Нина Васина - Глинтвейн для Снежной королевы
– Только с тобой за компанию.
– Нет! – вступила Элиза.
– Мне бабушка не разрешает, – невинно поморгала Лера.
– Сколько экстремизма, сколько целеустремленности и напора в этом юном невинном создании! – вздохнула Коломбина. – Предвижу озлобленную девственность до седых волос.
– Мимо, – заметила на это Лера. – Меня вчера изнасиловали.
– И как ощущения? – подалась к ней Коломбина, а Элиза судорожно цапнула рюмку со стойки и залпом выпила.
– Ничего особенного, – пожала плечами Лера.
– Что будешь делать?
– Отомщу.
– А вдруг ты залетела? Он предохранялся? – Придвинувшись лицом почти вплотную к лицу девочки, Коломбина с упоением всасывала выражение ее глаз, наслаждаясь произведенным шоком.
В расширенных глазах Леры полыхнул страх. Элиза со стоном выпила еще одну рюмку.
– Не паникуй. – Удовлетворенная Коломбина выпрямилась и успела забрать последнюю рюмку из-под руки Элизы. – Может, обойдется. Что ты хотела узнать?
– Бабушка одела тебя в костюм Снежной королевы. Два года назад. Помнишь?
– Ничего подобного! Из этого костюма Элизе принадлежит только накидка из шифона. А костюм был с презентации, на меня шит. Идея с лосем – твоей бабушки.
– С а-ле-нем, – поправила Элиза, с трудом справляясь с гласными.
– Где мальчик, которого ты увезла?
– Сбежал, – без всякого сомнения в голосе ответила Коломбина. – И карлуши мои сбежали. Нет, сначала карлуши подняли крик, а потом уже мальчишка побежал.
– А можно поподробней? – попросила Лера.
– Если поподробней, то начать придется с Воронежа. Там такая фишка… Сестра уговорила меня помочь сбежать из города Чуку и Геке – семейной парочке лилипутов. Какой-то их родственник из цирка подписал на них контракт – то ли на органы, то ли чтобы из них сделали чучела после смерти, я толком не поняла, но сдуру согласилась. Чук еще ничего себе – спокойный зверушка, с пониманием к моему росту и полу, а Гека оказалась вздорной сучкой, но это к делу не относится. Я их вывезла на поезде с жуткой конспирацией – в дорожных сумках, а гардероб мне потом багажом Гулливер отправил.
– Гулливер – это?…
– Зазывала в кафе моей сестры и по совместительству вышибала. Cестра как начала с детства подбирать всяких зверушек покалеченных, до сих пор не может остановиться. Но что-то в мужике есть, это точно. Рост, например, – два тридцать два, неплохо, да? Сшили на него настоящий костюм Гулливера, вот такие сапожищи со шпорами, и стоит он у кафе под названием «Гулливер», шляпой размахивает, посетителей зазывает. К нему-то и прибились сбежавшие из цирка Чук с Гекой. Сама понимаешь, после такой живой иллюстрации к роману Свифта в кафе отбоя не стало от посетителей. Лилипуты в шапочках с бубенцами пляшут, Гулливер сидит себе, трубочку покуривает, газету почитывает, но один раз за вечер лилипуты его обязательно на пол повалят, веревками обвяжут, и ну скакать по нему туда-сюда… Веселится, короче, народ в Воронеже, – закончила она с ностальгическим унынием. – О чем это мы?… – Коломбина показала знаками бармену убрать стекло под ногами и подготовить еще стопочки.
– Почему лилипуты испугались?
– Подъехали мы в нужное место… – Коломбина замялась, посмотрела на Элизу.
Та махнула рукой – рассказывай.
– Я так поняла, что мальчика заказал родной отец, и приемная мать в курсе.
– Без деталей, пожа-а-аста! – дернулась Элиза.
– Можно, конечно, и без подробностей, но мальчик спросил, куда мы едем, когда мои Чугеки затащили его в повозку. Я сказала, что к настоящему папе.
– Ты мне этого не говорила! – воскликнула Элиза.
– А ты спрашивала? – огрызнулась Коломбина.
– И что сказал Антоша? – задержала дыхание Лера.
– Он спросил: а мама знает? Конечно, знает, ответила я. Некоторое время мы играли в вопросы-ответы. Мама Валя – знает, и папа Валя – знает, бабушка – знает, и некая Муму – знает, и даже какой-то артист – на всякий случай я сказала, что артист тоже знает.
– А про меня он не спрашивал? – подалась к Коломбине Лера.
– Я уже точно не помню. Он мог называть тебя Мумой?
– Нет, я – Лера!
– Не помню. Нет, не спрашивал. Забыл, наверное, или был точно уверен, что ты не в курсе. В Рыбном его должен был забрать человек, посланник от отца, тот вроде бы – иностранец, светиться не мог. Подходит этот посланник, а мальчишка как раз возится в повозке с моими Чугеками – визг, смех! С обезьяной, правда, не повезло, она все норовила укусить, кого достанет, я в этот момент как раз держала ее возле себя на короткой цепи. Как увидели мои Чугеки мужика – из повозки выпрыгнули, кричат мальчику: «Беги! Это поводырь!» – и еще что-то о смерти. Я сама так обалдела, что цепь выпустила, обезьяна бросилась на мужика, а мальчик убежал. Вот и все кино.
– Куда он побежал? – с отчаянием в голосе спросила Лера.
– Он побежал за лилипутами, а мужик побежал за ним. Эти Чугеки довольно быстро бегают, а еще лучше прячутся, они, как крысы, – в мусорный бак заползают за секунду. Был шум, крики где-то и даже лязг крышек от металлических баков, как мне показалось. А потом вдруг – тишина! Я тоже пошла посмотреть. Иду, сверкаю, так сказать, в своем прикиде за три тысячи баксов, блестки рассыпаю, холодом дышу и все мусорные баки по дороге осматриваю. Ничего картинка, а? Не поверишь: возвращаюсь, а повозка с бешеной обезьяной испарилась! Тихо так, в свете фонарей снежинки колобродят, как мошкара, и ни души. Я сразу сообщила об этом Элизе и побрела в метро, как дура.
– Да все в порядке, – лихо шлепнула ладонью по стойке Элиза. – Через час грек мне позвонил, Антоша уже был у него.
– Догнал, значит, – вздохнула Коломбина, вливая в себя рюмочку. – Узнать бы теперь, куда подевались Чугеки – перед сестрой неудобно. Повозку с лосем, опять же, Шаня должна была подкатить к зоопарку.
– Я попрошу извинения у Прохора Аверьяновича, – пригорюнилась Элиза, подперев ладонью щеку. – Изворачивалась, врала, утаивала сведения, пока грек не дал знак, что они оба выехали за границу. А пистолет непременно выброшу в реку!
– А ты чего всполошилась, девочка? – спросила Коломбина после четвертой рюмки.
– Я брата ищу, мне без него жить неохота, – ответила Лера, закрыв глаза.
– А ты изобрази такой финт, – предложила Коломбина. – Отправляйся… Где он сейчас?
– В Бостоне, – подсказала Элиза.
– Отправляйся в Бостон, найми там телегу с ослом, купи дудочку и выкради брата! Хотя, постой… Мысль пришла романтическая, не перебивай, а то упорхнет. Корабль! Не телега, а корабль с алыми парусами. Он же подрос за эти годы, наверняка перешел от сказок к фэнтези.
Хихикнув, Коломбина опрокинула в себя пятую порцию.
– Я была в Бостоне. Моего брата там нет, – тихо сказала Лера. – Потому я и сижу тут, рюмки бью…
Элиза вытаращила глаза и некоторое время старательно фокусировала зрачки на лице девочки.
– Брось!.. – сказала она, не заметив в глазах внучки ни намека на шутку. – Грек души не чает в своем Антоне!
– Повезло кому-то, – кивнула Лера и спросила, наблюдая, как Коломбина заливает в себя шестую рюмку: – Что с Коломбиной бывает после шестой порции виски? Она не сказала.
– А?… – никак не может прийти в себя Элиза.
– После пятой она теряет способность разговаривать, а после шестой?
– О боже! – Элиза схватилась за голову, осматривая высоченную Коломбину, улегшуюся щекой на стойку. – Способность передвигаться!
Признание
Самойлов сидел в комнате для допросов в следственном изоляторе, смотрел на Зою Ялину, потел и злился. Уже больше часа так сидел – слушал, потел и злился. Колпаков вел допрос то участливо, с пристрастием к житейским мелочам – спрашивал, например, как родители одевали сестер – одинаково или младшенькая донашивала платья старшей? То напористо, с давлением и хамскими выпадами. Но Зоя Ялина в пятый раз твердила свою историю наизусть, не отступая от текста и не сбиваясь на воспоминания детства и вообще на какие-нибудь чувства по отношению к родителям или к сестре. Большим достижением было уже то, что она признала свое старшинство. Случилось это после подробного описания Колпаковым особенностей различий почерков у людей и сравнительного анализа ДНК. Он уверил ее, что эксперты содрали со штукатурки в доме достаточное количество подсохшей крови, чтобы этот анализ провести. И Зое пришлось в срочном порядке (пока анализ делается) решать, кто же она – жертва кровопролития или его инициатор. Для правильного выбора был приглашен адвокат, и через час после беседы с ним Зоя Ялина попросила следователя для чистосердечного признания.
И вот в присутствии Самойлова она в пятый раз прокручивала это самое чистосердечное. Получалось, что главное преступление Зои – попытка мошенническим путем получить «послесмертные», как она называла, деньги. По ее словам, после визита «инфарктного старикана» сестра пропала неизвестно куда. Подумав, что с этим фактом делать, Зоя решила на некоторое время стать Инной. И при этом отрицала любое физическое вмешательство со своей стороны в жизнь сестры. Просто она решила подождать: вдруг та обнаружится мертвой, и тогда весьма уместно будет получить по договору деньги от «Хипекса», подставив им тело сестры как свое собственное. Что касается крови в коридоре – да, Зоя погорячилась и когда-то нанесла своей сестре небольшую рану на руке, но чего не бывает между родными людьми. Сами поссорятся, сами и помирятся.