Ричард Паттерсон - Глаза ребёнка
Роза задумчиво молчала, и Терри решила оставить эту тему. Она не могла сообщить матери о своем разговоре с Крисом: какие бы проблемы ни возникали, они должны были остаться только между ними. Она предпочла, чтобы мать считала, будто полиция вполне удовлетворила свое любопытство и что самоубийство Рики вопрос вполне доказанный. Насколько видела Терри, Роза придерживалась именно такой точки зрения. С того самого дня, когда стало известно о гибели Рикардо, ее больше беспокоило, как это отзовется на Елене, чем отношение полиции к произошедшему.
И сейчас внучка находилась под ее неусыпным наблюдением. Даже здесь, на парковой лавочке, Роза выглядела безупречно — свитер под горло, шерстяные брюки, серьги, косметика, золотой браслет на изящной кисти. Глядя на мать, Терри иногда воображала, что где-то в холмах Акапулько живет другая Роза, элегантная женщина, которая летает в Европу всякий раз, когда у нее возникает желание развеяться. Терри с грустью подумала, что эта другая женщина никогда не позволила бы мужчине ударить ее.
— А как ты сама? — спросила Роза. — Тебя по-прежнему преследует твой кошмар?
Это было самое большее, что позволяла себе Роза в разговоре с дочерью, когда речь шла о Рамоне Перальте. Терри только сказала ей, что снова видит ночами тот сон, «который впервые приснился ей, когда еще она была школьницей». Терри не нужно было объяснять Розе, кто являлся ей во сне. Когда она рассказала матери о дурном сновидении, впервые посетившем ее, Роза (со дня смерти Рамона едва минуло две недели), не говоря ни слова, прижала дочь к груди.
— Не проходит и нескольких дней, чтобы я снова не видела его, — призналась Терри. — Я даже подумала: может, стоит рассказать об этом доктору Харрис.
Роза пригладила ладонью волосы.
— Тереза, ты считаешь, имеет смысл ворошить то, что ты носишь глубоко в душе, в подсознании?
Терри знала: это было жизненное кредо ее матери. Она вдруг подумала о том, что в ее жизни было слишком много молчания.
— Почему ты не уходила от него, мама? — тихо спросила она.
Даже видя лишь профиль матери, Тереза не могла не заметить, как та в изумлении распахнула глаза. И Терри сердцем почувствовала, как мать внутренне вся напряглась; именно так она держалась, когда Рамон Перальта мордовал ее. Молчание стало невыносимым, и тут Терри поняла, что Роза решила сделать вид, что не расслышала ее вопроса.
— Мама?
Роза едва заметно вздрогнула. Терри положила ладонь на ее узкое плечо и промолвила:
— Я люблю тебя, мама. Умоляю, поговори со мной.
Роза медленно обратила на нее взгляд. Терри с испугом увидела, что каждая черточка ее лица проникнута болью, а в глазах, загнанная глубоко внутрь, светилась пронзительная страсть.
— Ты хочешь знать, почему я жила с ним? — спросила Роза.
Эти простые слова несли в себе огромную боль, которую вынесла ее мать, посвятившая свою жизнь другим, и которая еще усугублялась проблемами, свалившимися на нее из-за Елены. Для Терри слова Розы оказались равносильны удару.
— Я знаю, — мягко произнесла она, — ты оставалась с ним ради нас.
— Ради тебя, Тереза. — Роза не сводила с нее глаз. — Мне непросто признаваться тебе в этом, и я никогда не говорила этого твоим сестрам. Но когда ночами я лежала рядом с ним, передо мной стояло твое лицо.
Терри могла представить себе это с той же ясностью, как и ту памятную сцену, когда она еще ребенком увидела обращенное к ней из гостиной все в синяках лицо матери, которую сзади держал Рамон Перальта и в глазах которой стояла немая мольба. Рамон словно скрепил печатью их судьбы. Вместе с тем сегодняшняя Терри чувствовала, что Роза, спекулируя подспудным ощущением вины, старается заставить ее молчать.
— Я верю тебе, — сказала Тереза. — Но мне необходимо, чтобы ты помогла мне разобраться в моей жизни. В нашей жизни.
Она заметила, как посуровел взгляд матери.
— Ради чего? — требовательным тоном спросил она у дочери. — Ради того, чтобы потом упиться своим горем, о котором лучше всего забыть?
Терри вцепилась в плечо матери.
— Это «горе» — мой отец, — произнесла она. — Я никогда не смогу выбросить его из памяти. Я вижу его во сне. Даже наши с тобой разговоры, то, как мы стараемся не упоминать о нем, — это как памятник тому, что он сделал с нами. Будто бы мы договорились никогда не забывать о том, как разговаривали шепотом, когда он отходил ко сну, в страхе, что он проснется и снова примется избивать тебя.
Роза побледнела. Терри внезапно осознала, насколько глубокое унижение должна была испытывать ее мать, вспомнив сейчас, какой жизнью они жили.
— Мама, — она старалась говорить как можно мягче, — я не сужу тебя. И никогда не стану этого делать. Ты любила меня, и это благодаря тебе я стала тем, кем стала. Я мать, и у меня есть ребенок, которого мы обе любим больше всего на свете. Но существует некая часть тебя, часть моей собственной жизни, которая недоступна моему пониманию. Именно поэтому я не могу разобраться, что происходит с Еленой. Ты понимаешь меня?
Роза потупила взор, затем медленно покачала головой. Терри не могла понять, являлось ли это ответом матери, или выражением мольбы оставить ее в покое. Однако спустя какое-то время Роза спросила мертвенным голосом:
— Так что ты желаешь узнать?
— Почему — будь то ради нас или ради меня — ты решилась остаться с ним. И как это решение сказалось на тебе.
Роза с отрешенным взглядом наблюдала за Еленой, хотя та по-прежнему неподвижно сидела на том же месте.
— Елена кажется необычно пассивной, — пробормотала она.
— Я знаю.
Роза вздохнула и, устремив взор куда-то вдаль, промолвила:
— Хорошо, Тереза. Покончим с этим раз и навсегда. Ответ прост: я не бросала его, потому что та девушка, которую теперь я с трудом могу вспомнить, но в моем представлении всегда похожая на тебя, — так вот, та девушка верила в то, что Рамону Перальте, чтобы убежать от своего страха, была нужна только она. А к тому времени, когда эта девушка поумнела, у нее уже родилась первая дочь.
Терри охватила невыразимая грусть.
— Чего он боялся? — спросила она.
— Самого себя. — В голосе Розы звучала неприкрытая ирония. — Его отец постоянно бил Рамона. И его пугала перспектива стать похожим на своего отца.
— Боже мой, мама. — Терри охватило зловещее чувство, будто она воочию наблюдает, как ее мать неумолимо настигает рок, который ощущает только она, ее дочь. — Ты знала об этом, когда выходила за него замуж?
— Необходимо знать, что представлял собой Рамон, когда мы только познакомились. — Роза откинулась на спинку и ладонями разгладила брюки, избегая смотреть Терри в глаза. — Он только что вернулся со службы на флоте, был красив и полон желания жить. Мне доставляло удовольствие просто наблюдать за ним. Но потом я обратила внимание, как неуверенно он улыбается, как он хочет, чтобы я восторгалась им, — и это в то время, когда мое сердце безраздельно принадлежало ему. Я поняла, что человек, который мог так многого добиться, отчаянно нуждался в моей помощи. — Ее губы растянулись в мрачной ухмылке. — Я оказалась права, Тереза. Рамон нуждался во мне вплоть до самой смерти.
Терри почувствовала в душе странное облегчение. Обернувшись к матери, она спросила:
— Значит, ты не знала, в кого он превратится?
Роза неуверенно наклонила голову, точно и ее мучил тот же самый вопрос.
— Не уверена, — медленно произнесла она. — Я хорошо помню один вечер, когда мы были на танцах в Латин-Палас. Рамон много пил, а я с кем-то танцевала. Когда мы сели в машину, он неожиданно ударил меня по щеке. Я не успела даже сообразить, что у меня губы в крови, как увидела слезы в его глазах. — В ее голосе вновь послышались иронические нотки. — Он уткнулся мне в грудь, рыдал и умолял простить его. На следующий день он прислал мне букет роз.
— Неужели ты не боялась его?
— Из-за чего мне, собственно, было бояться его? — Роза небрежно пожала плечами. — По правде говоря, Рамон не сильно отличался от других мужчин, которых я знала. Взять хотя бы моего собственного отца. За одним исключением — Рамон хотел отличаться от других. — Ее голос смягчился. — Понимаешь, я никогда не видела, чтобы мужчина плакал. И это убедило меня в том, что он не похож на моего отца, что он не такой грубый и бесчувственный. В душе — уговаривала я себя — Рамон очень любит меня.
Терри попыталась вспомнить, каким был отец Розы, ее дед. Воспоминания были туманны — грубоватый, угрюмого вида человек, не знающий ни слова по-английски, который однажды качал ее на руках. Каким-то подсознанием — возможно, это было не более чем плод ее воображения — Терри чувствовала, что в тот момент за ней наблюдала мать.
— После того самого случая, — продолжала Роза, — мне стало казаться, что Рамон испугался себя самого больше, чем я его. Он больше не пил при мне и до самой нашей свадьбы ни разу не ударил меня. — Она повернулась к Терри. — Знаешь, кого напоминает мне тот Рамон, каким он был до женитьбы? Рики. Зять всегда внимательно следил, какое впечатление производит на меня — со всеми его прожектами, мечтами и любовью к тебе. Точно ему было, что скрывать.
