Екатерина Лесина - Браслет из города ацтеков
– Ты не пытаешься меня отговорить, – произнес Иван, снимая перчатки. – Или потребовать обещание сдаться. Я могу его дать. Я действительно не собираюсь уходить отсюда.
– Пока.
– Думаешь, я настолько слабоволен?
– Нет. Ты поврежден. Здесь, – Адам коснулся мизинцем лба. – Я знаю. Я сам такой. Ты контролируешь свои поступки. Однако твоя мотивация искажена фактором ложного восприятия мира.
– Интересно. Значит, я вижу не то, что вижу?
Пожалуй, в его внешности все-таки имелась яркая черта: глаза. Адаму еще не доводилось встречать подобный тип окраски радужки. Не карий, не желто-зеленый, но желтый, как акварельное солнце на детском рисунке. И специфическая форма разреза глаз усугубляла ассоциативную связь с кошачьими.
– Ты видишь то же, что и я или прочие люди. Слышишь. Осязаешь. Однако поступающая в мозг информация обрабатывается с поправкой на твое патологическое убеждение в собственной уникальности. Любой объективный факт интерпретируется субъективно таким образом, чтобы не нарушить заданную картину мира.
– Ты что, психиатр по совместительству? – Иван подобрался, но тут же заставил себя расслабиться и кулаки разжать.
– Нет. Я сумасшедший. Я знаю свою патологию. Я просто экстраполирую индивидуальный опыт.
– Опыт, значит… ты когда-нибудь слышал, как разговаривают духи? Хочешь, расскажу, каково это? Просыпаешься. Ночь. Темнота. Тяжелая. Садится на грудь и давит, давит, вытравливая воздух по капле. А когда ты почти задыхаешься, она отползает, позволяя вдохнуть. И ты дышишь, иначе сдохнешь. Но только в легкие вползает не воздух – темнота. Она в крови. И кричать о помощи бесполезно – не услышат. Зато в голове появляется шум. Сначала такой легкий звон, затем он сменяется шелестом, который нарастает. Точно море пошло на тебя войной. И вот ты уже смирился. Ты готов утонуть в этом долбаном море. А оно не топит. Только шелест превращается в голоса.
– Галлюцинации бывают яркими.
– Заткнись! Галлюцинации… я тоже думал, что галлюцинации. Я к врачу побежал. И что? И ничего! Переутомление. Отдохните. Расслабьтесь. Нет духов. Наука не признает. А у меня просто военное прошлое сказывается. Совесть грызет. И мирная жизнь выталкивает. Она всегда меня выталкивала, так что на хрен психиатров. Я перестал бояться духов. Я стал слушать. Они требовали крови. Пришло время долги отдавать. Я на свет появился, потому что духи помогли… прав был отец. Никто не понимал, только он. Но я держался. Я нашел способ. Темнота боится света.
– Солнце прогонит ночь?
– Именно. Я не стану убивать для них. Я нашел место бога. То самое, о котором говорили отец и дядя Паша. Там были сокровища. Я взял немного. Я должен был позаботиться о тех, кто остается. И я позаботился. Но главное, не клад, а вот это, – он расстегнул мастерку и вытащил кожаный шнурок с пластиной. Она имела форму прямоугольника шириной в три сантиметра и длиной в пять. Иван рванул, разрывая шнурок, и кинул пластину на стол. – Смотри. Бери-бери, не бойся.
Адам взял. Металл был теплым и слегка влажным. Цвет имел характерный, с красноватым отливом.
– Золото, – пояснил Иван.
Одна сторона была испещрена глубокими царапинами, складывавшимися в сложный рисунок. На второй виднелось схематичное изображение зверя. Вытянутое тело, длинный хвост, непропорционально огромная голова и желтые камни, вставленные в глазницы.
Ягуар? Определенно.
– Воины-Ягуары, последний оплот солнца. Они пришли в проклятый город, потому что понимали – больше идти некуда. Мир их агонизировал. Тень креста перечеркнула все. А люди, пришедшие из-за моря, много говорили о душе, но жаждали лишь золота.
Его речь стала рваной. Слова вклинивались меж нотами симфонического оркестра, разбивая музыку.
– Они сказали: ваши боги – зло. Отдайте их нам. Мы же дадим вам нового бога. Ему не нужно золото. Не нужна кровь. Не нужны сердца. Он возьмет ваши души.
– Интересная интерпретация христианства.
– И опустели храмы. Ушел Тлалок, хозяин молний и дождей. Исчез Кетсаткоатль милосердный, хранитель наук. Умерла в плавильной печи Тонатцин, всеобщая мать, и женщины остались без защиты. И великий Тескатлипока, владыка нижнего мира, оказался беззащитен пред жадностью. Плакали осиротевшие мешики. И хитроумный Куаутемок, не видя иного выхода, позвал последних Воинов-Ягуаров. Им он отдал сердце умирающей империи, золотого идола Уицилопочтли, внутри которого спрятал драгоценные камни и не менее драгоценные свитки. Он отправил Ягуаров в такое место, которое должно было защитить это величайшее из сокровищ. Я видел его. Веришь?
– Верю.
– Он был таким, как и описывал Берналь Диас. «Первый, находившийся по правую руку, сказали они, был идол Уицилопочтли, их бог войны, его лицо и нос были весьма широкие, а глаза безобразные и свирепые; все его туловище было покрыто столь многими драгоценными камнями, золотом и жемчугом».
Иван говорил с закрытыми глазами. Пальцы его гладили поверхность стола.
– Его вывозили тайными тропами. Я помню это. Я знаю, что я был среди тех, кто шел по пути солнца. Я дышал за него. Я слышал, как билось его сердце. Я помню, как мои-его пальцы касались мокрых листьев и как кровили, разодранные веревками. Как мы скользили сквозь джунгли, неслышные, словно тени. И как тащили по разведанному пути носилки. И как желтый ягуар вышел нам навстречу. Мы поклонились ему, сказав: «Здравствуй, отец». А он не тронул никого, но повернулся и позвал за собой. Он указал нам пещеру, глубокую, как колодец дождей.
Ложные воспоминания сродни галлюцинациям. Однако Иван вряд ли согласится с данным утверждением. Эти воспоминания – становой хребет его нынешнего мира.
– Мы спрятали бога и подарили ему испанского монаха и испанского солдата. А моя невеста решила остаться рядом с Уицилопочтли. И я не посмел перечить ее желанию. Я знал, что и сам не вернусь в гибнущий Теночтитлан, и потому попросил лишь об отсрочке. Мы вышли из пещеры, и тогда умнейший из нас, который мог бы стать жрецом, но стал воином, сказал: «Мы спрятали один след. Но мы должны оставить другой». И все, кто слышал его, согласились. Так появился ложный тайник. Один из нескольких. Когда работа была окончена, мы умерли. Мы отдали нашу кровь и нашу жизнь, чтобы солнце могло возродиться. И оно возродилось, здесь.
Иван прижал ладонь к сердцу.
– Я – Ягуар, отравленный ядом темного города. Я должен уйти, но сначала – напоить солнце кровью. Тогда оно дождется кого-то настоящего.
Девушка и невеста. Солдат и боец. Монах и… жрец? Аллюзии читались легко. И логичность связей подтверждала версию безумия. Последней жертвой станет сам человек-зверь. Данный поступок укладывается в концепцию мира.
Что ж, Адаму будет легче уходить, осознавая, что цикл убийств не продолжится.
Музыка оборвалась. И продолжилась, но уже из коридора.
Часть 8
Гибель солнца
Мы все еще идем. Сколь долог путь. Ноги мои избиты в кровь. Раны Педро воспалились, и теперь тело его источает смрад. На запах этот слетаются мухи и иные твари, а мешики сторонятся Педро. Они полагают его нечистым и даже называют проклятым.
Я жду, что Тлауликоли прикажет его убить или же сам исполнит грязную работу, но он ждет. Чего? Не знаю.
Мы идем. Мерное движение это завораживает однообразием. И единственной отдушиной – воспоминания. Их осталось не так много, и каждое – драгоценно.
Теперь, по вечерам, я не тороплюсь, как прежде, излагать свои мысли, но тщательно продумываю то, что желал бы написать. В моей голове живет тысяча мелочей, и каждая выглядит важной.
Это не так.
Я помню отступление и бои. Помню умирающих, которых причащал, освобождая от грехов. Я помню болезных, что цеплялись за жизнь упорно. Я помню живых и мертвых и думаю о том, кто из тех, кто жил, ныне мертв?
Я помню берега озера и гладь его, синюю и блестящую, словно шелковый платок. И солнце, выбираясь на небосвод, щедро сыпало золото.
Золото же скрывалось и за стенами Мешико…
Многое нам пришлось пережить, прежде чем оправились мы от ран, нанесенных мешиками. И все чаще раздавался ропот недовольных. Требовали они возвращения на Кубу, желали покоя. Но упрям был Кортес.
– Вы хотите вернуться? – спросил он, собрав и капитанов, и солдат. – Куда? На Кубу? И что вы скажете тем, кто выйдет встречать вас? Что вашей силы духа не хватило, чтобы удержаться на землях Новой Испании? Что трусость заставила вас отступить? Что имя Господа бросили вы на поругание идолопоклонникам?
Молчали люди. И шептались, дескать, слова говорить легко, но что делать, ежели не осталось у нас ни пороха, ни аркебуз, ни пушек. А войско мешиков огромно.
– Мы уходили с Кубы открыть новые земли, – Кортес развел руки и повернулся к лесу. – Вот они. Лежат перед вами. Таят неисчислимые богатства. И если бросим мы все, как есть, то другие пойдут по нашему следу.
