, или платок и сумочка. Может получиться очень славно».
– Я вас слушаю, – повторила она и улыбнулась еще приветливее.
– Мне кажется, с этим туалетом хорошо смотрелась бы шаль из сиреневого креп-сатина, с длинными кистями, гладкая, без набивного рисунка, но по краям нужен орнамент из бисера или паеток. Как вы считаете?
Тамара потеряла дар речи. Высокий незнакомец в точности описал ту самую шаль, которую она забыла дома. Неужели нашелся все-таки человек, который видит и чувствует, как она сама?
Она молча стояла и смотрела на него, вбирая глазами каждую черточку, каждую самую маленькую деталь его внешности и одежды. Вот сейчас он уйдет, растает, и они никогда больше не встретятся, и через какое-то время Тамаре уже будет казаться, что этой встречи и не было вовсе, и этот удивительный человек, который думает, чувствует и видит точно так же, как она, просто привиделся ей во сне. Нужно как можно лучше запомнить его, впитать в себя, чтобы потом вызывать в памяти, когда захочется, и не усомниться в том, что это было на самом деле.
– Вы со мной не согласны? – огорченно спросил он. – Вы молчите, значит, вы не согласны. Жаль. Простите.
– Подождите, – Тамара схватила его за руку и судорожно сжала худую кисть с длинными сильными пальцами. – Я с вами совершенно согласна. И вы абсолютно правы. У меня есть такая шаль. Я делала ее специально для этого костюма, но второпях забыла взять из дома. Скажите, очень заметно, что шали здесь не хватает?
– Только мне. – Он улыбнулся, и эта улыбка, обнажившая чуть длинноватые не очень ровные зубы, показалась Тамаре самой замечательной улыбкой на свете. – Больше никто ничего не поймет, уверяю вас. Просто я очень придирчив во всем, что касается одежды. Но в целом вы выглядите великолепно! И если позволите мне совсем уж банальный комплимент, то скажу: вы очень красивая женщина. Самая красивая из всех, которых я встречал в своей жизни. Еще раз прошу прощения, не смею больше вас задерживать.
– Задержите меня, – неожиданно для себя самой сказала Тамара. – Задержите меня еще. Пожалуйста.
– Но вы куда-то торопились…
– На работу! – спохватилась она и совсем по-детски спросила: – Что же делать?
– Где вы работаете?
– В «Чародейке», – она указала рукой на стоящее неподалеку здание.
– С семи утра?
– Да, я парикмахер.
– Почему-то я так и подумал. – Он снова улыбнулся, открыто и ласково. – Значит, с семи и до…? До двух? До трех?
– До двух.
– Значит, ровно в два я буду вас ждать на этом же месте. Договорились?
– Да! – почти крикнула она и чуть спокойнее добавила: – Да. Я обязательно приду. Только вы обязательно ждите меня. Я не могу вас потерять, просто не имею права.
– Вы меня не потеряете, потому что я вас нашел, – бросил он на прощание загадочную фразу.
В этот день Тамара Головина превзошла сама себя. Творимые ею прически были не просто совершенны – они делали их обладательниц красивыми и счастливыми. Одна часть ее мозга думала о волосах, стрижках, прядях, укладке и окраске, другая же постоянно возвращалась к утреннему незнакомцу и заодно ко всем мужчинам, которые были в ее жизни. Вопреки неутешительным прогнозам мамы Зины мужчины неизменно испытывали к Тамаре жгучий интерес, за ней активно ухаживали, и некоторые даже звали замуж, но она, пройдя за две-три недели период первоначального интереса, быстро остывала к очередному ухажеру и прекращала с ним всяческие отношения, даже приятельские. Все эти мужчины казались ей скучными, пресными и обыкновенными, ей же хотелось связать себя прочными отношениями с личностью творческой и неординарной. Пусть он будет пекарем или маляром, но он должен гореть на своей работе и придумывать что-то новое и нерядовое, он должен быть творцом, и совсем необязательно творить в сфере искусства, творить можно где угодно, хоть в столярном деле, хоть в педагогическом. Творцов Тамаре не попадалось, а попадались почему-то обыватели, про которых она пренебрежительно говорила: «Жуткие мещане». Зинаида Васильевна каждого нового поклонника Тамары воспринимала как потенциального жениха, требовала, чтобы дочь привела ухажера «в дом» и познакомила с родителями, была навязчиво любопытной и после каждого возвращения Тамары со свидания требовала подробностей. Тамара со смехом отнекивалась, она давно уже оставила попытки объяснить матери, что замужество не является для нее приоритетом и самоценностью, что она прекрасно себя чувствует вне брака, что она точно знает, каким должен быть «ее» мужчина, и что такой пока еще ей не встретился. Мама Зина то и дело впадала в истерические причитания на тему «останешься одна, без мужа и детей, на старости лет некому будет стакан воды подать, и в кого ты такая переборчивая, и тот тебе не годится, и этот нехорош, ладно бы еще сама что-то собой представляла, а то ведь ни кожи ни рожи, а туда же, от хороших мужиков морду воротишь», а Тамара молча терпела: ну что тут сделаешь, если матери ума бог не дал.
