Лана Черная - Так не бывает
— Привет, — поздоровался Сергей, переступив с ноги на ногу, и протянул Алексу руку.
— Что хотел? — жёстко спросил Алекс, проигнорировав приветствие. И руки не подал.
Корзин сжал кулак и засунул в карман.
— Поговорить, — ответил, с вызовом глядя на злого друга. Настоящего или уже бывшего — не разобрать.
— И всё?
— И всё, — согласился Сергей.
— Извини, Корзин, но разговаривать нам с тобой не о чём, — Алекс открыл дверцу, как Сергей схватил его за плечо.
— Алекс, послушай…
Начал было Корзин, но Алекс перебил его, резко развернувшись и схватив за галстук. Сергей захрипел, широко распахнув глаза.
— Нет, это ты послушай, — процедил Алекс, с огромным усилием подавляя желание разбить в кровь лицо другу-предателю. — За то, что нашёл Ирму, — спасибо. Теперь я твой должник. А в остальном…
— Эй, убери от него свои лапы! — возмущённый Леськин голос вынудил Алекса отпустить Корзина.
— Считай, тебе крупно повезло, что моя сестра тебя любит. Иначе я бы пристрелил тебя ещё три года назад. Уяснил?
— Что здесь происходит? — подбежавшая Леська схватила Корзина под руку. — Алекс? — ахнула она, рассмотрев в обидчике своего возлюбленного родного брата.
— Арриведерчи, голубки, — бросил он и сел в машину.
— Вечер перестал быть томным? — подтрунил Глеб, заведя мотор. Но Алекс промолчал. И только когда Глеб выехал из двора, попросил рассказать об Амине.
— Зачем? — в вопросе Глеба не было удивления, скорее непонимание.
— Я…
— Только не надо, — перебил Глеб, выкрутив руль вправо. Спальный район сменился клубами и бутиками. — Не надо изображать внезапно проснувшиеся отцовские чувства. Я всё равно не поверю.
— Я и не собирался, — Алекс почесал бровь. — Да и нет никаких чувств. Даже ненависти или злости. Ничего. Я просто хочу знать, какой она была. Просто знать.
— Да я сам толком не знал её, — выдохнул Глеб, свернув на обочину. Заглушил мотор и опустил голову на обхватившие руль руки. — Мне казалось, мы были друзьями. Она была такой…наивно-серьёзной. И очень редко улыбалась…
Глеб вспоминал, как учил её стрелять в тире конторы, где тогда ещё служил опером. И о том, как она частенько ездила с ним на места преступлений. Поначалу Глеба это злило, особенно после личной просьбы начальника и приёмного отца Амины. А потом он привык. Она была очень наблюдательной девочкой и могла стать отличным следователем. Но выбрала журфак. Потом уехала на стажировку за границу. Полгода они переписывались, потом Глеба комиссовали. От него ушла жена. И он надолго потерял связь с Аминой. А потом неожиданно пришла в гости. Она вытащила его из глубокой депрессии, помогла организовать собственное сыскное агентство. А когда погиб её отец — сильно изменилась. С Глебом разругалась и вновь надолго пропала из его жизни, чтобы свалиться как снег на голову вместе с ребёнком на руках. Она никогда ничего не рассказывала, не отвечала на его вопросы и бесконечно где-то пропадала. А Глеб занимался Матвеем. И не заметил, как привязался к мальчику, как к родному. Он даже предлагал Амине выйти за него замуж и усыновить Матвея. Но она восприняла его предложение по-своему и собрала вещи. Глеб не смог их отпустить.
Глеб рассказывал, как по просьбе Алекса искал Матвея. Впрочем, о том, что искал именно Матвея, Глеб понял не сразу. Разноцветные глаза, конечно, примечательная генетическая мутация, но не единичная. Ему пришлось по крупицам собирать информацию. Самое сложное было найти акушерку, принимавшую роды у Ирмы. Но он нашёл. В израильской клинике для онкологических больных. К сожалению, рассказать ему она ничего не успела. Умерла в день его приезда. Глеб зашёл в тупик, но ему помогла её внучка. Выяснилось, что женщина с юности вела дневники. И интересующая Глеба история тоже оказалась на страницах одной из толстых тетрадей. Так он вышел на Павла Соколова, который значился отцом ребёнка. Именно он забрал малыша, заплатив крупную сумму денег за молчание медиков. В итоге Ирме сказали, что её ребёнок умер. Добраться до Павла тоже оказалось непросто — он лежал в тюремной больнице с неутешительным диагнозом: ВИЧ. Но с Павлом он так и не поговорил. Не понадобилось. Внучка акушерки неожиданно вспомнила, что накануне смерти к бабушке приезжала журналистка Лидия Тюрина. После её визита бабушке внезапно стало хуже. Глеб «пробил» эту девицу, её статьи и расследования, и всё понял. Сложился паззл. И хоть на студенческой фотографии она была практически неузнаваема, Глеб не ошибся. Посетителей Павла он выяснял через Игната исключительно, чтобы удостовериться в своей правоте. В списке фигурировала та самая Лидия Тюрина. Которая на самом деле была его Аминой. Тогда он понял всё и о Матвее.
— Такая вот история, — заключил Глеб, поморщившись. И сжал правое бедро. Говорить о намерениях Амины завладеть всем состоянием Ирмы он не стал. Пусть лучше она останется сумасшедшей мстительницей, нежели корыстной тварью. Деньги — слишком банальное оправдание её поступкам. — Ладно, всё это лирика. Хотел знать — знай на здоровье. Что дальше-то делать собираешься?
— Есть одно дельце, — Алекс криво усмехнулся. — Последнее. На вокзал подбросишь?
— Не вопрос, — согласился Глеб, провернув ключ в зажигании…
…Маленький курортный городок, расположившийся у подножия швейцарских Альп, в этом году пользовался невероятной популярностью. И Алексу не составило труда влиться в неиссякаемый поток туристов, желающих отдохнуть на заснеженных горных склонах. Нужный ему дом находился на окраине посёлка, недалеко от лыжной трассы. Алекс всё-таки нашёл старого академика. Благодаря Марине, которая приезжала сюда три года назад. Спустившись вниз, Алекс спрятал лыжи в сугробе и, петляя между одинокими деревьями, вышел к двухэтажному деревянному дому. Тёмная дверь, украшенная рождественским венком, была не заперта. Словно его ждали.
Осмотревшись по сторонам, Алекс тихо вошёл и замер на пороге. В нос ударил аромат сигары: пряный с примесью влажной травы и ноткой шоколада. Детский страх, давно затихший и сменившийся рассудительной осторожностью, неожиданно сковал сердце, парализовал разум. Мурашки пробежали по телу, впиваясь в кожу сотней ледяных игл. Он коротко выдохнул и ступил на паркет. Прикрыл двери, достал из кобуры пистолет, снял с предохранителя, проверил глушитель. Втянул носом пропахший елью и сигарами воздух. Травянисто-шоколадный запах не давал нормально дышать, дурманил разум, оживлял прошлое. Но он упорно гнал от себя мысли. Ещё будет время забыться воспоминаниями. Сейчас его нет. Как собака, Алекс шёл на запах, терзающий его с детства. Мерещившийся повсюду, не дававший спать. Жить…
Он миновал холл с наряженной ёлкой, длинный коридор с рядом одинаковых и запертых дверей. Одна была приоткрыта. В самом конце. Он остановился, прислушиваясь. Из кабинета доносился мужской, прокуренный голос. Ледяной и жестокий. В проёме появилась немолодая рука с тёмной сигарой. Исчерченная морщинами и лишённая мизинца. В памяти всплыли картинки давней аварии.
Разбитое лобовое стекло… Окровавленный отец за рулём… Ещё живой… Скрип искорёженной двери… Чья-то рука в перчатке с «пустым пальцем»… Резкий, заполнивший салон машины запах, который преследовал Алекса всю жизнь. Чёрное дуло у головы отца… И хлопок, будто лопнул пакет кефира…
Алекс вытер выступивший на лбу пот и толкнул дверь. Та с размаху стукнулась о стену. Человек, сидящий в кресле, выронил сигару и резко обернулся. На Алекса смотрели серые глаза человека, убившего его родителей. Человека, которого Алекс искал долгие четырнадцать лет. В один миг лёд в непроницаемом взгляде растаял, уступая место дикому, первобытному ужасу. Старик схватился за горло.
— Ты? — прохрипел он. — Не может быть…
Алекс не ответил. Поднял пистолет.
— Ты что, сынок? — старик попытался встать, но не смог. — За что?..
Стиснув зубы и сдерживая горячую ненависть, подтачивающую изнутри, Алекс вынул из внутреннего кармана чёрно-белое фото родителей и положил на стол перед седовласым стариком.
— За них, — выдохнул он.
Взглянув на снимок, старик совсем сдал. Исчезли последние признаки человечности. Мерзкая гримаса перекосила морщинистое лицо.
— Ублюдок всё-таки выжил и явился сюда, чтобы отомстить? — и рассмеялся. Хрипло и жестоко. — Кишка тонка! Ты же, как твой папаша — трус и слюнтяй. Ну, давай стреляй. Ну… — старик поднялся, смял фото и посмотрел на Алекса. Что он там увидел, известно ему одному. Но он весь сжался, сразу стал никчёмным.
Алекс усмехнулся, опустив пистолет. Страха не осталось, потому что некого было бояться. Ненависть тоже отпустила Алекса из многолетних объятий. Ему больше не нужно было мстить. Жизнь давно рассчиталась за него, отняв у старого, одинокого академика самое дорогое — власть.
