Морье Дю - Трактир Ямайка
-- На избранной вами стезе, на вашей дороге вы не найдете во мне попутчика, мистер Дейви.
-- Дорога? Кто говорит о дороге! Мы поедем по болотам и холмам, по граниту и вереску, где некогда бродили друиды.
Она чуть было не рассмеялась ему в лицо, но он уже повернулся к двери, пропуская ее вперед. Насмешливо изобразив реверанс, она вышла в коридор. Бесшабашный дух приключений овладел ею; она более не боялась ни его, ни ночи. Ничто не имело теперь значения, потому что человек, которого она любила, был на свободе, незапятнанный. Она могла любить его теперь, не стыдясь, и заявить об этом во всеуслышание. Теперь она знала, что он совершил ради нее, знала, что он снова придет ей на помощь. В своем воображении она слышала, как он мчится по дороге вдогонку за ними, бросая вызов противнику.
Мэри последовала за Фрэнсисом Дейви до конюшни, где стояли уже оседланные лошади. Она удивилась.
-- Разве вы не собираетесь взять двуколку? -- спросила она.
-- Нет, Мэри, нам придется пуститься в путь налегке. Вы и так достаточная обуза, даже без дополнительного багажа, -- ответил он. -- Не может быть, чтобы вы не умели ездить верхом. Любая женщина, выросшая на ферме, умеет. Я буду придерживать лошадь. Ехать, увы, придется медленно. Кобыла уже немало потрудилась сегодня и будет упрямиться, если ее станут погонять. А мой конь, как вам известно, охромел, и ходок из него плохой. Ах, Неугомонный, если бы ты только знал, если бы только мог понять, что в этом бегстве немалая доля твоей вины. Когда ты потерял в вереске гвоздь от подковы, ты выдал своего хозяина. В наказание тебе придется скакать под женщиной.
Ночь выдалась темная, сырая. Дул холодный ветер. Облака плотно заволокли небо, и луне через них было не пробиться. Мэри поняла, что первый кон проигран: удача пока сопутствовала викарию Олтернана. Садясь в седло, девушка подумала было крикнуть во все горло. Может быть, кто-нибудь из деревенских проснется и придет на помощь? Но едва эта мысль промелькнула в ее голове, как она почувствовала железную хватку вокруг щиколотки. Он вставил ее ногу в стремя и, подняв голову, улыбнулся.
-- Битая карта, Мэри, -- сказал он. -- В Олтернане ложатся спать рано. Пока они протрут глаза, я буду уже далеко на болотах, а вы останетесь лежать вниз лицом на мокрой траве. И что станется с вашей молодостью и красотой? Если у вас замерзли руки и ноги, езда согреет их. Неугомонный славно понесет вас.
Мэри молча взялась за поводья. В своей рискованной игре она зашла так далеко, что вынуждена будет играть ее до конца.
Викарий вскочил на гнедую, привязав Неугомонного за уздечку к своему седлу, и они отправились в путешествие.
Когда они проезжали застывшую в молчании, погруженную в темноту церковь, викарий обнажил голову и, взмахнув шляпой, отвесил поклон.
-- Вам надо было слышать, как я читал проповеди, -- тихо произнес он. -- Они сидели на скамьях, словно овцы -- именно так, как я изобразил их: с разинутыми ртами и дремлющими душами. Церковь для них была всего лишь четырьмя каменными стенами с крышей. И только оттого, что некогда ее освятили человеческие руки, они считали ее святой. Не ведают они, что под ее основанием лежат кости их языческих предков. Там сокрыты древние алтари из гранита, на которых совершались жертвоприношения задолго до того, как умер на кресте Христос. Я, бывало, стоял в церкви в полночь, Мэри. Там, в тишине, слышен невнятный гул голосов и шепот неуспокоенных душ, томящихся глубоко в земле. Им неведомы ни церковь, ни Олтернан.
Его слова напоминали Мэри, что она испытывала в темных коридорах "Ямайки". Смерть дяди для дома была ничто. И когда она стояла рядом с его телом, от стен веяло чем-то жутким. Этот дух господствовал здесь и раньше, с тех пор как холм, на котором стоял злосчастный трактир, был куском гранита среди вересковых болот. Девушка вздрогнула, словно от соприкосновения с чем-то чуждым и страшным, принадлежавшим иному миру.
Очнувшись и посмотрев на Фрэнсиса Дейви, она содрогнулась вновь -- взор его был обращен к тому, ушедшему миру.
Путники достигли края вересковых зарослей и двинулись по неровной тропе, ведущей к броду. Перебравшись через ручей, они очутились в самой сердцевине черной болотной пустоши. Здесь уж не было ни тропок, ни дорожек -- лишь жесткая трава да сухой вереск. Лошади то и дело спотыкались о камни, проваливались в зыбкую почву трясины. Но Фрэнсис Дейви по-ястребиному зорко сразу замечал опасное место и, чуть помедлив, всякий раз безошибочно отыскивал надежную тропу.
Скалистые холмы обступили их со всех сторон, стеной отгораживая всадников от остального мира. Шедшие бок о бок лошади осторожно и неспешно прокладывали путь через жухлый папоротник.
Мэри начала терять надежду. Глядя на громаду холмов, девушка чувствовала себя слабой и беспомощной. Ворлегган оставался все дальше позади, и даже Норт-Хилл, казалось, был где-то на другом краю света. Колдовская сила, издревле и на веки вечные воцарившаяся над пустошью, делала ее неприступной. Но не для Фрэнсиса Дейви. Он владел ее тайной и с легкостью, словно в собственном доме, пробирался во тьме через топи.
-- Куда мы направляемся? -- спросила наконец девушка.
Он повернулся к ней и с улыбкой указал на север.
-- Возможно, вскоре стражники станут патрулировать прибрежные районы Корнуолла, -- сказал он. -- Я говорил вам об этом, когда мы вместе возвращались из Лонстона. Но сегодня и завтра нам пока некого опасаться. Только дикие птицы властвуют над просторами от Боскасла до Хартленда. Атлантический океан всегда был моим другом. Быть может, более безжалостным и суровым, чем хотелось бы, но все же другом. Вы знаете, что такое корабль, не правда ли, Мэри Йеллан? Хотя в последнее время предпочитали не говорить о них. Так вот, именно корабль и увезет нас из Корнуолла.
-- Значит, мы должны покинуть Англию, мистер Дейви?
-- А что еще вы могли бы предложить? Отныне викарий Олтернана вынужден порвать со Святой Церковью и снова стать беглецом. Вы увидите Испанию, Мэри, и Африку. Узнаете, что такое солнце, почувствуете под ногами песок пустыни. Если пожелаете, конечно. Мне все равно, куда мы отправимся, выбор за вами. Отчего вы улыбаетесь и качаете головой?
-- Потому что все, о чем вы говорите, мистер Дейви, -- плод вашей фантазии. Ничего такого не будет. Вы же прекрасно знаете, что при первой возможности я постараюсь сбежать от вас. Из первой же деревни, что встретится нам на пути. Я поехала с вами лишь потому, что боялась, как бы вы не убили меня под покровом ночи. Но с наступлением дня, как только мы окажемся среди людей, вы будете столь же бессильны, как сейчас я.
-- Как вам будет угодно, Мэри Йеллан. Я готов пойти на риск. Но, уповая на избавление, вы, однако же, забываете, что северное побережье Корнуолла совсем не похоже на южное. Вы ведь из Хелфорда, насколько я помню, из мест, где вдоль реки меж уютных аллей проложены тропы, а деревушки переходят одна в другую, и домики стоят близ дороги. Северное побережье едва ли столь гостеприимно -- вы в этом сами сможете убедиться. Оно так же безлюдно и пустынно, как эти болотные пустоши. Вряд ли вам приведется увидеть чье-либо лицо, кроме моего собственного, до тех пор, пока мы не доберемся до пристанища, к которому направляемся.
-- Допустим, все это так, -- отвечала Мэри. От страха в голосе ее неожиданно прозвучал вызов. -- Допустим даже, что мы доедем до моря и окажемся на судне, ожидающем вас, и пустимся в плавание. И вы воображаете, что, куда бы вы ни направились -- в Африку или Испанию, - - я покорно последую за вами и не разоблачу вас как убийцу?
-- К тому времени вы забудете об этом, Мэри Йеллан.
-- Забуду?! Забуду, что вы убили сестру моей матери?
-- Да, и это, и многое другое. Забудете и болота, и "Ямайку", и то, как вы по глупости забрели невесть куда и случайно повстречались со мной. Забудете слезы, что лили по дороге из Лонстона, и о молодом человеке, явившемся их причиной.
-- Вам нравится лезть в чужую душу, мистер Дейви.
-- Признаюсь, рад, что сумел задеть вас за живое. Ах, не кусайте губы и не хмурьтесь. Мне нетрудно догадаться, о чем вы думаете. Я ведь говорил вам, что за свою жизнь выслушал немало исповедей и лучше вашего понимаю движение женской души. Тут у меня явное преимущество перед братом трактирщика.
Он вновь улыбнулся жуткой улыбкой маски. Мэри отвернулась, чтобы не видеть насмешки в его глазах.
Дальше они ехали молча. Через некоторое время девушке начало казаться, что ночная тьма сгущается, влага повисла в воздухе, и не стало видно очертаний холмов. Лошади ступали медленно и неуверенно, то и дело останавливаясь и тревожно всхрапывая. Не было видно ни зги, но Мэри чувствовала, что под ногами предательская вязкая почва. Болота обступали их со всех сторон. Вот отчего так беспокойны были лошади.
Мэри взглянула на Фрэнсиса Дейви. Он сидел в седле, низко наклонясь вперед и пристально вглядываясь в сгущавшуюся мглу. По выражению его лица, по плотно сжатому рту она поняла, что каждая жилка его напряжена и что он думает только об одном -- как миновать опасное место. Нервозность лошади передалась Мэри. Она подумала об этих топях, виденных ею при дневном свете: коричневые пучки травы, колышимые ветром тонкие, тесно прижавшиеся друг к другу, камыши, шуршащие и подрагивающие от малейшего дуновения, а под ними -- темная вода, словно застывшая в молчаливом ожидании...
