Алина Егорова - Дар богов
Купались, загорали, некоторые с непривычки даже обгорели, и вожатая, чтобы не держать отряд на пляже дольше времени, повела всех в лагерь. Прошел обед, за ним наступил тихий час, минул ужин… Близилось время Х, когда все должно было разрешиться.
– Свет, цепочку тебе вернули?
– Нет, конечно!
– Ты хорошо смотрела?
– Сто раз!
Морок умиротворенности прошел, обнажив болезненную действительность.
– Девочки, вы меня очень расстроили! Значит, так: если сейчас же никто не признается, я буду вынуждена сама проверить ваши чемоданы, – предупредила Катерина. Она смотрела на притихших воспитанниц строгими глазами.
Признаний не последовало, девочки лишь переглядывались – молча.
– Что же, начнем по часовой стрелке. Гуля, ты первая. Открывай тумбочку! Хорошо, ничего нет. Сумку неси. Теперь матрас поднимай… Кто дальше? Юля, ты!
– Свету пропускаем. Дальше – Зина.
Опять этот холодок. Ее же утром проверяли, да и потом она еще раз внимательно осмотрела свои вещи, словно не веря себе. На самом деле девочка ужасно боялась не себя, а той неведомой подлой силы, которая способна свалить чужую вину на нее.
– Так! Это что?!
Зина стояла как стеклянная. В ушах у нее загудело, и она почувствовала, как выпадает из реальности. В ее тумбочке, там, где еще пятнадцать минут назад было пусто, лежала золотая цепочка! А вокруг галдели девчонки, они тыкали в нее пальцами и кричали: «Воровка!»
Зина хорошо помнила, как проверяла свой ящик перед тем, как одна из девочек позвала ее в холл. В палате оставалась Света. Неужели она подложила ей собственную цепочку?! Но зачем?! Они со Светой не ссорились и даже не общались! Зина нашла случившемуся лишь одно объяснение: Света потеряла цепочку в своих вещах, а когда нашла, ей стало неловко в этом сознаться, и она подбросила цепочку ей, как самой беззащитной. Но как же это все объяснить, да так, чтобы ей поверили, когда нет доказательств? Не хочется, совсем ей не хочется оправдываться! А еще голос ее будет дрожать и навернутся слезы на глаза, если она заговорит. Как же нелепо и отвратительно все сложилось!
Ночь была ужасна. Это была самая жуткая ночь, которую пережила Зина, ужаснее тех, когда девочки рассказывали страшилки про мертвецов, после чего в окнах им мерещились чьи-то костлявые руки. Они, как ветки, царапали по стеклу, норовя проникнуть в палату и схватить кого-то за горло. Теперь мертвецы уже не казались страшными, Зина бы предпочла, чтобы они утащили ее в свою пещеру, лишь бы не слышать несправедливых обвинений, потоками лившихся в ее адрес.
– Воровка, воровка, воровка… – шипели девчонки.
– Уходи из нашей палаты, воровка!
Юлька подскочила с кровати, схватила Зину за руку, попыталась оттащить ее к выходу. Зина, хоть и была самой маленькой, но сил у Юльки не хватило.
– Девки, давайте ее вынесем в коридор! – обратилась она за подмогой.
– Да что вы, совсем уже?! – заступилась за Зину Настя. – Оставьте ребенка в покое.
Зина была благодарна Насте за поддержку, но этот ее «ребенок» больно резанул по ее самолюбию. Ее воспринимают как маленькую. Маленькую не ростом, а развитием, оттого и жалеют. Как же ей надоела эта жалость!
– Давайте объявим ей бойкот! – не унималась Юлька.
Зина сжалась. Бойкот был страшным словом в детском коллективе, хуже отчисления из лагеря, которым воспитатели пугали хулиганов. Тот, кому объявили бойкот, не просто изгой, а официально признанный изгой, на какое-то время или навсегда – зависит от поведения бойкотируемого. Если у него характер лидера, он сумеет обернуть ситуацию в свою пользу, и бойкот очень быстро отменят, а с другими детьми часто все заканчивается печально.
– Давайте, давайте! – подхватили девочки. – С этой минуты мы с Зинкой больше не разговариваем! Слышала, воровка, с тобой никто не разговаривает!
Зина промолчала. Она поглубже зарылась в одеяло и отвернулась к стенке. Это был ее малюсенький мирок в этой палате и в лагере, где каждый квадратный метр общедоступен и где абсолютно негде уединиться. Даже душ с туалетом – и те с открытыми кабинками.
Проснулась она от удара подушкой по голове. К сожалению, бойкот не исключал оставления ее в покое. Зина приподнялась на локтях, соображая, чьих это рук дело. К ней уже шла хозяйка подушки – Света. Когда та приблизилась, Зина, сколько было сил, замахнулась и огрела ее по голове.
– Ээээ, воровка, совсем обнаглела?! Это Юлька подушку бросила!
– Вот ей и передай!
– А тебя не спрашивают, воровка! – отозвалась Юлька стоя, однако, поодаль.
– Сама воровка! – огрызнулась Зина.
Все вдруг замолчали. Даже языкастая Юлька не нашла что ответить. Чтобы Зина стала пререкаться? Это что-то новенькое! Все привыкли, что она – тихая, молчаливая, интеллигентная – идеальная жертва, на нее можно сесть и ножки свесить, а она будет все терпеть.
Юлька присмирела, другие девочки тоже прекратили задираться и вообще, перестали ее замечать. Дразнят ее или нет, Зина все равно в лагере чувствовала себя скверно. Дни потянулись медленно и казались мрачными даже при ярком солнце, оставаться в лагере было невыносимо, а до конца смены – еще почти две недели.
Когда все разошлись по кружкам, Зина нашла уголок в беседке и начала писать: «Дорогая бабушка! У меня все хорошо, погода у нас хорошая. Бабушка, я очень хочу домой, забери меня, пожалуйста, отсюда!»
Она добавила еще несколько предложений про море и про питание. Запечатала конверт и побежала в главный корпус, где висел лагерный почтовый ящик. Еще в первый день смены всезнающие девочки говорили, что письма из ящика вынимают до полудня, а сейчас – одиннадцать. Если успеть отправить письмо, то сегодня же его привезут в город, и можно рассчитывать на то, что в ближайшее время его получит бабушка.
Но, увы, Алевтина Наумовна в ближайшее время письмо не получила, оно вообще до нее дошло лишь спустя месяц. Зина беспокоилась. Она уже собрала вещи и каждый день до глубокого вечера ждала бабушку. Как бы ей хотелось позвонить домой, услышать родной голос, спросить: «Когда же ты за мной приедешь, бабуля?» Междугородный телефон был где-то далеко, в Гируляе, а лагерным, тем, что стоял в кабинете директора, можно было пользоваться лишь в экстренных случаях, то есть практически нельзя.
Зина чувствовала, что до конца смены в лагере она не дотянет. Отчаявшись дождаться приезда бабушки, девочка решила вернуться домой самостоятельно. Чтобы не вызвать подозрений, чемодан она брать с собой не стала, взяла только рюкзачок. За чемоданом можно и потом приехать, с бабушкой вместе.
– Я на рисование, – бросила она Катерине, направляясь в сторону клуба, где проходили занятия в кружках.
Немного не доходя до клуба, Зина свернула в сторону беседок, уютно спрятанных за кустарниками. Беседки в этот час пустовали, и ей никто не мог помешать перелезть через забор. Оглянувшись, Зина ловко вставила ножку в ячейку металлической сетки, затем – вторую, приподнялась на руках… прыжок вниз – и она уже на свободе, то есть в лесу. Теперь надо быстренько уносить ноги подальше от лагеря, пока ее не хватились. Вожатая иногда проходит по кружкам, проверяет, все ли на месте.
К остановке девочка пробиралась лесом, в обход. По дороге, конечно, получилось бы ближе, но там часто ездят машины в лагерь или из лагеря, и кто-нибудь обязательно обратит на нее внимание.
Зина думала идти параллельно дороге, чтобы не сбиться с пути; дорога была где-то рядом, она слышала ее шум, но где именно – понять не могла. Сначала ей казалось, что дорога справа, и она двинулась туда, потом шум утих, и уже стало непонятно, куда идти. Сколько времени прошло, Зина не знала. Усталости девочка не чувствовала, ее «несло» огромное желание – оказаться скорее дома. Она совсем забыла про страхи, посеянные в ее душе ночными рассказами девчонок про черного дровосека, который давно умер, но до сих пор ходит по лесу с топором и отрубает им конечности заблудившихся в лесу людей. Теперь, оказавшись в лесу совсем одна, Зина поняла, что черные дровосеки, черные вдовы, черные русалки и прочая чернота – просто душки по сравнению с реальными опасностями, которые ее подстерегают.
Опасности эти не заставили себя долго ждать. Где-то совсем близко послышался хруст веток, словно на них кто-то наступил, и тяжелый звук чьих-то шагов. Зина прислушалась, огляделась по сторонам. Ее глаза различили среди густой листвы темную фигуру человека. Она что-то слышала о педофилах. Кто они такие, она точно не знала, по ее представлениям, это маньяки, охотящиеся на детей. Мужчина ее заметил раньше, чем она успела спрятаться. Лучше бы это был черный дровосек – от него можно защититься, если скрестить пальцы и произнести заклинание-оберег, а от педофила никакие крестики и заклинания не спасут. Зина что есть силы рванула наутек. Она летела не разбирая дороги: по канавам, через царапавшиеся кусты и заросли крапивы.
– Не бойся, малышка! – прокричал ей мужчина, явно желая ее поймать. Но не тут то было – Зина бегала быстрее всех во дворе.
