Ольга Богуславская - Боль
Суд принял решение допросить в качестве свидетелей участников отравления 19 марта: соседей по подъезду, медиков и знакомых семьи Лисичкиных.
Вместе с Катей в тот день на Саввинскую набережную приехали: её родная сестра Инна Мусина, Мухаметжанов - Катя отрекомендовала его своим женихом, Шакиров, Коротков и Страхов. На предварительном следствии Катя прямо показала, что сестра знала, зачем они едут на Саввинскую. В судебном заседании сестра сказала, что была не в курсе событий. Приехали забрать кое-какие вещи.
Что Катя делала на кухне три часа, она не знает, из комнаты вообще не выходила.
Жених Мухаметжанов, одетый по последней моде ковбоев Техаса и в таких кованых ботинках, что все как-то невольно ожидали увидеть за дверью зала взмыленного скакуна, оказался робким и забывчивым юношей. В присутствии этого человека Катя купила бутылку водки "Распутин" ("Фу, гадость, - не преминул отметить жених, - имею слабость к хорошей водке, потому и не приметил, что Катя делала с бутылкой"), в его присутствии и яд сыпала. Яд чрезвычайного действия. "Да, купила, да, сыпала, - подтвердил Мухаметжанов, - но не знаю, для чего". Из памяти ковбоя улетучились показания, которые он давал на предварительном следствии. Он был скуп на слова. Да, приехали за вещами, Светлану никто не выгонял - она зачем-то сама ушла, плача детей не слышал, что Светлана беременная, не приметил, собака не лаяла, кто порезал телефонный провод - не помню. Адвокат потерпевших настойчиво переспрашивал забывчивого ковбоя, помнит ли он свои показания на предварительном следствии о том, что был-таки предупрежден заботливой невестой, чтобы не выпил случайно из бутылки с ядом. Наконец ковбой вспомнил - да, был.
Показания Шакирова совершенно совпали с показаниями Мухаметжанова. Нет, нет и нет.
Свидетель Коротков случайно попал в квартиру на Саввинской. Его приятель Страхов попросил помочь перевезти вещи одной девушке. Все свидетели, как завороженные, не выходили из Катиной комнаты и ничего не знают. Соседи по подъезду слышали ужасный детский плач, а Коротков - нет. Здоровенный и молодой парень, в присутствии которого разыгралась вакханалия, - он приехал в суд с папой. А папа привез характеристику сына: хороший мальчик.
Поучительные сцены разыгрывает жизнь в суде. Пожилая хозяйка соседней квартиры, на глазах которой скандал набирал обороты, в основном говорила о том, что плохо слышит.
Всех интересовал вопрос: как Кате удалось раздобыть хлорид бария и ацетат таллия? Оказалось - просто. Доцент кафедры готовых лекарственных средств, на которой работала Катя, пояснила, что, во-первых, Лисичкина была материально ответственным лицом и именно у неё были ключи от склада. И, во-вторых, что инвентаризации порошкообразных средств очень давно не было считалось, что там находятся обычные, неядовитые вещества. И наконец: "Я допускаю, что в завалах могло быть что угодно. А ацетат таллия по документам просто-напросто не значился".
Недаром сказано в Священном Писании: не искушай малых сих. Кто знает, как все сложилось бы, не будь проклятый таллий так доступен. Я только напомню, что смертельная доза таллия - от 0,5 до 3 г. А доза, доставшаяся семье Лисичкиных, приблизительно в 1000 раз превышала предельно допустимую.
В зале стало очень тихо, когда на свидетельскую кафедру взошла врач института Склифосовского Шелухина. В её отделении находилась умиравшая Светлана. Врач немногословна и крайне сдержанна, и оттого все, что она говорила, леденило кровь.
- Испытывают ли отравленные таллием боли? - спросил судья.
Человек не может ни ходить, ни стоять, ни глотать, появляются признаки энцефалопатии - человек не ориентируется в пространстве... Даже при легком прикосновении возникает острая боль.
Екатерина Шамильевна, заглянув в свою зеленую тетрадку, именно Шелухину спросила про опьянение Светланы.
Прежде чем ответить "нет", Шелухина целую минуту просто смотрела на Катю.
* * *
Начиная обвинительную речь, прокурор сказал: такое впечатление, что эта квартира была пропитана ядом задолго до события, имевшего место 19 марта.
Именно так. День за днем яд разливался по углам этого дома, и все, что там происходило, начиналось и заканчивалось словом "квартира". Я не знаю, когда именно Екатерина Лисичкина пришла к твердому убеждению, что квартира является её неотъемлемой собственностью, но что это произошло - сомневаться не приходится. И не было в зале суда человека, который не обратил внимания на исступленно повторяемое ею: моя квартира, в моей квартире. Вы не поймете главного, если не прочувствуете, что Катя ни разу не произнесла слово "квартира" без местоимения "моя".
Есть на свете люди, которые всю жизнь ютятся по углам, страдают, и когда наконец становятся владельцами крошечного собственного жилища, костьми лягут - но за порог не пустят. Этих людей я понимаю. Но откуда взялась эта неистовая страсть у Кати? Она вышла замуж за Михаила, будучи юной девушкой. В Москву она приехала из Кемеровской области, и поэтому когда Михаил получил две великолепные комнаты в коммунальной квартире великолепного "комитетского" дома на Фрунзенской набережной, уже одно это смело можно было определять словом "счастье". Да, обмен комнат на квартиру был творением её рук, она и её мать произвели поистине головокружительный многовитковый маневр, - но все же когда она пришла к убеждению, что Михаил не имеет права ни на что?
Осмелюсь предположить, что вирус квартирной лихорадки был у Кати в крови. Она была к нему предрасположена. И без устали культивировала в себе образ оскорбленной жены. Собственно, именно этот образ, отточенный ею до совершенства, растиражированный в десятках заявлений в милицию, и завершил эту чудовищную конструкцию.
Когда они развелись, Михаил долго жил у матери, потом познакомился со Светланой, жил у неё в комнате в коммунальной квартире. А потом Света стала его "пилить": у тебя есть часть квартиры. И они въехали на Саввинскую.
Это был не безупречный поступок, а говоря прямо - просто роковой, потому что решать квартирный вопрос можно и нужно было при помощи Светиной комнаты. Нет на свете женщины, которая осталась бы безучастна к появлению бывшего мужа - пусть даже она сама подала на развод! - с новой семьей. Тем более безрассудно это было по отношению именно к Кате, которая имела обыкновение при каждом удобном случае бежать в милицию. Вряд ли это можно считать психозом, неврастенией - это стиль. Он был возведен в квадрат той властью, которая все вопросы личной жизни предпочитала решать в парткоме.
Так или иначе, Катя всем поведением дала понять Михаилу, что ни сантиметра жилплощади, ни кастрюли, ни ломаной вилки она никому на свете не уступит. Ее адвокат то и дело пытался воспользоваться её вещевой лихорадкой в целях защиты. Каждому участнику процесса, в том числе и матери Михаила, она задавала вопросы, занесенные в длинные списки: где моя люстра? Что с моей стиральной машиной? Ей говорят - вы обвиняетесь в отравлении четырех человек, а она в ответ: Раиса Ивановна распродала все мои вещи, она должна быть за это наказана. Ей говорят: вы причинили особые мучения, а она отвечает - меня обокрали, где детская стенка?
Попытки представить такое состояние души как болезненное кажутся мне очевидно несостоятельными. Интересно закончилась судебная тяжба двух английских джентльменов, живущих в пригороде Бирмингема. 20 лет господин Джонс судился со своим соседом господином Стэнтоном из-за высоты зеленой изгороди, разделяющей владения соседей. Тяжба закончилась, г-н Стэнтон проиграл, но что-то не слышно, чтобы двух подданных британской короны объявили душевнобольными. Жадность и упрямство - сильнейшие человеческие страсти. Врач тут ни при чем.
Потрясающее умение концентрироваться, сила воли и целе-устремленность - качества, которые никто не сможет оспорить у Кати, явившейся на заседание суда в весеннем розовом платье в черный горошек.
Из акта судебно-психиатрической экспертизы № 499 от 18 апреля: "Могла и может отдавать себе отчет в своих действиях и ими руководить. Испытуемая клинически ясна".
Из характеристики по месту учебы: "Была склонна к научно-исследовательской работе".
Среди тех, кто был в курсе событий, стремительно набиравших силу в квартире на Саввинской, первое место должны поделить судья Жуков из Хамовнического суда и сотрудники 7-го отделения милиции.
Кто может объяснить, чем руководствовался народный судья Жуков, целый год отказывая Михаилу Лисичкину в разделе лицевого счета? Быть может, тем, что не хватило нескольких сантиметров, как, бывало, отказывали в постановке на учет в жилотделе тем, у кого площадь квартиры была на ладонь больше нормы?
Мише растолковали, что, если Кате оставить одну комнату (а в квартире их было две), Катины и Юрины права будут ущемлены. Кто-то в суде дал совет: родите ещё одного ребенка - и все. А что "все"? Сантиметров бы прибавилось? И заметьте: за год, в течение которого в суде мусолили это, как выяснилось, смертельное дело, Михаил и Катя сумели бы подыскать варианты и разъехаться. У Кати из рук забрали бы её оружие - тот аргумент, что вместе они находиться не могут.
