Анна Данилова - Комната смеха
– Так что случилось второго ноября, не томи?
– То, что случилось второго ноября, имеет лишь косвенное отношение к Эмме Майер. Потому что она погибла первого ноября, поздно ночью. Аксюта рассказывал мне, как все было. Дима возвращался со съемок и из машины позвонил в ту самую квартиру, которая была расположена по соседству с квартирой Тарасовых. Он понимал, что Эмма в это время могла быть дома и даже спать вместе с мужем, но позвонил на всякий случай. И так случилось, что Эмма в это время была там. Она сказала, что муж смотрит футбол, что это надолго и он не хватится ее. Они поворковали немного, Эмма призналась ему в том, что у нее убежал кофе и она моет плиту. Настроение у нее было хорошее, она была спокойная… Да, вот что еще. Она сказала, что в квартире нет света и она все делает при свете свечи, это очень романтично. Он посоветовал ей щелкнуть каким-то выключателем в щитке, но она сказала, что боится. Тогда Аронов успокоил ее, сказав, что сейчас приедет и все сделает или позвонит мастеру. Еще добавил, что заедет в магазин и купит что-нибудь к ужину…
– Да у них была семья!
– В общем-то, да. Даже две семьи, я бы сказал. И часто вы… женщины, поступаете так с нами, мужиками?
Но я пропустила этот вопрос мимо ушей. Меня интересовала развязка. Я сидела в машине рядом с Вадимом, смотрела на проплывающие мимо меня огни большого города, на синее, почти черное небо и очень хорошо представляла себе квартиру, освещенную одной-единственной свечой. Вот Эмма стоит у плиты и моет ее, потом берет телефонную трубку и слушает, о чем говорит Аронов. Красавчик Аронов, мечта любой женщины, сказка, а не мальчик… Неужели Эмма была так хороша, что смогла влюбить его в себя? Удивительный, ни на что не похожий роман.
– Он приехал, так скажем, домой. В квартире было темно, если не считать горящей свечи в гостиной. Он позвал Эмму, но ему никто не ответил. Он подумал, что она дома, у мужа, и первое, что предпринял, – это повозился в щитке и включил свет. И вот тогда он и увидел ее… Она лежала на полу, ее голова была совсем рядом с батареей. Как он сказал Аксюте, заметив на полу следы борьбы, он сразу понял, что произошло. Он понял, что Тарасов обнаружил дверь, вошел в квартиру и, увидев там Эмму, набросился на нее… Видимо, она защищалась, потому что шторы на окне были оборваны, как если бы она пыталась за них зацепиться и подняться с пола… Он не бил ее по лицу, а просто, видимо, тряхнул сильно или толкнул так, что она ударилась головой о батарею… Удар был сильный, потому что она сразу умерла. И нигде ни одной капли крови…
– И что же было потом?
– Видишь ли, Аронов – знаменитость. А это накладывает свою печать на поведение и характер человека. И как бы он ни любил Эмму, он не мог допустить, чтобы в его квартире обнаружили труп женщины, чтобы нашли потайную дверь… Это был бы скандал, шум и, быть может, даже конец карьере. Он провел несколько часов возле трупа, пытаясь осознать, что же произошло, а потом позвонил Аксюте и вызвал его к себе.
– Бедный Аксюта! – вздохнула я, представляя себе, что испытал ни в чем не повинный Михаил Ильич, когда вошел в квартиру и увидел труп своей лаборантки. – И что же было дальше?
– Аронов понял, что Эмму убил Тарасов, но если бы он вызвал милицию и началось расследование, то при любом раскладе только его имя запестрело бы в заголовках всех газет, он один засветился бы как главный персонаж этой трагедии. К тому же нельзя отрицать и того, что Тарасова могли бы оправдать. Подумай сама: обманутый муж обнаруживает потайную дверь, через которую его жена бегает к любовнику. Это непредумышленное убийство, понимаешь? К тому же Эмма была не удушена, не зарезана, не застрелена… Да и вообще я склонен предположить, что это был несчастный случай. Не думаю, что у Тарасова было в планах убить свою жену. Скорее всего, между ними произошел тяжелый разговор, скандал, может быть, даже с рукоприкладством. Но тот факт, что на лице Эммы Майер не обнаружено ни одного синяка, ни одной ссадины, указывает на то, что Тарасов ее не бил.
– А вдруг это был не Тарасов, а сам Аронов?
– Убил, а потом покончил жизнь самоубийством? Ради чего? Это бессмысленно. К тому же ты не знаешь, что произошло после этого…
– И что же? Хотя подожди… Судя по тому, что мы сейчас едем в Раздоры, Аронов с дядей привезли труп Эммы сюда, в дом… чтобы потом закопать в саду или лесу…
– Почти так, да не совсем. Они действительно перевезли труп, но Аронов не захотел хоронить ее. Во-первых, он запил и сам, уже один, когда Аксюта уехал, спустил тело в холодный подвал дома, где оно пролежало довольно долго. Когда он напивался до бесчувствия, то звонил Аксюте и говорил, что собирается убить Тарасова. Он ненавидел его и был уверен, что это именно он убил жену. И вот тогда-то ему пришла в голову мысль извести Тарасова…
– Посылки? – догадалась я.
– Да. Он стал отправлять ему посылки…
– Подожди, вы не арестовали Тарасова?
– Арестовали. Он тоже напился и теперь спит в СИЗО. Судя по тому, что окно в его комнате оказалось распахнутым настежь, а на столе лежал черновик предсмертного письма, он хотел выброситься из окна, но не смог…
– Его еще не допрашивали?
– Говорю же, он – никакой. Но завтра, когда он протрезвеет, думаю, он много чего нам расскажет.
– Значит, посылки ему отправлял Аронов… Но зачем же тогда Анне надо было признаваться в том, что их посылала она?
– Думаю, это было идеей Тарасова. Таким образом он хотел сбить нас со следа. Он не хотел, чтобы мы докопались до любовника его жены. Ведь тогда и Аронов бы не стал молчать и все рассказал. Не думаешь же ты, что он взял бы все на себя? Зачем? Если бы я вычислил, к примеру, кто отправлял эти посылки, и мы в конечном счете задержали Аронова, то он бы начал давать показания против Тарасова. Алексей это понимал и делал все возможное, чтобы снять с себя все подозрения. Но для этого ему требовался союзник, человек, на которого можно было положиться.
– Этим человеком оказалась Анна…
– Как ни странно, да.
– Думаешь, она что-нибудь знала?
– Нет, не думаю.
– Но кто же тогда та женщина, которая погибла в автокатастрофе и которую он похоронил как жену?
– Думаю, завтра он сам об этом расскажет.
Дом Димы Аронова утопал в снегу. Снегом присыпало и окружившие дом машины. В просторном холле, застланном коврами и ярко освещенном большой подвесной люстрой в форме водопада, в кресле сидел, опустив голову, человек средних лет, с аккуратно подстриженной головой и в очках. Худые колени, острые локти, большие, длинные, как лыжи, мокрые от талого снега ботинки. Это и был Михаил Ильич Аксюта. Судя по всему, он уже показал понаехавшим в дом погибшего племянника людям из прокуратуры и милиции, где находится подвал, в котором Дима Аронов держал тело Эммы Майер. Приехала и бывшая домработница Аронова, маленькая пухлая черноглазая женщина в шубке. Лицо ее было красным и заплаканным. Судя по всему, она ничего не знала и теперь, когда ей рассказали про подвал, испугавшись, твердила: «Я ничего не знала… Ничего… Это была такая прекрасная пара… Он не мог убить, не мог… Дима – добрый, хороший, щедрый… Работать в его доме было приятно, все чисто, без пьянок, без шприцев, как у других… Эммочка была постарше, но какая душевная женщина… красавица… она отдала мне свои туфли и подарила кофеварку…»
Дом был большой, двухэтажный, красивый, но холодный, потому что в нем вот уже несколько дней никто не жил и он не отапливался.
– Зачем они сюда приехали? Что им здесь всем нужно? – спросила я Вадима.
Мне было неприятно, что после смерти хозяина по дому ходят чужие люди, роются в его вещах, как если бы он действительно был в чем-то виноват. Большую активность проявлял помощник Вадима, Васильев. Чувствовалось, что ему доставляет удовольствие командовать экспертом, указывать на то, на что, по его мнению, еще надо бы обратить внимание. Но и без экспертизы было ясно, что в доме, помимо самого Аронова, жила женщина. Забытая на кресле-качалке теплая шаль, оброненная заколка, духи и баночки с кремами на туалетном столике и на полочке в ванной комнате, женские домашние туфли, халаты, ночные сорочки, след от губной помады на чашке в кухне, женские иллюстрированные журналы, разбросанные на медвежьей шкуре перед камином…
– Они работают, не обращай внимания. Хочешь посмотреть их спальню?
Я поняла, что он имел в виду. Он искушал меня и словно предлагал мне уединиться в спальне для того, чтобы иметь возможность прикоснуться к тем, принадлежащим Диме и Эмме вещам, которые открыли бы мне какие-то их тайны, сцены из их полной страсти и любви жизни.
– Послушай, Гарманов, – рассердилась вдруг я, вспомнив, как грубо он обошелся со мной после того, как я рассказала ему о «Принце и нищем». – То ты чешешь меня за ушами, как щенка, говоришь приятные вещи и делаешь вид, что веришь мне, а то вдруг грубишь, устраиваешь истерики, словно я навязываю тебе свои услуги. Ты все-таки определись, веришь мне или нет. Посуди сам, разве, надев шапку Аронова, я не перенеслась на киностудию, где в это время снимали фильм по Марку Твену? А Оксана Сударева? Она что, приснилась мне? Кстати, ты мне так ничего не рассказал про результаты эксгумации…
