Лаура Липман - Балтиморский блюз
— Но что бы вы делали с деньгами, если, конечно, закон штата позволил бы вам получить их? Вы же никогда не выйдете отсюда.
Говоря это, Тесс услышала голос Джонатана: «Эти деньги — просто средство для достижения цели».
— Откуда мне знать, что это действительно стоящая информация, если никто мне за нее не заплатит? Я просил Абрамовича найти покупателя для моей истории. Но единственное, что ему удалось, — этой найти человека, который платит мне пятьдесят тысяч долларов в год за молчание.
— А зачем кому-то платить вам за молчание?
— Они заплатили мне, чтобы я дал показания, но всего однажды. Потом они каждый год платят мне, чтобы я не рассказывал о том, чего не делал. Неплохо, да? Двойное отрицание. Если я не скажу, что не делал этого, значит, я это сделал.
«Так что этот парень хочет рассказать историю о преступлении, совершенном человеком, которому удалось избежать ответственности, потому что он богат и имеет связи». Снова Джонатан помогает ей, подсказывает, куда нужно идти. Настолько богат, что смог убедить человека сознаться в преступлении, которого он не совершал? Что такое лишнее убийство для приговоренного к смерти, еще одно признание в его деле?
— Но вы заговорили. Вы общались с Джонатаном. Не слишком-то хорошо вы держите обещания, не так ли?
— Обещания! — Он выплюнул это слово ей в лицо. — Спросите у Абрамовича про обещания. Этот жид заключил сделку и заграбастал все мои деньги. Год назад я попросил представить мне отчет о состоянии моего банковского счета. Я знал, что деньги будут проходить через него, потому что люди, которые платили мне, не хотели, чтобы я знал, кто они такие. Абрамович сказал, что вложил их во что-то. Но когда я попросил показать мне мой счет, проверить сбережения, он долго мялся, а потом выдал: «О, я отдал деньги на благотворительность». Разве в это можно поверить? Никуда он их не отдавал. Он украл их. А вы думаете, как он начал заниматься частной практикой? Он и был благотворительностью. Он прикарманил мои деньги. Мои деньги!
От волнения голос Фокера не стал громче, но начал дребезжать. Теперь Такер шепелявил еще сильнее. Он шипел, слюна летела во все стороны при каждом слове. Только усилием воли Тесс заставила себя не отшатываться и не уворачиваться.
— И все это вы рассказали Джонатану?
— В итоге — да. Скорее, позволил ему разговорить меня. Мне нравилось общаться с Джонатаном. Он был симпатичный. — Фокер лукаво посмотрел на Тесс. — А зам он не казался симпатичным?
— Вы говорили ему, какое из признаний было ложным?
— Я сказал бы, если бы он мне заплатил. Но он сказал, что не собирается давать мне денег. А что с ним случилось потом, вы знаете.
«Да, я была там, ты, гаденыш».
— Вам не кажется, что Джонатан был убит из-за того, что услышал от вас?
— Не знаю и знать не хочу. Меня им не достать. Вот анекдот. В Мэриленде сложнее всего убить приговоренного к смерти. Я просто жду хорошего предложения. Сколько вы можете мне предложить?
Фокер наклонился к Тесс, теперь их разделяло всего несколько дюймов. Тесс, держа дистанцию, отодвинула стул назад. Что-то с этой историей не так. Чего-то не хватает. Даже если бы Джонатану тогда удалось выяснить, какое признание было ложным, пришлось бы узнавать, кого прикрывает Фокер. Мерзкая ситуация. Где-то живут родители мальчика, и их хоть как-то греет мысль о том, что убийца их сына сидит в тюрьме в ожидании смертной казни, пусть даже за убийство другого мальчика. И нельзя отбирать у них эту мысль, если не можешь рассказать им всю историю, сказать, кто это сделал на самом деле и почему. Фокер солгал, и что с того? Все равно он убийца. Но кому это выгодно?
— Вы не получите от меня ни цента, — сказала она. — Вы не знаете самого главного. Вы не знаете, чью вину на себя взяли. Без этого ваша история — голубые грезы.
Каламбур получился совершенно случайно, но Фокер пришел в ярость:
— Кого ты назвала голубым, ты, корова? Шлюха. Ты что, думаешь, что ты умнее всех? Ты пытаешься выяснить, какое убийство я не совершал, и это интересует тебя значительно больше, чем настоящий убийца. Джонатан думал, что он сможет найти его. Может быть, именно поэтому сейчас он мертв. По крайней мере, надеюсь, что так оно и есть.
Он вскочил на ноги, хрипло крича и брызгая слюной. Тесс тоже встала, радуясь, что оказалась выше его дюймов на пять.
— Я сейчас позову мистера Ларднера. Я хочу, чтобы вы оставались на своей стороне стола.
Фокер моментально успокоился. Тесс поняла, что он не боится ни тюремщика, ни ее. Он просто хочет держать все под контролем. «Идеальный заключенный» пытался загнать свою ярость как можно глубже. Когда пришел Ларднер, Фокер стал вести себя очень дружелюбно.
— Как прошла встреча? — обратился тюремщик к Тесс и Фокеру.
— Прекрасно, благодарю вас, — сияя, ответил Фокер. — Она просто красавица, правда, мистер Ларднер? Я бы с удовольствием пригласил ее на свидание.
Тюремщик кивнул, словно это была вполне здравая мысль.
— Думаю, я не совсем в вашем вкусе, — возразила Тесс. — И не только потому, что я женщина. Видите ли, мистер Фокер, я думаю, что вы просто не можете испытывать симпатию к человеку, которого не в силах убить или причинить ему боль. А я могу здорово надрать вам задницу. Вы просто гадкий мерзавец.
Фокер смотрел на нее волком. Гарфилд Ларднер стоял открыв рот, шокированный грубостью внучки рыбного короля Эда Монагана.
Глава 27
Вернувшись домой, Тесс попыталась влезть в шкуру редактора газеты, начальника Джонатана. Она сидела за компьютером и пробовала поставить себя на место человека педантичного и скрупулезного, способного часами разглагольствовать о том, что «это подразумевает» и «из этого следует», не замечая, что через улицу бушует пожар.
Что было необходимо сделать Джонатану, чтобы эта история попала в газету? Во-первых, ему нужно было бы вычислить ложное признание без помощи Фокера. Есть несколько способов сделать это. Поговорить с детективами, которые работали тогда в отделе убийств. Изучить полицейские отчеты и судебные документы.
Но этого мало. Абрамович мертв, а приговоренный к смерти Фокер — самый сомнительный источник информации, который только можно себе представить. Джонатан должен был бы отследить деньги, выяснить, откуда они приходят и куда уходят. Он, словно птичка, вьющая гнездо, должен был бы хвататься за любой материал, который только сможет найти. Прутики, веревочки, бумажки. Преимущественно — бумажки.
«Иди за деньгами», — шептал Глубокая Глотка[6] на вашингтонской автостоянке. Или это был не он? Не важно. Молодые честолюбивые журналисты, вроде Джонатана, повторяют эти слова как своеобразное заклинание. Иди за деньгами… После Майкла Абрамовича осталось около миллиона долларов. Можно начать с этого. Но хорошо бы порыться с мозгах Джонатана. К сожалению, его мозг был недоступен, и Тесс придется пойти другим путем.
Тесс взяла телефон и набрала рабочий номер Уитни.
— Слушай, а они уже вычистили рабочий стол Джонатана?
— Нет еще, но уверена, что скоро это сделают. Здесь слишком мало столов, чтобы можно было позволить себе долго скорбеть. А стол Джонатана стоит у окна, так что многие хотят туда сесть.
— А файлы из его компьютера? Они все еще лежат на сервере?
— Гм-м-м… Тот чувак, который у нас отвечает за компьютеры, уехал на какую-то конференцию, где его научат, как сделать систему еще сложнее и неудобнее для пользователей, поэтому он еще не успел освободить это драгоценное пространство. Но для того чтобы открыть эти документы, нужен пароль Джонатана, а его может знать только системный администратор.
— В любом случае мне не разрешат залезать в компьютер «Маяка». Даже если Тинер отправится в суд, газета из принципа будет утверждать, что это закрытая информация. А если судья решит это в пользу Рока, системный администратор все убьет — «совершенно случайно».
Уитни рассмеялась:
— Но ты же что-то придумала, правда? Держу пари, у тебя есть план.
— Будет, если ты мне расскажешь, как устроена внутренняя сеть «Маяка». Но, Уитни, я хочу провернуть все это сегодня ночью.
Через несколько часов Тесс и Уитни выехали из Феллз Пойнт в принадлежащем Уитни «джип-чероки». Как и Кроу, Уитни воспринимала все это как большое приключение, но одежду для него подобрала значительно лучше: черные легинсы и черный свитер крупной вязки поверх белой футболки. К этому прилагались массивные черные ботинки с белыми носками и золотые сережки с ониксом и мелкими жемчужинами.
— А где же белые перчатки? — игриво поинтересовалась Тесс, на что Уитни бросила ей пару, оставшуюся, скорее всего, еще с занятий танцами.
— Я, в отличие от тебя, могу позволить себе оставить отпечатки пальцев в здании.
— Белые перчатки с голубыми джинсами после первого сентября? Ладно, но, по-моему, это самое безвкусное сочетание.
